ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 222 октябрь 2024 г.
» » Светлана Богданова. И В УТКАХ ЕСТЬ ЗАЙЦЫ

Светлана Богданова. И В УТКАХ ЕСТЬ ЗАЙЦЫ





* * *

У негра, раздающего листовки
Цветочной лавки на Цветном бульваре
Узнала, что смешного в белом цвете.
По мнению раздатчика листовок,
Нет белого в природе. Не бывает.
Нет куриц, нет яиц (в его стране
Никто не ест ни то и ни другое,
Вот рай, должно быть, для домашней птицы).
Зубов у крокодила тоже нету
И если крокодил кого-то тяпнул,
То не физически, а, так сказать, духовно.
Намерением, а не пастью.

Всё белое — пустоты. Их нельзя
Использовать. Но можно наблюдать.
Нет белых птиц, но сам полет бывает.
Нет белого песка, но есть дорога.

И, наконец, смешное. Здесь, у нас
Мы — люди, думаем, живем себе, живем.
Но нет. Нас — нет. Лишь наше шевеленье.
Нет наших лиц, волос и даже тел.

«А белые цветы?» – спросила я,
Увидев на его рекламной робе,
Что нынче вы букет из белых лилий
Сумеете купить с хорошей скидкой
В цветочной лавке на Цветном бульваре.
«Тем более смешно», – ответил он.

Весь город пуст. Здесь продают ничто.
И только он и несколько знакомых
Здесь будто бы играют в чью-то жизнь
Рисуют документы, по которым
Приходят слушать ветер в институт
И вечерами бродят по бульвару
И получают деньги за прогулки.
Откуда-то, из белой пустоты.

«А как же с вами мы разговорились?
Ведь я ничто?» – спросила я его,
Возможно, слишком лёгким, женским тоном
Он посмотрел куда-то вдаль, туда,
Где вздрогнул светофор, и вот, толпа
Метнулась на зеленый к эстакаде.
«Должно быть, снова ветер», – он ответил.
«Так хочется порой поговорить».

«А наш язык?» – не отставала я, –
«Ведь с вами мы общаемся по-русски!»
«Не так давно узнал я языки
Язык огня, язык воды и ветра.
На этой территории, в Москве,
Нам безопасней с ветром говорить.
Тогда есть шанс добыть немного пищи
И быть всегда в тепле и там, где хочешь».

«Но что же в этом все-таки смешного?»
«Смешно, когда ничто рождает нечто.
Допустим, деньги из ничто родятся.
Ну, или звуки. Или даже буквы
В библиотеке нашей институтской.
Смешно все это», – он обвел рукой
Весь мир вокруг.

                      Я фыркнула: вот черт,
Еще один философ отыскался.
Смешно — так смейся, что стоишь, качаясь,
у памятника клоуну часами?
Но нет же. Ты стоишь, чтоб кушать.
Видать, смешно тебе, да не особо.

«Тогда всего хорошего», – сказала,
И побрела к себе домой в Уланский.
Но, перейдя бульвар, я обернулась.
Он все стоял, сверкая объявленьем,
о том, что лилии теперь охапкой
вы можете за сущие копейки
Купить в цветочной лавке на Цветном.
Стоял и вдаль смотрел, как смотрят вдаль
Слепые старики из кинофильмов.
И я зачем-то вдруг рукой махнула
Не то что бы ему, а просто так,
Как будто ветер руку вверх подбросил.
И там, на том конце бульвара,
В ответ махнул рукой мне незнакомец
Тот самый негр, живущий в пустоте.

Прошло уж больше часа. Я пришла
Домой. Тут прибрала на кухне,
Затем взялась за Интернет. Сижу.
Смотрю Фейсбук. Но думаю о нас.
Что, если все мы – черт возьми – лишь ветер?
Не легкий воздух, а, скорее, сгустки.
Возможно, уплотнение... Как пар.
Разумная такая атмосфера.
Но разве это что-либо меняет?
Мы белые. Мы пустота. И что?
Что в этом, блин-компот, смешного?..




*  *  *

Утром воскресным, когда солнце щекочет Макдональдс,
И отступает на шаг перед величием МИДа,
Возле Смоленской, почти рядом с грузным Арбатом
Старый и злой букинист — щёлк – отпирает замочки,
Ящички, нежно кладёт книги на столик фанерный.

Носом поводит, вдыхая холод сентябрьских деревьев,
Бургеров жир и бесстыдство, пряный запах китайцев,
Прямо напротив него снимающих селфи с матрешкой.

