МОГИЛА МАНДЕЛЬШТАМА
От молнии, ударившей в висок,
на небесах не остается шрама.
Страну изъездив вдоль и поперек,
я не нашел могилы Мандельштама.
В ненастный день во всей моей стране
стонали сосны на ветру жестоком.
Я не нашел ее на Колыме,
Не обнаружил под Владивостоком.
Повсюду – жесткий, как короста, наст.
Ни номера, ни даты, ни завета.
И я не смог букет военных астр
oставить у надгробия поэта.
Окрест лежали горы и поля.
И люди шли и шли вперед упрямо.
И я подумал – Русская земля!
Ты вся, как есть – могила Мандельштама.
ЭТЮД С ПРЕДЛОГАМИ
Мы построим скоро сказочный дом
с расписными потолками внутри.
И, возможно, доживем – до…
Только вряд ли будем жить при…
И, конечно же, не вдруг и не к нам
в закрома посыплет манна с небес.
Только мне ведь наплевать на…
я прекрасно обойдусь без…
Погашу свои сухие глаза
и пойму, как безнадежно я жив.
И как пошло умирать за…
если даже состоишь в…
И пока в руке не дрогнет перо,
и пока не дрогнет сердце во мне,
буду петь я и писать про…
чтоб остаться навсегда вне…
Поднимаешься и падаешь вниз,
как последний на земле снегопад…
Но опять поют восставшие из…
И горит моя звезда – над!
* * *
ты отведешь свои глаза... Ну что ж,
не упрекаю - ни строкой, ни взглядом.
Ты не уходишь.
Ты - перестаешь,
как теплый дождь над яблоневым садом.
Не объясняй.
Я все и так пойму,
и улыбнусь - спокойно и устало.
Ведь в этой жизни саду моему
лишь теплого дождя недоставало.
САРАЙ
Ах, какие были славные разборки!
Во дворе,
под бабий визг и песий лай,
будоража наши сонные задворки,
дядя Миша
перестраивал сарай.
Он по лесенке, по лесенке –
все выше…
А в глазах такая вера и порыв!
С изумленьем обсуждали дядю Мишу
зазаборные
усадьбы и дворы.
– Перестрою! – он сказал.
И перестроит.
Дядя Миша не бросал на ветер слов.
Слой за слоем отдирал он рубероид –
что-то около семидесяти слоев…
Сверху вниз
летели скобы, шпингалеты…
(Как бы дядя Миша сам не рухнул вниз!)
Снизу вверх
летели разные советы…
В общем,
цвел махровым
цветом плюрализм.
Во дворе у нас
на полном на серьезе
дядя Миша
перестраивал сарай.
Дядя Боря,
разойдясь, пригнал бульдозер…
Дед Егор ему как рявкнет: –
Не замай!
Дело тонкое… К чему такие гонки?
И не каждому такое по уму!..
Мы с дружком глушили водку
чуть в сторонке,
с интересом наблюдая –
что к чему.
Вдруг стропила как пошли, просели…
(Ух, мать!)
Неужели план работ не разъяснен?
Дядя Миша, ты позволь…
Мы эту рухлядь
в четверть часа топорами разнесем!
Эй, ребята!
Кто ловчей да с топорами,
разомнемся?
Пощекочем монолит?
Дядя Миша говорит:
– Не трожь фундамент!
Он еще четыре века простоит.
Мы б снесли все до основ, как говорится…
И построили бы сауну… сераль…
На худой конец хотя бы психбольницу…
Дядя Миша
перестраивал сарай.
Мы с дружком сидим по-тихому,
бухаем.
В этом ихнем деле
наше дело – край.
Все равно сарай останется сараем,
как он там ни перестраивай са
рай
ТРИПТИХ
1.
Прощаясь,
ты опять пожмешь плечами.
Прости меня, но в этом сентябре
я о тебе печалюсь
в полпечали,
я в полтоски
тоскую по тебе.
Я берегу голосовые связки
и, в теплый шарф упрятав пол-лица,
в полголоса
рассказываю сказки
с концом счастливым,
но - не до конца.
