ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Анна Голубкова. О РОМАНЕ НАТАЛЬИ ВЕНКСТЕРН «АНИЧКИНА РЕВОЛЮЦИЯ»

Анна Голубкова. О РОМАНЕ НАТАЛЬИ ВЕНКСТЕРН «АНИЧКИНА РЕВОЛЮЦИЯ»


(О книге - Венкстерн Н. Аничкина революция. – М.: Common place, 2018. – 240 с.)


Никогда на самом деле нельзя прочитывать сначала критические отзывы, а затем саму книгу, потому что они настраивают на определенные ожидания, а книга эти ожидания потом может обмануть. Просто потому что у каждого читателя своя собственная оптика и свой горизонт представлений, на которые накладывается прочитанный текст. Соответственно Игорь Гулин[1] и Елена Георгиевская[2], видимо, дезориентированные словом «революция», в своих рецензиях подошли к этому роману как произведению, имеющему отношение к реальности, и попытались обнаружить в нем какой-то конструктивный смысл. Больше такой подход, конечно, характерен для статьи Елены Георгиевской, Игорь Гулин в итоге приходит к выводу, что в романе нет ни одного положительного героя, и тем самым подозревает в нем наличие гротеска. Конечно, обманывает и формулировка запрещения романа «за наличие откровенных сцен», которых там в принципе нет, и вчитать что-то порнографическое в текст невозможно даже при очень большом желании.

А между тем книга эта действительно очень интересная. И что с современными романами бывает довольно редко, «Аничкина революция» вызывает непреодолимое желание высказаться о ней немедленно по прочтении, даже несмотря на уже появившиеся качественные и глубокие рецензии. Происходит это, наверное, прежде всего потому, что роман написан рукою мастера. Здесь нет ничего ни от неуверенности ученика, ни от излишней самоуверенности графомана, вся конструкция книги абсолютно совершенна – ни прибавить, ни убавить. Мне даже кажется, что отсутствие этого произведения в сфере внимания теоретиков и историков литературы очень сильно обеднило наши представления о прозе 1920-х годов. Надеюсь, что со временем соответствующие корректировки будут сделаны. На мой взгляд, перспективным является сопоставление этого романа с дилогией Ильи Ильфа и Евгения Петрова, с сатирическими рассказами Михаила Зощенко, а также с написанной примерно в то же время романной дилогией Андрея Белого «Москва».

Кстати, если попытаться вывести формулу этого романа, получится примерно следующее: это Салтыков-Щедрин, как бы пропущенный через Андрея Белого, то есть с некоторым модернистским налетом. Причем по стилистике от Салтыкова-Щедрина тут примерно 80%, а от Андрея Белого – 20%. И даже в параллель Аничке Долгушиной, главной героине романа, можно поставить образы Анниньки и Любиньки из «Господ Головлевых». В них безусловно есть нечто общее, хотя изображена Аничка гораздо более, на мой взгляд, сатирически. Автор смотрит на свою героиню совершенно безжалостным взглядом, не испытывая к ней (и не давая испытать читателю) ни капли сочувствия. Сначала я хотела назвать этот трезвый расчленяющий подход к материалу «неженским» в соответствии с общепринятыми представлениями о женском и мужском письме, но затем мне пришло в голову, что такое суховатое рациональное письмо как раз именно женским и является. Ведь если взять тексты, которые женщины пишут для себя, а не для статусных мужчин, занимающих ключевые позиции в культуре, они и будут именно такими: логичными, последовательными, рациональными и очень аналитическими.

Вспомним феномен переписки Александра Блока с Любовью Менделеевой. Письма поэта выдержаны в романтическом ключе и полны духами и туманами, в то время как Любовь Дмитриевна держится гораздо ближе к реальности и очень рациональна, так что временами (если следовать сложившимся стереотипам) даже начинает казаться, что в этих отношениях по сути дела Блок – женщина, а Любовь Менделеева – мужчина. Если брать женские дневники или мемуарную литературу (мемуары Ольги Ваксель, воспоминания Нины Петровской, дневники Любови Шапориной и многое другое), то мы найдем там жесткий анализ действительности и вполне адекватные оценки окружающих. У женщин, даже очень юных, всегда есть четкое представление о том, с чем они имеют дело, более того, они склонны давать этому своему знанию ясное словесное выражение. И с этой точки зрения образ живущей исключительно эмоциями Наташи Ростовой, наряду с тургеневскими девушками так сильно повлиявший на традиции изображения женщин в русской литературе, является ничем иным как умозрительным конструктом романтического происхождения. Ведь даже мемуары ее прототипов Софьи Толстой и Татьяны Кузминской ничем не напоминают мировосприятие Наташи Ростовой, как оно представлено в начале и в конце «Войны и мира».

