Пятикнижие Родионова
Смута, модерн, Советский Союз, современность, межвременье – сегодня речь пойдет о пяти новых русских прозаических текстах, из которых, как из льдинок в известной сказке, можно попробовать собрать слово «вечность».Гала Узрютова, «Выбор воды». Издательство АСТ, редакция Елены Шубиной, 2024 – 366 с. «Разве нет никакой другой дороги, кроме дороги вдоль воды?» В названии этого романа таится двусмысленность согласования существительных – и это неслучайно. Диалектика, однако: и ты выбираешь воду, и вода выбирает тебя.
Итак, есть героиня по имени Кира. Она радикальный вегетарианец, к мясоедам относится даже не с опаской – с полным отчуждением. Во времена полуголодного волжского детства родители зажарили подаренного окуня, с которым девочка успела подружиться. Теперь взрослая Кира путешествует по Словении (и ранее – везде) с рюкзаком, заполненным косточками рыб и домашних животных – при чтении отдельных эпизодов книги отчетливо слышится «клок-клок» из мешка маркесовской бродяжки Ребеки. Но все её дороги так или иначе будут пролегать вдоль воды, которая обязательно придёт.
«Выбор воды» – очень поэтическая проза. Не в смысле какой-то необыкновенной кудрявости слога при общей туманности фабулы. Все проще: этот текст выстроен так, как обыкновенно пишут стихи. Минималистичная отделанность и неожиданность деталей. Внимание к языку. Анафоры, ритмические повторы. Вода – звукопись, детство – рефрен в духе Заболоцкого. Того, где про хорька, пьющего мозг из птичьей головы. Множество водных тропов. Наконец, бесконечное разнообразие возможных трактовок смысла текста и авторской задачи, как в настоящей поэзии всегда и бывает: так предметы проступают сквозь тот самый цветной туман, окутывающий мир и делающий его странным.
Андрей Бычков, «Антропологическое письмо». Издательство «Алетейя», 2024 – 378 с.«У нас всё внутри уже забито моделями, представлениями... у нас нет свободного пространства, а потому и нет свободного письма». Собрать из курса лекций, даже самого занимательного, цельную концептуальную книгу – дело непростое. Необходима, в числе прочего, авторская индивидуальность – новизна и подхода, и идей, и стиля. Иначе книга рискует превратиться в университетский сборник статей – тяжеловесный и безликий.
Разбирать «Антропологическое письмо» можно долго и обстоятельно; отметим здесь несколько интересных аспектов книги. Во-первых, лектор, известный прозаик Андрей Бычков, подобрал для своего курса характерные (с ударением на второе «а») писательские фигуры – либо протомодернистские, либо модернистские. Гоголь, Достоевский, Толстой, Чехов, Леонид Андреев, Андрей Белый, Набоков, Кафка, Джойс, Пруст, Беккет, Арто – добавить в этот ряд кого-нибудь можно, а вот исключить – едва ли. По мере того как усложняются художественные методы и приемы представленных литераторов, лектор добавляет все новые и новые «кольца оптики», сквозь которые можно и нужно рассматривать тот или иной текст. И видеть в нём шаг в бессознательное или в посмертие, альтернативную реальность, победу поражением, поэзию, сложноустроенную игру... Все точки зрения будут верны – и ни одной из них смысл творчества не исчерпывается.
А во-вторых, «Антропологическое письмо» – совершенно неожиданно – текст многоголосый, полифонический. Не только лектор, но и слушатели обретают голоса, постепенно становятся узнаваемыми. И в них потихоньку тоже проклевываются авторы. Такой вот вечный мистический круговорот: духи гениев через медиума-лектора обучают новопосвященных.
Ольга Ерёмина, «Дикая карта». Издательство АСТ, редакция КПД, 2024 – 320 с. «Пели согласно, сурово. Кому завтра придётся погибнуть за Троицу да за други своя?»Смутное время – что в широком общественном восприятии, что в нашей литературе – тема воистину смутная. Были, значится, Борис Годунов (спасибо Пушкину за это), Лжедмитрий, а также какие-то ушлые поляки, которых прогнали Минин и Пожарский. Конечно, в таком описании есть элемент гиперболизации – но эта важнейшая веха отечественной истории действительно несколько «затемнена». Впрочем, попытки пролить на неё свет, в том числе и через художественные тексты, предпринимались неоднократно; иных уж нет, а те далече.
