ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Сухбат Афлатуни: «Не нужно бояться изобрести велосипед»

Сухбат Афлатуни: «Не нужно бояться изобрести велосипед»


Беседа с Вадимом Муратхановым
(На фото - Сухбат Афлатуни и Вадим Муратханов)


Вадим Муратханов: В этом году в журнале «Октябрь» завершилась публикация твоей трилогии «Поклонение волхвов». В отличие от твоих предшествующих повестей и романов, написанных в основном на современном среднеазиатском материале, действие трилогии разворачивается в трех различных эпохах и разных географических точках: Москва, Оренбург, Ташкент... Как и когда появился замысел?

Сухбат Афлатуни: Замысел… Откуда он появляется? Из воздуха. Воздух этот, конечно, не чистый озон – все-таки насыщен разными литературными парами… Но как-то рассудочно ответить все равно сложновато. Скажем, так. Мне было интересно написать исторический роман. Большой, с людьми. Главные герои, массовка. Костюмы. Исторических романов до этого я ведь не писал.

В. М.: Исторический роман требует каких-то принципиально новых навыков от романиста? Язык, психология героев, воздух эпохи… Что потребовало наибольших усилий? Какая из трех частей далась труднее в плане реконструкции времени?

С. А.: Да, требует (это я о навыках). Поэтому, наверное, и взялся. Я могу работать, только постоянно усложняя задачи. Увеличивая на бегу количество препятствий. Постоянно ставя самому себе подножки. Исторический роман – сложный роман, технически сложный. Легко соскользнуть в стилизацию. Или, наоборот, в небывальщину. Насчет «реконструкции времени»… Наверное, в третьей книге было тяжелее. Приходилось именно «реконструировать»: в двух первых я просто… было больше свободных фантазий на историческую тему. Сороковые годы девятнадцатого века. Первое десятилетие двадцатого. Все это далеко, в туманах, можно дать руке больше свободы. А в третьей книге, где начало семидесятых…

В. М.: Да, как раз хотел об этом спросить… Нет ли опасности при максимальном временном приближении – описывая советские семидесятые – идентифицировать психологию, мышление и язык героев с современными?

С. А.: Не то что соблазн. Я ведь то время помню. Но я тогда был ребенком, восприятие мое было детским, и воспоминания – соответственно… А читатель, кому за пятьдесят, он был уже взрослым. И он может сказать: «Стоп! Какие-такие сигареты «Друг» во времена Шекспира?» И герой у меня там взрослый, ему по тексту сорок уже было. Так что не исключено, что реконструировал что-то не так. Но это… От этого не застрахуешься. Вяземский критиковал Толстого за то, что тот 1812 год не так изобразил…

В. М.: Вяземский это все помнил…

С. А.: Ну да. А Толстого еще на свете не было. С другой стороны, и когда о современности пишешь, возможны неточности. И еще, ведь иногда автор даже сознательно идет на них. Это такие метки для читателя: дорогие, это вымысел.  

В. М.: И все же, наверное, у автора исторической прозы должны быть какие-то, условно говоря, языковые буйки, за которые нельзя заплывать. Зарубки, метки, чтобы не свернуть с тропы, вне которой теряется историческая убедительность и достоверность…

С. А.: Да, язык… Язык того времени. Это очень важно. Но я хотел бы закончить о достоверности. У Фейхтвангера в «Войне иудеев» в Риме ходят в шляпах. А полководцы называются фельдмаршалами. Вообще много там не «римских» реалий. И историческая достоверность от этого не исчезает. Олеша писал, что она усиливается у Фейхтвангера от этого. От введения современных слов в историческое повествование. Или, например, у Айтматова в «Плахе» римский воин топает сапогами. Не уверен, правда, что у Айтматова это был сознательный прием, как у Фейхтвангера. А может, и был.

В. М.: Труднее или легче писать трилогию такого масштаба, когда она публикуется по мере создания – в разные годы? В случае с «Волхвами» – с 2010 по 2015 год. С одной стороны, факт публикации одной части может давать дополнительный импульс к работе над продолжением. С другой – нельзя обратиться вспять, переписать что-то в первых частях, привести какие-то мотивы к общему знаменателю…

С. А.: «Труднее – легче», сложно сказать. Главная трудность – чтобы никакие трудности не отражались в самом тексте. Чтобы он даже не вызывал мыслей, что вот тут ты попотел, а в этом месте головой об клавиатуру побился. Все легко, полетно… Остальное – твоя «кухня»; задний двор, где сжигают отходы. А насчет импульса… Грешен, главным импульсом были «напоминалки» из «Октября», спасибо им… Особенно при написании второй и третьей книг. «Как там роман?», «Когда можно ждать?» И я, как Лиса из сказки: да-да, «одеваюся», «собираюся», пишу-пишу… И ползу к компьютеру.

В. М.: Можно ли вообще говорить о «вдохновении» применительно к воплощению столь масштабного замысла? Или здесь оно полностью замещается понятиями другого ряда – упорством, усидчивостью, способностью к конструированию?