И если мы прочитываем роман Натальи Венкстерн именно как пример такого женского письма, то он оказывается жесточайшей сатирой на роль и место женщины в патриархальном обществе. Институтка Аничка воспитывается в полном соответствии с представлениями о том, какой должна быть настоящая женщина. И эти представления оказываются абсолютно несовместимыми с реальной жизнью. Причем, как мне кажется, дело тут вовсе не в революции: любое столкновение Анички с реальностью имело бы точно такие же последствия. Образ женщины-цветочка, помышляющей исключительно о великой всепоглощающей любви, оказывается карикатурным отображением вечной женственности, таким облегченный вариантом Наташи Ростовой, поставленной в крайне неблагоприятные обстоятельства. Впрочем, феминистскую интерпретацию романа уже сделала в своей рецензии Елена Георгиевская, так что не буду повторяться.

Особенно любопытной, на мой взгляд, является совершенно ядовитая демонстрация того, что любовь и все связанные с ней сферы существуют исключительно на словах, в своего рода виртуальной реальности, которая, однако, иногда оказывается важнее реальности подлинной: из-за якобы произошедшего «падения» Анички от нее отказывается крестный и лишается своего места директриса. Хотя на самом деле это всего лишь повод: реальной подоплекой этой истории являются желание Крокусова бросить свою подопечную и стремление мадам Агриппины занять место начальницы. Да и слова, которые произносит неудачливый поклонник Анички, не имеют никакого подлинного содержания, это пустые знаки, которые она воспринимает как единственную реальность. Именно такая модель отношений с действительностью оказывается абсолютно нежизнеспособной.

Казалось бы, именно революция могла бы разрушить старое отношение к миру, но в случае Анички этого отнюдь не происходит: она точно так же продолжает сидеть в своей комнате, как принцесса в башне, и ждать принца на белом коне, который просто обязан ее спасти. В общем-то, приближающейся Аничкиной революцией – то есть предполагаемым кардинальным изменением – роман как раз и заканчивается. Чтобы выжить, она должна полностью отбросить романтические представления о реальности, навязанную ей извне модель идеального женского поведения. Название, конечно, можно интерпретировать и в прямом смысле – как жизнь ждущей великой любви институтки во время революции. Но как уже было сказано выше, вся история выстроена так, что абсолютно понятно: без денег, связей и поддержки со стороны мужчин судьба героини другой быть просто не может. Возможно, что название как раз и намекает, что необходима революция, чтобы старые представления о предназначении женщины наконец перестали существовать, сменившись чем-то совершенно другим. Чем – непонятно, потому что никаких откровенно удачных моделей автор в романе не предлагает.

Что касается запрещения романа, то, скорее всего, именно слово «революция» и сыграло тут роковую роль. Назови Наталья Венкстерн свою книгу «Судьба институтки», никаких претензий к содержанию, скорее всего, не возникло бы. И хотя в романе, в отличие, скажем, от «Золотого теленка», нет положительных образов людей новой коммунистической формации, вполне можно было бы представить ее как обличение мещанства и всех тех пороков, которые тянут советского человека обратно в буржуазное прошлое. Однако слово «революция» на обложке книги с таким содержанием прямо показывало: несмотря на внешние перемены, внутренне человек нисколько не изменился – как был занят исключительно собой и своими мелкобуржуазными интересами, так и остался. Получалось, что революция произошла зря, что делать ее было совершенно не для чего и самое главное – не для кого. Не надо также забывать, что роман вышел в 1928 году, когда уже был взят курс на сворачивание НЭПа и полное преодоление буржуазного сознания и мелкособственнических инстинктов. И конечно, такая книга с ее откровенно сатирическим содержанием оказалась страшно не ко времени, потому, видимо, она и была запрещена.



_____________________________
1 См. книжную колонку в журнале "Коммерсантъ Weekend" №5 от 21.02.2019.
 2 См.: Георгиевская Елена. «Аничкина революция»: любовь убивает.
скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 324
Опубликовано 07 мар 2019

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