ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Александр Агеев. ДНЕВНИКИ 2003 И 2006 гг.

Александр Агеев. ДНЕВНИКИ 2003 И 2006 гг.

Александр Агеев. ДНЕВНИКИ 2003 И 2006 гг.
Публикация Сергея Агеева

Сергей Агеев: По случаю 60-летия отца мы решили опубликовать ещё два «года» из его дневников. («Годы» – авторское название собранных глав дневника Александра Агеева, которые он называл «Дни», а эти «Дни» потом собирал в «Годы». – Прим. ред.) Более поздних текстов этого рода мне найти не удалось. В последней записи 2006 г. отец настаивает, что относится к своим текстам «смертельно серьёзно». Я бы хотел, чтобы его запомнили именно таким.
_________________

См. также: Александр Агеев. Дневники (1989 – 1992) // Лиterraтура № 61, 62, 63. Часть I. Часть II, Часть III.
См. также: Владимир Аверин. Критик-зодчий. О книге Александра Агеева «Голод» // Лиterraтура № 65. – Прим. ред.

_________________




2003


Практически весь день за компьютером – сделал почти половину огромной буквы К. В перерывах переставлял книжки с места на место, добиваясь как бы целесообразности расстановки. На самом деле – с детства одно из любимых занятий. Огромное количество всякой фигни, которую, тем не менее, выбросить рука не поднимается – то воспоминания, то «а вдруг?». Никакого «вдруг», конечно, не будет.
Приходил Серёжка, принёс мяса, забрал кучу всякого скарба – одеяла, подушки, посуду. Семейная жизнь у них.
Никому не звонил и мне никто не звонил – весь день в изоляции. Скучновато, но зато спокойно.
Никак не дочитаю «Августовские пушки» Барбары Такман. Впрочем, уже идут комментарии.

30.08.03


Дочитал вчера Барбару Такман. Сегодня убирался, пылесосил, переносил компьютер в другую комнату. Буква К – не очень много, потому что барахлит электричество. Пока ходил в магазин, нашел 4 копейки – и подобрал. Иллюстрация к праведности моей нынешней жизни.
Как-то всё тускло вокруг.

31.08.03


Смешно: выхожу с редколлегии, и мне Оля говорит: позвони Лысикову, Сергей Сергеич (Родионов) хочет с тобой поговорить. Звоню: сейчас приедет. Потом он перезванивает: уехал в министерство, приедет в 4. Сижу, жду: четыре, пять, шесть. Звоню: ох, извините, он перепутал, он хотел с другим говорить (с Аниным, как оказалось). Часа четыре я потерял попусту, весь день не жрамши и едва успел зубы примерить.

1.09.03


Конец длинного уикэнда. Тусклый, как и все последние, день. Библиография, страниц 6, напрасная поездка в центр – «Москва» была закрыта. А я с таким трудом заставлял себя пойти. Впрочем, наказание за то, что не пошел вчера. Деньги, правда, остались в целости. Московский центр ощущается совершенно чужим. Зашёл в «Лавку писателей» – до чего же неудобный магазин! Мучительное придумывание темы для «Свободы».

9.11.03


В итоге тему придумал перед самой редколлегией – из раговора с Колей возникла. Приняли её недоверчиво. Ну, завтра надо написать просто – я ведь думаю, когда пишу. Съездил в «Другой» за гонораром. Дали по меньшему пределу ожиданий – 150$. Пришлось долго ждать в компании со Славой Тарощиной, которая подтвердила все слухи об Оле Тимофеевой. Но мне Оля не звонит пока, хотя МН выходит.

10.11.03


Спал сегодня долго, до 12, и спал хорошо вроде бы – давно этого не было. Часа в два начал писать статью, и в ходе писания все, конечно, изменилось, хотя и первоначальное зерно не пропало – вставил где-то в конце. Но Змей сегодня рано ушел, а я прописал долго – чуть ли не до 8, так что читать он будет завтра. Писалось, как и все последнее время, мучительно.
Потом сделал свой «оброк» – достучал букву Ш (страниц 5 оставалось) и скачал из интернета два номера НМ – начал 1996 год. Так что три года осталось. Занятие диковатое, но вдруг пригодится?

