Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
 Юлия Качалкина |
Зависимость от издателя - важный аспект в писательской жизни даже для самостоятельных авторов, пробившихся к славе. Об особенностях профессии, спросе и предложении с шеф-редактором редакции «Времена» издательства «АСТ» Ильёй Данишевским и ведущим редактором современной русской прозы издательства «Эксмо» Юлией Качалкиной побеседовал Борис Кутенков. |  Илья Данишевский |
И. Д.: Учеба не решала для меня подобной задачи. Ее назначение, как и работы, - решение душевных проблем. Но парадигма Литинститута (мы ведь говорим о средней по больнице атмосфере?) никак не помогла мне профессионально; это другой дискурс, хотя, конечно, во всем остальном – Лит удобно центрирует меня, и занимает важное место. Но вряд ли по каким-то легко объяснимым причинам. Я никогда не сопротивлялся ему и – никогда – не мог согласиться. Мне всегда было как-то «иначе», хотя многое в нем/или вопреки (опять же не совсем очевидное) повлияло на формирование моего вкуса. Что до запросов – я не считаю, что он отвечает или пытается отвечать на них. Как издательско-потребительских, так и запросов литературы. У него какая-то другая история. - Юлия, Вы окончили факультет журналистики МГУ. Адресую Вам тот же вопрос, что Илье: насколько помогает обучение в Вашей деятельности? Ю. К.: Да, я золотой медалист и аспирантуру окончила там же, только не защитилась. Я уже семь с половиной лет служу в издательстве и думаю сейчас, что такое образование скорее мешает мне, чем помогает. Я слишком хорошо разбираюсь в текстах и в литературе в целом, чтобы делать «коммерчески успешный продукт». Понимаете, когда сначала собираешься стать доктором филологических наук, а становишься редактором (потому что доктору в нашей стране прокормить себя гораздо сложнее), много сил уходит на опрощение, облегчение отношения к предмету. Не скажу, что это просто, но это жизнь. И я люблю свою работу. - Как происходит, что молодой выпускник РГГУ и Литинститута (в первом случае; во втором - выпускник МГУ) оказывается на должности редактора крупного издательства? Нормальная ли это ситуация или скорее исключение из правил? И. Д.: Издательская работа – это каждодневное решение ребуса, это требует логики и внутреннего опыта. Это также требует наличия юридической, экономической и полиграфической осведомленности, - я не помню, чтобы Лит как-то развивал меня в этом. Думаю, я просто выпустил это. Впрочем, меня всегда интересовали именно ребусы и способы их решения, внутренние ребусы – и невозможность их решения. Если понимать, что мое «настоящее» - не более чем продукт «прошлого», то да, думаю, все закономерно. Если же суть вопроса – в пригодности гуманитарной базы означенных мест для крупного издательства – то да, эта база пригодна и весьма уместна. Ю. К.: Наверное, у всех происходит по-разному. У нас в издательстве выпускников МГУ не сказать что много. Большинство моих бывших однокурсников сейчас работают в СМИ, кто-то даже во властных структурах. Нас готовили не столько к журналистике, сколько к работе с людьми в информационном обществе. Вот каждый по-своему и разворачивает свои способности. Например, моя однокурсница по кафедре литературно-художественной критики Лера Пустовая служит в литературном журнале «Октябрь», я там тоже отработала первые три года после окончания Университета и страшно благодарна этому журналу и его сотрудникам за то, что они меня многому научили. В издательство перешла случайно: появилась вакансия редактора и меня на нее позвали по знакомству, предложили хорошие условия, мне понравился Директор (Леонид Шкурович – сейчас он гендиректор концерна «Азбука-Аттикус»), мы славно сработались. - Расскажите, пожалуйста, немного о том, как протекает сегодня работа крупного издательства. Ю. К.: Ну она протекает очень насыщенно;) Мы ведь не редакторы в классическом понимании слова. Да, мы очень много читаем, порой сами редактируем тексты, общаемся с авторами, но кроме этого мы еще и менеджеры издательского процесса: следим за типографиями (сроки изготовления тиражей), просчитываем кучу всякой финансовой информации по проектам, инициируем рекламные кампании, постоянно общаемся с сотрудниками книжных сетей и магазинов. Рабочий день не нормированный, поэтому каждый раз радуешься возможности передохнуть и ничего не читать, даже этикетки на продуктах. И. Д.: Осознание задачи – решение задачи. Эта работа протекает точно так же, как всякая другая. Это рутина + алхимическая практика. Математически-четкое понимание информационного поля, а также информационной политики этого поля, уместности той или иной рукописи в этом пространстве. Можно считать это спросом-и-предложением, можно – редакционным произволом + произволом потребителя, их консенсусом, торжеством позиционирования, релевантности, PR, маркетинга и личной индивидуальности. - Что сегодня наиболее активно читают, кого – и какими критериями руководствуются при выборе чтения? И. Д.: Думаю, как и всегда – того, кого хотят. Если доступность и обнажает плохие