Старый и злой букинист был когда-то моложе. И злее.
Преподом был. Зарубежку студентам читал в универе.
Предпочитал всех шокировать страстью к маркизу де Саду
И отвращением к мистике. По и Новалис, и Готторн
Были ему неприятны, как... мне неприятен де Сад.

«Мистики пусть погуляют», – говаривал он, усмехаясь.
«В мире давно уже нет загадок для нашего брата.
Гностики правят наукой, всякой страной и Вселенной,
Двигаясь снизу, оттуда, где знаний и злобы источник.
Двигаясь снизу, оттуда, где наша живет сексуальность.
Двигаясь снизу. Туда, где кишки и желудок, и сердце.
Вверх, где жалкий ваш мозг силится что-то осмыслить.
Серое вещество. Студень. Извилины, дурни».

Так он студентам вещал. Те были с ним терпеливы.
Тем, кто много читает, юность характер не портит.
Если, конечно, характер не был испорчен до книг.

Наш букинист от рожденья же будто был покалечен.
Он искривлён был чуднО, оставаясь скучным и плоским,
Точно волнистая линия в чьей-то школьной тетради.
Был он двухмерным среди многомерного люда из ВУЗа.
Неуды ставил студентам за Майринка и Сведенборга.
Неуды ставил студентам за молодость и за смиренье.
Неуды ставил студентам — за то, что при них были уды.

Аллитерация? – Что вы! Я ни за что не играю
В игры словами, когда звуки наполнены смыслом.

С удом у этого гада были большие проблемы.
Может, то была сплетня. Может, пустышка и утка.

(Впрочем, и в утках есть зайцы, а в зайцах встречаются яйца.
Вон он, беги да лови, жми на мохнатое брюхо,
Выйдет яичко в ладонь, бей его без колебаний,
Может, твой ярый цинизм станет кому-то спасеньем.
Ну, и напротив, как водится, кто-то, увы, пострадает.
Бойся не слизи, не крови. Бойся кощея, смельчак.)

Что ж. Возвращаемся к сплетням. Кто-то пустил было слух
Что наш препод — калека. Нет в этом мире мужчины,
Жальче него. И студентки вдруг стали смотреть с поволокой,
Как он твердой рукой выводит барочные пары,
Вензелем и арабеской их провожая в зачетки.
Ну, а студенты... Ещё стали добрее к нему.
Лишь иногда отвернутся, вздрогнут, поморщатся, и
Правую руку займут — ручкой, учебником, партой...
Лишь бы его не коснуться, лишь бы не думать о нём.

Много воды утекло с той невозможной поры.
Мир изменился. И мы с миром теперь изменились.
Всё позабыли, но наш злой букинист не забыл.

Книги свои разложив, смотрит, щурясь, в толпу,
Силясь среди незнакомцев найти постаревших студентов,
Им отомстить, наконец, за то, что они доучились,
Женщин познали, мужчин, время сменяли на деньги,
Статусы, ланчи, карьеру, шопинг, уикенд за границей.
Всё зачеркнули: диплом, свой универ и де Сада...
По, Новалиса, Готторна, Майринка и Сведенборга.

«Что ж вы все стали как я, где глубина и смиренье?
Что ж вы все стали, как я, линией в школьной тетради?
Где же мистический пафос, где наслаждение стилем?
В вашей жизни один нынче пророк — телевизор!
Вы – как лица с обложек скучных и мерзких журналов!
Вышли пройтись, потому что завтра опять на работу?
Солнышко, дети, шары, центр, культура, Макдональдс?

Ну же, идите ко мне. Я покажу вам игрушку.
Много я с вас не возьму. Дайте пять сотен всего.
Вот вам книжонка. Она вмиг вам напомнит былое.
Только откроете — всё. Вы в западне, вы попались.
Больше ни свет вам не мил будет, ни дети, ни офис.

Станете вы повторять: дайте мне хлыст и служанку.
Дайте мне замок в глуши, дайте хрусталь и эклеры,
Кружево шантийи и лабиринт из самшита!
Дайте мне конюха и дайте мне б*дь из кладовки,
Ту, что мечтала цыплят фаршировать по-французски...»

Грезит о мести старик, грезит, и смотрит куда-то
Вдаль, где деревья желтеют, слушая мертвого барда.

Гладит книги старик блеклой, холодной ладонью.
И в этот миг вдруг к нему странная мысль приходит.
«Был бы я пекарь, не знал муки бы книжных червей.
Был бы я пекарь, любил я бы свою запеканку.
Мак и ваниль, и кунжут. Был бы я пекарь. Но я
Старый, как мир, букинист. Только бы не заболеть».