11.11.03


Припёрся на работу к 11-ти, как и было назначено (дурацкая дополнительная редколлегия). Сам Змей пришел к 12-ти, а заседать начали в час. Никак не привыкну к этому профильскому бардаку. Чужой журнал – как был, так и остался. Исключением был 2002 год, при Перове. Наверное, это мое отношение чувствуют и аборигены. Впрочем, пока ждал редколлегии, скачал 6 номеров НМ. Потом довольно быстро смылся, ибо меня прочитали и сдали. Приходил Серёжка, у которого неприятности на кафедре. С выставки в Берлине у них с Яшей покупают семь работ. Только продавать (физически) их там некому. Заставил его выкинуть старое пальто. «Оброк» – буква Щ и два номера НМ. Писание «Голода» оставил на завтра, хотя завтра хорошо бы съездить за деньгами в РЖ. Но такая уж неделя. Звонил Люсе, Ленке. В метро за два (или три?) месяца прочитал «Столкновение цивилизаций» Хантингтона. Раздутая статья, в сущности.

12.11.03


Хотел встать рано и что-то пописать для РЖ, но проспал и встал с совершенно пустой головой. Так что когда позвонил Егор, с облегчением сказал ему, что возникну в понедельник. И даже пообещал два раза в неделю. В самом деле, пора расписываться, а то я совсем утрачу веру в свои способности.
Зато съездил за деньгами на Полянку, где сейчас бухгалтерия РЖ. Получил, правда, только за этот год, с прошлым еще разбираться придется. 510$ – всё, что заработал в этом году своим «Голодом». И правда пора писать два раза в неделю.
В метро читаю теперь Бьюкенена – «Смерть Запада», ещё один «интеллектуальный бестселлер». Написано лучше, чем Хантингтон, но сколько пафоса!
На Полянке зашел в «Молодую гвардию», плохой магазин, тесный. Но – купил Шершеневича в малой серии Б-ки поэта.

13.11.03


Ночью позвонила Наташа – Мусатов умер. Неожиданно. Жалко.
Редколлегии сегодня не было – Змей куда-то смотался, и всё перенесено на понедельник. Но я там просидел два часа, скачивая НМ. Потом поехал в «Москву», где и приобрёл трехтомник Г.Иванова, публицистику Бунина с 18 по 53 год и Ясперса. А хотел, между прочим, 8-томник Голсуорси. Не захотелось высоко лезть.
Труды дома обычные – буква А, еще два №№ НМ из интернета. Разговоры с Ленкой, с Рахаевой. Ане звонить не стал, хотя пора бы – обиделся на её фразу в статье в РЖ – про то, что я будто бы люблю прямую публицистику в лит-ре. Между тем всё наоборот.
На ночь читаю сейчас Лескова – последний том. Пока скучно.

14.11.03


Только я проснулся, как позвонила Люся, вознамерившаяся меня посетить. День, естественно, пошел наперекосяк – хотел я съездить за ботинками, кое-что написать, но увы, пришла она около двух, а ушла чуть ли не в восемь.
Звонил Женька Шкловский, просил сделать послесловие к книжке его рассказов. Звонил Коля Капустин, который прочитал вдруг мою статью о Павлове и восхитился. Оброк – обычно.

15.11.03


Чуть не весь день потратил на растасовку в компьютере всяких файлов, скачанных за несколько лет из интернета и сваленных в общую кучу. Ну, развалил большую кучу на несколько маленьких. Предела совершенству все равно нет.
А надо было писать «Голод», к которому приступил только в полночь, а закончил в 5 утра. И оброк не сделан целиком – только страничка буквы «В». Звонила Аня.

16.11.03


Редколлегия, на которой Змей даже не вспомнил, что мы уже говорили с ним о «Свободе». Но я всё загрузил в систему. Перов, который предложил мне в недалёком будущем работу в «Столичном стиле» (1400$). Но там сплошные интервью, вряд ли пойду. В депрессии. Оброк – 8 номеров НМ, буква «В» близка к концу.