вкусы, все же склонен винить вкусы, а не доступность. Элитарное чтение для индивидуальных жизненных историй. Так как я не считаю индивидуальность пути (за случайностью и элементом принуждения извне) – достоянием, можно назвать «элитарное» - «маргинальным». Я участвую в «маргинальных чтениях», и не считаю, что это хорошо. Вероятно, инаковость должна радовать, но радость – надоедает. Но все же, пока всем и вся не надоело радостное чтение – оно побеждает. Книга-друг, книга-любовница, никаких хлопот – только добавь воды. Что до имен – они мне кажутся аксиомно-известными. Мне жаль, но современные литературные процессы – это не «красные» и «белые», это релаксация после асфиксии первой революции, и цепи болезненных перемен – это ремиссия во время чумы. В «Декамероне» всем также не до экзистенций. И единственное, что я могу про это сказать (от самого себя) – это скучно, особенно если ты живешь с искренней позицией, что чума – прекрасна. Ю. К.: На первую часть вопроса ответить могу, на вторую – нет, тут надо спрашивать читателей. Наиболее активно читают сентиментальную прозу российских и зарубежных авторов, фантастику. Если пытаться очень грубо определить критерии «почему так?», то они такие: наличие динамического сюжета, не очень сложный литературный слог, без всяких стилистических выкрутасов, наличие счастливых финалов и понятной нехитрой морали. Думаю, что на выбор читателя влияет в первую очередь цена, во вторую – тематическая заинтересованность. Книги сегодня – дорогое удовольствие, даже если ты их очень любишь, ты их не всегда купишь, увы. - А, в свою очередь, какими соображениями руководствуются издатели, когда принимают решение о выпуске той или иной книги? Как определяется успешность книги и каким образом при этом принимается во внимание аудитория? И. Д.: Книга должна иметь витальность, она должна быть правильно экипирована в дальнее плавание. Какая разница, что является морем – великие волны маркетинга, шторм тренда или риф очевидного скандала? Ю. К.: Ой, ну это слишком широкий вопрос. Ведь книги разные – по одной решение принимается по таким причинам, по другой – по другим. Мы каждый раз собираемся на редколлегию, обсуждаем эстетические, этические достоинства рукописей, коммерческие и репутационные перспективы. Чтобы книга была издана, должно сойтись очень много разных факторов. Но первый импульс, конечно, заинтересованность редактора в материале. Если понравилось то, что прочел, у рукописи больше шансов быть изданной. - Что сейчас происходит с выпуском поэзии в крупных издательствах? И. Д.: Кажется, ничего особенно интересного. Видимо потому, что сам факт выпуска – не очень интересен. Я не считаю, что это «ЭВРИКА, ОНО ЖИВОЕ!», это не катарсис моего формата. Но я выступаю издателем поэзии. Алины Витухновской или Галины Рымбу, к примеру. Но это все же не только история про поэзию, это – про «персонажей», существование которых лично я не могу игнорировать. Наверное - для меня - поэзия перестала быть участником исключительно литературных процессов, это больше не только про красивый порядок слов, звучные ритмы, это – опять же для меня - не про лирику. Так как для крупных издательств издание поэзии связано с крупными экономическими рисками, мы не можем позволять жизнь, к сожалению, только лишь тому, что хорошо само по себе, но при этом не жизненно необходимо. Я открыт к поэзии. С радостью бы издал Линор Горалик и многих других. Ю. К.: Я занимаюсь, слава богу, только прозой. Поэзия сегодня в не очень понятном положении: то ли она часть литературного процесса, то ли она часть шоу-бизнеса (я намекаю на успех Верочки Полозковой и Евгении Васильевой). И поэту сегодня все чаще приходится самому себе отвечать на вопрос, с кем ты, Поэт? - Илья, в переписке Вы упомянули «конфликт молодой литературы и крупных издательств». Расскажите об этом подробнее… И. Д.: Самая основная проблема, с которой я сталкиваюсь, это – издай меня, вот прямо сейчас, этот рассказ или мою очень крутую повесть, или вот на тебе миниатюру, издай немедленно, прямо сейчас, можно завтра (?), а можно, чтобы это не в сборнике, а только моя миниатюра (?), сделай это немедленно, я победил в конкурсе самой красивой буквы О в слове Отчаяние… - то есть безумие. Безумие и в других срезах является главной проблемой человечества. Если бы молодой литератор задал себе один вопрос перед отправкой рукописи издателю – «что подумает моя мама, когда прочтет это?» - карма многих людей осталась бы чистой. Книга – это книга. У нее есть бэк, продолжительность жизни, количество страниц в конце концов. Ее существование всегда должно быть уместным. К сожалению, четыре страницы текста не могут существовать в виде книги, и мне странно, что кто-то не догадывается об этом. Кажется, все мы видели, как выглядит то, во что хотим превратить нашу рукопись. Если мы про внутренние конфликты (я не помню, о чем говорил в переписке), то сам факт конфликта – всегда очень важен. Очень приятно быть здесь или там. И если любой идее нужна реакция, чтобы она «свершилась», молодая (но