 


КУПЕ

Москва-Астрахань
Моему коту Масюсе

*

Когда рыбак огромным сомом
Усатым, жирным и больным
Должно быть, ободравшим бок
О гальку или о причал...
Когда рыбак огромным сомом
Ворочается тяжко в душном
Купе, и в этой духоте,
Давящей звуки, точно сели
Сентябрьского прилива, стонет...
Приди ко мне, мой серый друг,
Мой друг ушастый, мой любимый,
Устройся на плече, сощурься
И дай мне в этом невозможном
Стучащем омуте уснуть.

Невероятная интимность
Таких подробных путешествий
Должна быть чем-то вроде кармы,
О ней в Фейсбуке говорят
С надеждой: «будет плюсик в карму».
Тук-тук, тук-тук. И ты лежишь
В консервной банке с чужаками
А, стало быть, тебе везёт.

Тебе не тотчас же везёт -
Такое трудно бы назвать
Вообще приличным словом. Нет.
Тебе чуть позже повезёт.
Когда из этой душегубки
Ты выйдешь в холод на рассвете
И будешь знать, что ты жива.
И этот мутный путь закончен.


*

Мой серый зверь, приди ко мне.
Когда-то ты любил консервы.
А я сейчас вполне съедобна,
Паштет, желток, желе в железке,
Мой хрящ, мой жир, мой сок под прессом
Чужих видений замещает
Меня саму. Приди, приди.
Дай мне почувствовать на коже
Всю страсть твоих прозрачных жал.

Быть может, проколов мне кожу,
Проколешь ты и эту сталь,
Глухие стекла, дерматин,
Освободишь меня отсюда,
Из чрева, из червя, из змея,
Ползущего в ночной степи.
И дашь мне кровью, дашь мне сердцем
Ты дашь возможность мне дышать
И слушать твой хрустящий храп.
Хорал, хрипение, порханье
Сухого мотылька в гортани.
Ну, или где рождает звук
Таинственное тело кошки.
Освободи меня, прошу.
Пусти на воздух. Дай уснуть.


*

Рыбак ворочается, стонет.
Он на соседней полке грезит
О рыбах малых и больших.
Во сне он превратился в рыбу.
Должно быть, чтобы лов был лучше,
Он должен вжиться в образ жертвы
И повести ее умело
В кошмаре сна на крюк, на смерть.

А завтра — завтра он посмотрит
На плотный хвост, на чешую,
Потянет и рванет за губы
Холодного сома и что-то,
Как коготь, острое пронзит
Его потухший мозг. И смех
Его замрет на миг. И руки
Вдруг дрогнут. А затем опять
Рванут. И это наважденье –
Что боль он будто ощутил
В лице, в губах, в усах и в шее,
Что сам он — грузный сом, он рыба,
Оставит рыбака навеки.

«Должно быть, солнце. Я сгорел.
Нужны мне черные очки
И шляпа круглая, с полями», –
Решит, вытягивая тело
Речного бога из воды.
Но это — завтра. А теперь...
Теперь он умирает в лодке,
Лупя по доскам плавниками.

А нам с тобой его не жалко.
Сиди, сиди, мой кот, тук-тук.
Пусть острый человечий запах,
Сочащийся сквозь невод сна,
Не отвлекает нас от кармы.
Сегодня — мука. Завтра — плюсик.
Мы это выдержим, пройдем,
Промчимся, проползём, проспим...
Шепчи мне хищный шепот в ухо.
Ты здесь. Я чувствую. Тук-тук.







_________________________________________

Об авторе: СВЕТЛАНА БОГДАНОВА

Родилась в Москве. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького.
Публиковалась в журналах «Новое литературное обозрение», «Знамя», «Октябрь» и других изданиях. Автор книг «Предвкушение» (1996 г.), «Возможное начало» («Арго-Риск», 1997 г.), «Родство с предметами» («Автохтон», 1999 год).
Участвовала в культурном проекте ГМИИ им. Пушкина «Мир чувственных вещей в картинках» (1998 год). Лауреат премии журнала «Новое литературное обозрение» за лучшую малую прозу в рамках Тургеневских дней в Москве (1998 год). Участник проекта «Лирика повседневности». В рамках проекта – участница арт-группы «Шоколадное время» (2004 год). Лауреат специального приза «За изящную словесность» в рамках конкурса им. Даниила Хармса под руководством Марии Семеновой (2017 год).скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
3 105
Опубликовано 22 фев 2018

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