17.11.03


Когда звонил, забыл сказать Ленке про букву «Г» и НС за 1986 год. Послезавтра сказать. Самое смешное, что редколлегии опять не было – Вовочка явился около часу, минут 15 посидел, а потом буркнул секретарше – «буду через два часа». Ну, и я слинял вслед за ним, предварительно сделав 6 номеров НМ. Бардак. Пошёл снег, сразу стало плохо ходить, а ботинки так и не куплены.
Записал маму к окулисту – на 24, на 16.40. А у нас сменился опять эндокринолог, что не есть хорошо. На той неделе надо обязательно сходить.
Звонил Чупринин с вопросом о Буйде (он прочитал мою статью в «Другом») и попыткой заставить меня выступить на академических чтениях. Обещал книжку свою подарить, которая вышла в НЛО.
Закончил «В», сделал «Г» и еще два номера НМ.

18.11.03


Проснулся поздно, но почему-то с тяжёлой головой, и не было ощущения, что выспался. Сделал большую пробежку по магазинам, в ходе которой купил мемуары Бисмарка, блокнотик и общую тетрадь (детство вернулось с его любовью к канцтоварам), паркеровские чернила (коими сейчас и пишу), карточку РОЛ и переходник для розетки. Не считая, конечно, продовольствия. Канцтовары появились от мыслей (в последнее время навязчивых) о писании, о записывании. Всё кажется, что отвыкнув писать рукой, я как-то себя обеднил. И вдруг, если блокнотик куплю, что-то восстановится. Словом, мечты.
Звонил Леша Винокуров, заказал две статьи по 8 тыс. знаков – о власти и о религии. Сроки – начало и конец следующей недели. Так что неделя уплотняется – и эта тоже. Буква «Д», чистка авгиевых конюшен в компьютере.

19.11.03


Опять встал в час и с тяжёлой головой. Природные явления (снег, давление) стали-таки и на меня действовать. А когда встаёшь поздно, сразу оттенок катастрофизма появляется: дескать, ничего теперь не успею. И это отчасти парализует волю. Чтоб совсем не парализовало, существуют ритуалы – уколы, еда, включение компьютера, разгон на библиографии. Сделал сразу «Е» и «Ж», но совесть не успокоил, ибо надо писать «Голод». Но надо и за телефон заплатить, и в паспортный стол съездить (а он сейчас в дальнее Жулебино переместился). И я его не нашел, потому что адрес, как потом выяснилось, запомнил неправильно. Потому на обратном пути зашел к старому месту, где висит объявление. В дальнем Жулебине зашёл в мебельный с приличной и не сильно дорогой польской мебелью. Потом буква «З».

20.11.03


Болел живот с утра больше, чем последние два дня. Поэтому укололся – превентивно. Вроде бы стало чуть лучше.
Редколлегия. Тошно мне в «Профиле» – даже больше, чем в первые полгода, при Диме Симонове. Всё, что я предлагаю, вызывает у Змея если и не отрицание сразу, то сомнение. Надо от всего этого психологически дистанцироваться, а то я начинаю испытывать род комплекса неполноценности (и уж точно – невписанности).
Однако упрямо исполнил программу – скачал 6 №№ «Знамени» (НМ вчера кончил – на весь журнал ушел месяц ровно).
Потом поехал в «Москву», которая показалась мне сегодня бедной. Думал-думал, и купил 4-томник А.К.Толстого и «Вторую мировую войну» Лиддел-Гарта. Домой приехал около девяти и занимался всякой фигнёй (буква «К»), потому что чувствовал какую-то усталость общую.

21.11.03



Естественно, проспал, отчего прямо с утра настроение и испортилось. Это – при грузе того, что надо бы сделать – предчувствие пустого, полубездельного дня. Значит, буду хвататься за всякую ерунду, чтобы не делать главного.
Ну, так, в общем, оно и было. Буква «К», магазин, мелкие ремонты и перебирание книжек.
Звонил Ленке. Они помянули сегодня Мусатова. Померла А.М.Смирнова – наша преподавательница. Но она уже и тогда была ветхая, т.е. сейчас ей было за восемьдесят.
Статью так и не написал, но набросал страничку тезисов. Поскольку страничек нужно всего две, то это уже кое-что.
Тоска весь день.

