Обзор книжных новинок от 16.03.15

Андрей Геласимов. Холод. – М.: Эксмо, 2015.

Модный московский режиссер прилетает на Север в родной город: разобраться с делами, встретиться со старым другом, взглянуть в глаза своему прошлому. Внезапно везде отключается электричество, на улице минус 50, город оказывается на краю гибели. «Холод» настолько же основан на реальных событиях (детство автора прошло в Якутске, несколько лет назад в этом городе случилось массовое отключение тепла, правда, быстро ликвидированное), насколько и срежиссирован – причем кинематографичность текста скорее играет против него. Конечно же, холод – это метафора человеческого отчуждения; разумеется, катастрофа – лишь фон для происходящего в душе героя; известная предсказуемость ситуации и типажей, видимо, неизбежна – но нельзя ли было обойтись без то и дело встречающихся на пути героя «роялей в кустах»?


Денис Драгунский. Вид с метромоста. – М.: АСТ, 2015 (Редакция Елены Шубиной)

Очередной сборник рассказов: новая книга «Вид с метромоста» плюс две старые – «Пять минут прощания» и «Взрослые люди». О чем? «Главное для меня – фабула. То, что происходит. Резкие повороты действия, находки, узнавания, срывание масок, неожиданные открытия… А самое важное событие, происшествие и сюжет в жизни человека – это любовь. Поэтому все мои рассказы – о любви», – объясняет автор. При этом разницу между «старым» и «новым» Драгунским усмотреть непросто: опять, что называется, веришь каждому слову, опять удивляешься сюжетным решениям и догадываешься, что запаса рассказов (и повествовательных приемов, с помощью которых они конструируются) автору хватит еще не на одну книгу.


Линор Горалик. Вот, скажем… – Ridero, 2015.

По форме – сборник коротких историй «про людей», ранее публиковавшихся в «Снобе», «Ленте.ру» и других изданиях; по сути – коллекция любовно обработанных автором осколков реальности. «Истории эти, – объясняет Горалик, – будут в чистом виде прозой, но в качестве исходного толчка я буду опираться на что-нибудь рассказанное мне, услышанное мной, увиденное при тех или иных обстоятельствах – что-нибудь реальное и живое», потому что «всё утекает сквозь пальцы, всё». «…Вот, скажем, историк Р. печально говорит сыну, только что вернувшемуся от адвоката по бракоразводным делам: "А я тебе еще в самом начале говорил: "Посмотри, у нее в ЖЖ три тэга: собачки, лошадки и апробативная этика…"». Мило и трогательно.


Михаил Веллер. Бомж. – М.: АСТ, 2015.

Натуралистичная «энциклопедия русской жизни», изложенная современным бомжом – без  имени, но с нестандартной («из князей в грязь») биографией и склонностью к пространным философским рассуждениям: «Бомж – это наш русский Будда. Не делай ничего, довольствуйся минимальным, получай удовольствие просто от жизни. Так Седой однажды сказал. Он любит философствовать. Я спросил: ага, а если в Париже бродяги под мостами живут и ни хрена не делают — так это французские Будды? А в Лондоне при Оливере Твисте жили английские Будды? Он подумал и сказал, что я прав. Мы заграницу ни хрена не знаем, поэтому все, что не соответствует порядку и здравому смыслу, считаем типично русским. А на самом деле везде люди одинаковы». В финале бомж, как герой сорокинского «Дня опричника», задает приятелю-экстрасенсу самый важный вопрос «Что дальше будет?». Сорокинская гадалка отвечала: «Будет ничего», веллеровский герой более конкретен: «Будущее началось вскоре после окончания русско-украинской войны. Началось оно с кремлевского переворота». Далее стране предрекаются распад и «бомжевание». Веллер есть Веллер, злоба дня неизбежна.


Александр Жолковский. Напрасные совершенства и другие виньетки. – М.: АСТ, 2015 (Редакция Елены Шубиной)

Не первое, но самое основательное собрание виньеток Жолковского – человека с очень богатой для академического филолога биографией, отличной памятью и широким арсеналом рассказчицких приемов. Издательский же бренд «Шубина» окончательно переводит мемуарно-филологические заметки в разряд высокой литературы. Собственно, достоинства виньеток давно замечены и описаны, да и что может быть скучнее, чем филологические рассуждения очередного рецензента о насквозь литературной филологической прозе? Так что скромно констатируем: профессор далеко не лопух, и аппаратура при нем, при нем.