не представленная издательствами) литература свершает ее сквозь конфронтацию. Изданная (и даже неудачная) может воплощаться сквозь банальный охват читательской аудитории. Ю. К.: Да, определенный конфликт есть, но он чисто рабочий, не этический, не эстетический. Есть авторы известные, с портфелем многажды переизданных произведений, узнаваемые, любимые публикой. А есть новички. Которым кажется, что у них тоже сразу должна возникнуть известность. Конфликт зачастую в том, что новые писатели хотят все и сразу: славу, тиражи, деньги. Но при этом не очень собираются трудиться и слушаться издателя, который собаку съел на этом и может дать дельные советы по развитию таланта. Им кажется, что они сейчас придут и «всех порвут», но чаще получается, что они сами рвутся, как непрочное и недолговечное нечто. Сегодня недостаточно написать просто очень интересную и талантливую книгу. Нужно быть готовым к долгой и порой муторной работе над формированием портфеля, над оттачиванием имиджа, над самим собой в том числе. Не все новые писатели к этому готовы. - Существует мнение, что институт литературной критики девальвирован во многом из-за возможностей продвижения книги на рынке с помощью пиара: анализ книги, по сути, становится не нужным. Что Вы думаете по этому поводу? Ю. К.: А что, разве литературная критика у нас когда-то была инструментом продвижения книги на рынке? Отнюдь нет. Пиар есть пиар, критика есть критика, они очень далеки друг от друга. Продвижение книги на рынке – это стимуляция розницы: акции типа подарок за покупку, типа купи две книги автора по цене одной, типа торговли книгами в электричках по сниженным ценам и вирусной рекламы в соцсетях, много еще чего. А критика сама по себе – это искусство слова. Это та же литература, так, думаю, ее и нужно воспринимать сегодня. Продвинуть книгу с помощью статьи в журнале сегодня маловозможно, хотя, конечно, всем – и автору, и издателю – приятно, когда о книге пишут. И. Д.: Функция пиара не заключается в анализе. Узко – он рассказывает о существовании того или иного продукта. Это фокус, но не частное мнение. Думаю, литературная критика девальвирована качеством современной критики. Так как имена современных хороших критиков мне прекрасно известны (и они совсем не оттенены наличием PR и маркетологов). Как в книжном мире, так и в мире кино, и живописи. - Как Вы оцениваете ситуацию с толстыми журналами, которые, с одной стороны, хотят сохранить планку качества, с другой – стремятся вырваться к более широкому кругу читателей? И. Д.: Я не знаю, чего хотят толстые журналы. Необходимость обслуживать свое существование наличием клиента мне кажется естественным для любой коммерческой формации. Коммерческой – не в синонимии с «продажной», но участвующей в экономических отношениях со своим электоратом. Те, кто не участвует в нем, испытывают проблемы совсем с другим, и даже подобный вопрос кажется им неясным. Ю. К.: Вы знаете, я как человек «оттуда» скажу вам совершенно уверенно: они и сохраняют планку качества, за что им огромное спасибо. Никого, кроме них, просто эта планка особо не волнует сегодня. «Толстяки» пытаются печатать не только мастодонтов от литературы, но и новых никому не известных авторов, таким образом легитимизируя их для читателя. К тому же «толстяки» сильно связаны с премиальным процессом в России. Широкого читателя у них никогда не будет. И слава богу, он бы их сгубил. - Возможно ли пробиться на книжные прилавки низкокачественной литературе, интересной в коммерческом отношении? Какие аспекты этой проблемы видятся Вам? И. Д.: Что может быть интересно в коммерческом отношении? Если «качество» - это участие в идеологии, то это не более, чем паразитация на одном из модусов этики, - красивом для какой-то конкретной аудитории. В таком раскладе я могу назвать фильмы Йорга Буттгерайта качественными в цели и методе высказывания (но не смогу, говоря о технике), и признавать убыточность его истории. И единственной проблемой я могу видеть полный отказ аудитории от ответственности за свое участие в формировании собственного вкуса, интеллектуального рынка, а также – нежелание признавать альтернативу именно альтернативой, а не культурным врагом. Интеллектуальная литература никогда не станет массовой. Это интертеймент не для всех. По определению. Не думаю, что это можно ставить в вину потребителю. Это – просто воплощение пирамиды Маслоу. Ю. К.: В моем понимании качество литературы – это соответствие неким стилистическим, грамматическим, этическим и эстетическим нормам культуры и общества, в котором эта литература существует. Если книга грамотно написана, отредактирована, хорошо издана и интересна, и при этом она адекватная, то она имеет все шансы быть интересной в коммерческом отношении. А низкокачественная литература – она просто не дотягивает до какого-то из этих параметров. Или она неинтересно написана, или плохо отредактирована, или плохо издана. Просто автору и издателю надо делать свое дело хорошо, и тогда на прилавках низкокачественной литературы не будет. |
||
|
|