22.11.03


Маленькая приятность писать рукой и при этом хорошей ручкой (хотя перо у этого «Паркера» что-то толстоватое). Тем не менее.
Попытка, вспоминая почерк, разбудить мозги. Но почерк вспоминается приблизительно, и мозги спят. Стало быть, и надо отправиться в постель, потому что завтра покоя не будет – гости, празднование и прочие радости. Сто грамм какого-то подобия коньяка впечатления не произвели, ну и хорошо. Нельзя никуда ходить, нельзя ни с кем видеться. Надоело быть опорой.
Хочется чего-то захотеть. Хочется быть нормальным. Хочется свободы от мира.

28.11.03


К статье о путинских перевыборах: а чего он хочет сделать за четыре года? Какие – и, главное, перед кем долги отдать? «ЮКОС» – это ссора мыслящей и действующей части общества с бессмысленной массой, причём фора дана массе. И как тогда двинуть страну? Активное меньшинство может провести эксперимент: оставить Путина наедине с бессмысленным большинством. Сделать оно ничего не захочет, и его придётся кормить. За счёт кого? Где деньги брать?
Судьба России – бессмысленность количеств. Огромная территория, 3/4 которой не приспособлены для жизни. До сих пор большое население – и те же пропорции.

29.11.03




2006



Депрессия – штука пошлая, не смешная. В ней нет юмора (не в обыденном смысле, а в исконном, с латыни – humour – влажность, смазка, с помощью которой можно уменьшить трение между человеком и средой). В этом смысле мои ближние либо вовсе без юмора, либо ограничиваются только жизнерадостной его составляющей. Тоже вариант, против которого не возразишь, сильно облегчающий протекание жизни, но вот почему-то я всегда боялся плавать на плоскодонках, всегда увереннее чувствовал себя в лодках с килем. Метафора элементарная, но что-то в ней есть. Да и не метафора вовсе – в самом деле инстинктивно выбирал (а когда я плавал? – в детстве) щелястую, протекающую, раздрызганную, но – лодку, а не все эти прочные, алюминиевые, крепко склепанные из украденных самолетных обшивок плоскодонки.
Да, занесло малость – лодки, метафоры. Главное – не люблю хихикать, люблю смеяться. К каковому утверждению можно сразу же приступить с вопросом: а что такое «хихикать», а что такое «смеяться»? Да ладно, мне-то понятно, и этого достаточно. Дурная привычка человека публичной профессии (сначала преподавательской, потом – литераторской) – непременно объясняться, предугадывая (типа – угодливо) неизбежный вопрос публики: «А что вы имеете в виду?»
Да то, что мне не нужна вечная игла для примуса. И дело не в том, что я не собираюсь жить вечно, а в том, что мне приснилось, будто примусы исчезнут даже раньше, чем я умру.
Не спорьте с пеной на губах, не спорьте, следовательно, о дорогом и по-настоящему важном. Спорьте о том, что уже отстоялось, сварилось, сжарилось, готово к цивилизованному употреблению.
Мне, скажем, Ленин до сих пор интересен, и мне в моём интересе не важны этические оценки (ну, негодяй, палач, большой любитель тогдашней поп-музыки – не это интересно). Интересно, по какой лесенке он дошёл до того, до чего дошёл. Интересно даже словесное восхождение. Лукавая статья Тынянова «Язык Ленина-полемиста» очень когда-то в голове уложилась и пару раз в ней волшебным образом перевернулась (много в неё вложил автор, который врать не умел, но был обязан, – не партией, а средой и эпохой) – так и Гамсун полюбил Гитлера, и Гауптман, и Габриеле Д’Аннунцио – дуче. Можно было бы их всех понять, да вот незадача – был на фоне Томас Манн, который быстро (сразу) понял, что пафосная пошлость уже не смешна и не трогательна, и приручить её нельзя (как, может быть, надеялись все, по обе стороны противостояния, гении). Да потому и не совсем гении (хоть не все продались, но хуже чем продались – не поняли). И некоторые понявшие, увы, гениями не были (Бунин, к примеру, которому мешала мания величия).
Ну да ладно, вернёмся к Ленину, . Так, солнышко моё – хочу сказать – может быть, я, который его не любит за кровь (не самая несерьезная на свете причина, правда? – глянь-ка на Израиль и Ливан, ведь евреи там вполне по-ленински поступают, и тебе это не нравится. Ну нет у них причин гнобить бедных арабских детей! А у Ленина были причины, конечно же, гнобить – во имя высокой цели – русских детей и их родителей. Ну евреи же заведомо плохого хотят, а Ленин хотел хорошего, – понятно. А как, – сотня трупов равна ста миллионам тех же трупов, или всё-таки есть разница? Напряги воображение. Ребёнок, увидевший один труп, на несколько месяцев остаётся в состоянии шока. Народ, видевший (во всей своей массе) многие миллионы трупов, заболевает, после первичного шока, почти полным бесчувствием. Ваше (и моё) счастливое детство корнями упиралось в миллионы гробов (да просто – трупов), трупным ядом было заведомо отравлено, отчего даже у самых благополучных, оптимистичных, равнодушных, бесчувственных (в смысле – жить так хорошо, что некогда задуматься) потребителей счастливого детства жизнь потом почему-то не задавалась. На пустом месте, бывало, падали. Типа родового проклятия, а?