С. А.: О вдохновении (даже без кавычек) говорить можно… но не самому автору. Когда сам начинаешь говорить, что вот, мол, я испытал… мне явилось… Это у романтиков хорошо получалось, у них там и музы ходят, и гении крыльями машут, все в порядке. Канонический язык описания для всего этого был. А у современного автора это уже звучит как пошлость. Как такое самораздевание. Пусть кто-то со стороны судит, на каких дровах у меня там все варилось.

В. М.: Хорошо. А насколько востребован сегодня жанр исторического романа?

С. А.: В каком смысле? Есть литературная востребованность, есть коммерческая. Есть, проклевывается, политическая… Они почти не пересекаются.

В. М.: Когда читаешь исторические романы последних лет, есть ощущение исчерпанности жанра в его классической форме. Сочинения Акунина, «Вольтерьянцы и вольтерьянки» Аксенова… В той или иной мере современные исторические романы и повести содержат в себе элементы литературной игры, стилизации, а иногда и прямой пародии.

С. А.: Ну, думаю, Аксенов и Акунин здесь не совсем показатель. Акунин – это масслит; талантливый, умный масслит. «Вольтерьянцы» – где-то на грани масслита. Исторической прозы сегодня много и в области некоммерческой литературы. Очень разной. Тут и Юзефович, и Шаров, и «Возвращение в Панджруд» Волоса, и «Архитектор его величества» Заграевского, которого ты рецензировал… И «Каменный мост» Терехова. И… не наперечисляешься. При исчерпанности так много не родится. А что касается игры, пародии – это, опять же, не признак исчерпанности. Это всегда есть в литературе, исторической в том числе. В шекспировских хрониках, например. Просто это для нас не всегда видно.

В. М.: А как бы ты в этом отношении охарактеризовал своих «Волхвов»? Насколько могу судить, наиболее свободна и отвязана от традиции оказалась третья, заключительная часть, действие которой происходит в придуманном тобой Дуркенте.

С. А.: Вполне сознательная есть пародия. Скрытая. Первая книга – на исторический роман. Вторая – на детективный. Третья, о которой ты упомянул, – на фантастический… Впрочем, даже там, где вроде есть исчерпанность и, кажется, все сказано… Не нужно бояться изобрести велосипед. Все равно твой «велосипед» не будет похож на остальные. Главное, чтобы на нем можно было ездить.
 
В. М.: Легко ли профессиональному прозаику, живущему за пределами России, писать русскую историческую прозу? Ощущается ли дефицит каких-либо составляющих писательского ремесла? Имею в виду, например, доступ к архивным фондам, общение с экспертами. Или же для современного писателя, вхожего в Интернет, место проживания не имеет никакого значения?

С. А.: Насчет «запределов» – это отдельная тема. А вспомним тогда Алданова – обходился как-то мужик без Интернета... Надо жить там, где тебе достаточно хорошо – чтобы ты мог жить. И достаточно плохо – чтобы ты мог писать. Архивы, общение – это уже технические нюансы.

В. М.: Нет ли у тебя ощущения, что современные состоявшиеся авторы, пишущие на русском, поделены между порталом «Журнальный зал» и миром издательств? Что эти миры не слишком-то пересекаются и имеют разную аудиторию? Ты, скажем, принадлежишь больше ЖЗ-пространству: много крупной прозы, вышедшей в «толстых» журналах, и всего две прозаические книги за пятнадцать лет работы в литературе.

С. А.: Точнее, полторы. Вторая была издана «Дружбой народов» на какой-то грант и ее нельзя было продавать. Совсем. Так что она проскочила мимо книжных и вообще, кажется, мимо читателя. А что делать? Не с вертолета же разбрасывать… Спасибо, что издали. Присутствие в книжном магазине тоже ведь сегодня мало что значит. Ну, будет там лежать твоя книжка. Лежать, лежать… где-нибудь в дальнем уголке, седея от пыли… Для меня сегодня книжный – обычный книжный – это такой вражий стан. Я туда проникаю только как наблюдатель… Смотрю на людей, на то, что им там втюхивают… Нет, конечно, только «Журнальный зал» – тоже не выход. Да и не уверен, что авторы, как ты говоришь, «поделены». Вначале роман обычно выходит в журнале – и попадает в «ЖЗ», через несколько месяцев выходит книжка.

В. М.: Хотел бы ты однажды увидеть трилогию о волхвах под одной обложкой? Или для тебя нет принципиальной разницы, в каком формате она дойдет до читателя?

С. А.: Главное, чтобы дошла. Хотя – кто спорит?.. Издаваться надо. Да и приятно, наверное, подойти к книжной полке, провести пальцем по корешкам. Если говорить о «Волхвах»… Да, было бы неплохо все собрать. Может, и выйдет. Ремесло писателя ведь состоит на семьдесят процентов из умения писать и на тридцать – из умения ждать.




Фото Сергея Костырко и Санджара Янышеваскачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
3 683
Опубликовано 14 июл 2015

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