Мне просто надоело на пределе
себя в своей удерживать судьбе.
хочу побыть при галстуке, при деле
/прости, что я об этом - при тебе/.
Я, как всегда, вполне полусерьезно
полушучу.
Коронный жанр - раек!
И надвое раскалываться поздно,
и налито, как прежде, до краев.
Мне самому пока исход неведом,
но незачем заглядывать в меню.
Все сказки
я закончу хэппи-эндом,
и лишь с одной
пока повременю.
2.
Опять ко мне,
угрюмый и небритый,
не для чудес, а так - на огонек,
с бутылками, со свертками, со свитой
заходит полупьяный полубог.
И вновь его кулак грохочет по столу:
"Пошто такие муки нам? Пошто?"
Торжественно молчат полуапостолы,
почтительно принявшие по сто.
Он стал бы богом, да не видит толку.
А без толку зачем пугать народ?
И мой сосед подглядывает в щелку,
как полубог со мною водку пьет.
3.
Я рукописей сих не издавал.
неважно кто - стилист или апостол,
я бога для себя не создавал.
А может быть, не сознавал, что создал.
Но - авторства не стану отрицать,
когда мне скажут: "Вот твое творенье..."
Когда лицо уходит вглубь лица,
а позвоночник обретает зренье
и авторучка обретает плоть -
становится суставчиком тревожным
и кровоточит...
я шепчу: "Как можно меня так мучить?"
Но молчит Господь.
И только в крик: "Когда же наконец
захлопнется проклятая страница,
где тварью притворяется творец.
А тварь творцом. И черт-те что творится".
* * *
Бога нет...
Ну что ж, и слава Богу...
Без Него достаточно хлопот.
Сея в сердце смутную тревогу,
над землей
пасхальный звон плывет.
Бога нет...
Но так, на всякий случай,
позабыв про деньги и харчи,
затаи дыхание и слушай,
как пасхальный звон плывет в ночи.
Все сильней, все праведней, все выше
золотой
звучащею стеной
движутся колокола,
колыша
черный воздух
над моей страной.
Бога нет...
Ну что ж, я понимаю...
И, влюбленный в белый, бедный свет,
я глаза спокойно поднимаю
к небесам,
которых тоже нет.
_________________________________________
Об авторе:
ГЕННАДИЙ ГРИГОРЬЕВ
(14 декабря 1950 - 13 марта 2007 ) Родился в Ленинграде. Как поэт стал формироваться в литературном клубе "Дерзание". По словам Виктора Топорова (критика, переводчика, одного из руководителей клуба "Дерзание"), Григорьев "вышел из клуба "Дерзание" и навсегда остался человеком клуба. Только теперь это не поэтический клуб во Дворце пионеров, а знаменитые кафетерии того времени — "Академичка" и "Сайгон". Здесь его слушатели, почитатели, приятели и учителя".
Григорьев учился один семестр на филфаке ЛГУ, один семестр - в Литературном институте им. Горького.
Работал матросом-мотористом, проходчиком в Ленметрострое. Занимался журналистикой: был корреспондентом в ведомственной газете "Ленинградский метростроитель", писал в детские журналы. В начале 1990-х гг. совместно с Николаем Голем вёл в Санкт-Петербургской газете "Смена" рубрику "Поэтерий "Гамбургский счёт". В соавторстве с писателем Сергеем Носовым создал развлекательную радиопередачу "Литературные фанты", за которую получил премию журналистского профессионального конкурса "Золотое перо-98". Был членом Союза писателей Санкт-Петербурга.
Книги:
Алиби. Сборник стихов. — Ленинград, 1990.
Свидание со СПИДом. — Ленинград, 1990
Нет бездельников у нас. (В соавторстве с Николаем Голем)
Мы болеем за «Спартак». 1997
Доска, или Встречи на Сенной: Поэма-быль. — СПб.: «ЛИК», 1998 (переиздание 2003). (В соавторстве с Сергеем Носовым)
Выдержка: Сборник стихов. — СПб.: МобиДик, 2007 (посмертно)
скачать dle 12.1