Когда Синявский писал, что у него с советской властью расхождения чисто стилистические (и эту фразу уже опошлили те, кому давно всё пофигу – и история, и советская власть, и стилистика, которая в советские времена была намертво обручена с людоедской практикой), всё-таки не стиль имел в виду, как бы вам этого ни хотелось. Да ведь вы странные люди – и Синявского любите , и советскую стилистику. А еще про двойные стандарты имеете наглость говорить.
Ну да ладно. Все наши «политические» споры, , упираются в очень простую вещь (как бы это себе чувственно представить – «упереться в вещь»? Типа – въехать мордой в фонарный столб, что ли?). Я знаю, о чём говорю, я это довольно давно пережёвал и пережил, у меня эмоции остались не по поводу бредовых идей, а по поводу крови (ах, не было, что ли?), которая из-за них пролилась. У нее только эмоции (типа – не трогайте своими грязными руками мои хрустальные детские иллюзии).
Очень молодёжно – ведь крик существенной её части, её «мессидж» миру – «не грузите», отстаньте с вашей историей, вашими проблемами, дайте мирно потусоваться под что-нибудь сахарное (но на этикетке уже написано: sugar free).
Да ну – бессмысленно же говорить девушке: а почитай-ка ты образцовую по идиотизму статью «О статистике стачек в России» («там», далеко от России написанную («ну, ты же знаешь реальность только из телевизора») по официальным материалам царского министерства торговли и промышленности (при нём-то – Ленине – не очень любили печатать статистику крестьянских восстаний во всех – всех! – губерниях). Она же эту х…нь никогда не прочитает. И что получается? – Я, не любящий этого монстра, милосердно оживляю его – я его читаю! – то есть зову к некоторому диалогу. Он жив, пока я и такие же мудаки, как я, его читают, а не пока его труп лежит в уютном бомбоубежище с охраной. Ежели вы его так любите – отчего же не читаете, а тупо чтите по образцу, заповеданному вдохновенными учителями?
Ну какой кайф – «Плеханов тоже взбесился враньем и холопством перед Толстым» (1911, Толстой недавно умер, пишет Ильич Горькому). Там же, ласково: «что студентов начали бить, это, по моему утешительно». А его самого-то хоть раз били – нагайкой, к примеру, или ремнём? Больно, между прочим.
«…марксистов только нет в Италии, вот чем она мерзка…» Добрый дяденька. «Читаю Вашу приписку: «руки дрожат и мерзнут» и возмущаюсь. Вот поганые дома на Капри! Ведь это же безобразие! У нас и то паровое отопление, тепло вполне, а у Вас «руки мерзнут». Надо бунтовать».
Ах, какой милый! Разве что в Шушенском ходил в холодный сортир, да после этого сразу – в Европу, где паровое отопление. А в России и до сих пор кое-где холодно. Так что – «надо бунтовать»? Утю-тюсеньки, свирепунчик!
А вот чего бы не сказать попросту: «убийство Столыпина»? Нет, на протяжении длинной статьи «Столыпин и революция» другой термин: «умерщвление Столыпина». То есть как бы не убийство, а что-то среднее между казнью (ах ему не дали!) и аннигиляцией. Стилистика, господа. И премерзкая.