Роман Ольги Ерёминой «Дикая карта» – ещё одна такая попытка, имеющая все данные для того, чтобы стать удачной. В том числе и потому, что в этой книге счастливо совпадают два важных художественных пласта, соединить которые непросто.
Итак, с одной стороны, это подчёркнуто национальный текст. Проделана, и это видно, большая работа с документами, фактологией, воссозданием быта эпохи. Большое внимание уделено языку – иногда даже чрезмерное, что несколько утяжеляет текст (особенно инверсиями). Широкими убедительными мазками, как и положено в эпосе, даны характеры героев – воеводы Жеребцова, владыки Иоасафа, простых защитников монастыря. Наконец, наличествует в романе и прямой нравственный посыл, подающийся не риторически, но через перипетии самого повествования.
Но «Дикая карта» попадает и в общечеловеческие архетипы. В том числе и в древнейший из сюжетно-литературных – эпос об осаде города. На символическом уровне картина получается следующая. Троянцы, несмотря на ум Приама и мужество Гектора со товарищи, обречены на поражение – проступок Париса ложится на крепость проклятием. В Троице-Сергиевом монастыре тоже есть свои мудрецы и герои. Но главное – отягощены грехом на этот раз не осажденные, а осаждающие. Следовательно, сюжет с осадой обреченного, казалось бы, города можно переиграть. И русская Троя, даже названием созвучная гомеровской, обязательно выстоит.
Ирина Лазарева, «Золотые жилы». Издательство «Феникс», 2024 – 477 с. «Куда манила эта истончающаяся нить заката, на которую, словно огненная бусина, был нанизан край солнечного диска? Какими обещаниями теснила молодую грудь, зачем щекотала нервы еще так мало видевшего в своей жизни человека?»Объемистые семейно-исторические саги на советском материале как-то пропали из списков «актуальной интеллектуальной литературы». Впрочем, это неудивительно: сначала читателей закормили сибирскими/казачьими и прочими родовыми историями, а затем редкий премиальный год обходился без книги про очередного талантливого интеллигента, гонимого советской властью и походя рушащего судьбы красивых женщин. Сейчас же изредка промелькнёт текст о трагической истории того или иного народа – что-то, как говорится, на деколониальном – а дальше снова тишина.
Все вышесказанное не означает, что подобные художественные тексты не появляются совсем. Напротив. Их немало, просто они не слишком подсвечены. Есть и любопытные, как «Золотые жилы» Ирины Лазаревой.
Так раньше писали романы-эпопеи. В книге есть частные сюжетные линии – семейные, любовные. Есть долг, честь, сомнения и метания. Есть пейзажи – обстоятельные, широкие, как наша тогдашняя страна. Есть, как водится, без вины виноватые. Есть дилемма между государственной необходимостью и разлетающимися в разные стороны людьми-щепками. Есть и куски большой истории – документально-сухие, фактологические. Словом, всё по рецептам уже упоминавшихся романов-эпопей.
Пожалуй, не всякий читатель сегодня сможет с головой погрузиться в такую книгу. Тут, помимо интереса к схожим сюжетам, необходим навык постепенного, медленного (в старом смысле) чтения. Но если он имеется и не утрачен – роман Лазаревой написан именно для вас.
Данила Катков, «Сказки Синезубой Греты». Издательство «Перископ-Волга», 2024 – 160 с. «Когда всё начинаешь сначала, ищешь что-то хорошее, что могло бы оправдать если не старания, то хотя бы факт бытия». Новый роман прошлогоднего лауреата «Болдинской осени» (номинация «Проза») Данилы Каткова невелик по объему, но при этом буквально нашпигован непохожими друг на друга мини-сюжетами. Благо, композиция позволяет: автор-вожатый собирает у костра благодарных юных слушателей и рассказывает им истории. И они, истории, оживают. А тропы начинают расходиться в самые неожиданные стороны – метафизические, жанровые, языковые, временные, географические. В романе пестро, как в калейдоскопе – и при этом всё сплетено в замысловатый геометрический узор, подчинённый общему замыслу.
Рассказчик, подобно герою гумилевского «Заблудившегося трамвая», постоянно перерождается – причём, что называется, в культуру. И, поскольку сам к этой культуре и принадлежит, всецело осознает стоическую трагичность своего положения. Ему остается лишь цепляться за тёплые приметы очередного бытия (за Францию Бурбонов, за ибсеновскую Скандинавию или, натурально, Саратов). И, конечно, верить в свою Машеньку. То есть, разумеется, в Грету.
А там, глядишь, и до Индии духа недалеко.
скачать dle 12.1