9.08.06. Среда.


Дался мне этот ваш Ленин. С большим удовольствием забыл бы само имя, но не дают. В сущности, Ленина не забыли и не закопали только потому, что потеряли к нему всякий интерес. Умным людям просто надоело доказывать, что дважды два – это четыре, что людоед – это людоед, а идиотам нужно не знание, а знамя.
Даже детками мы не были идиотами – вышагивая под пионерскую барабанную дробь на какой-нибудь очередной принудительной «линейке», давали себе удовольствие высморкаться в красные вымпелы и флаги, которые нас заставляли таскать тудою-сюдою. Даже не понимая – не уважали всю эту мертвечину. Причем «пролы» не уважали куда агрессивнее, чем я, начитавшийся всякой пропаганды по уши дитя осторожных (есть что терять по сравнению с «пролами») ИТР-ов.

Парадокс, но норма всегда агрессивнее в самоутверждении, чем аномалия. Да ей и легче самоутверждаться – ведь за спиной многие миллионы живущих «как все». Будучи явной аномалией, никогда не испытывал агрессии в сторону живущих «как все». Более того, всегда считал, что чем больше мещан, тем лучше, и не каждому можно позволить жить ненормально (откуда мой либерализм), некоторые ненормальные берут в руки топор или автомат, а это уже лишнее. Я всегда знал, что нормальных большинство и никогда откровенно не пёр против большинства. Моими усмешками, моей иронией, самим образом моей жизни большинство легко могло пренебречь, зато мне было довольно трудно пренебречь большинством, когда оно всей своей массой наваливалось на меня в желании образумить. Они были в моих глазах унылым пейзажем, с которым я ничего не могу поделать, потому и не стараюсь, а я у них был вроде соринки в глазу, которую надо непременно вытащить.
Даже в пассивном своем состоянии – когда сидел в углу и молчал – я им не нравился, и я был виновен уже тем, что молчал и не возражал им – за молчанием им чудилось презрение. Когда-то – в детстве – так и было, но давно уже на месте презрения ничего нет, кроме усталости.

Оказываясь между «нормальными» и собственной жизнью, становишься рано или поздно циником, притом непоследовательным. Ибо всех по-прежнему жалко. А циник, жалея, изменяет своей природе. Но, впрочем, не так. Не существует циников по природе, циники по природе – элементарные негодяи. Цинизм моего типа взрастает на дрожжах достаточно длительного соприкосновения с большинством. Это энергия пассивного сопротивления – сделать ничего не можешь, но, поскольку противно, и согласиться не можешь, а потому сидишь в углу и фыркаешь в платочек, отчего большинству ни холодно, ни жарко. Вроде бы. Но тогда отчего они так болезненно реагировали даже на моё молчаливое сидение в углу? Мимика моя не нравилась?

10.08.06. Четверг.


Вчера зачем-то показали «Варшавскую мелодию – II». Очень средний текст (зачем Зорин это сделал?) пафосно кричали (за что не люблю театр ) – там все кричат или самые простые вещи, притом что я не глухой. А кричали Андреев и Шмыга. Это, что ли, та самая? Вот несчастье пережить себя.
К ночи сегодня в нашем мирном районе громыхающие съёмки какого-то клипа – прожектора на пяти высоких крышах, матюгальники и у нас полное право подать судебный иск (снимали с 23-х до 3-х). В большой комнате без света было как ранним утром – прожектор с соседней крыши направили прямо на нас.

Не люблю пустого разнообразия (как японец, готов долго смотреть на маленький садик с фонтанчиком и парой камней), не люблю, когда много людей (у меня уже было много людей), не люблю пустой трёп о несущественном (дети, кошки, собаки, квартиры, ремонты, цветы, путешествия). Не люблю дуру Вареньку из «Человека в футляре» (думаю, и Чехов её не любил), притом понимаю Беликова (хотя Чехов там перемудрил на общественно-политической волне).
Странная штука – ежели я Беликов, то в чисто антропологическом смысле («Людей, одиноких по натуре, которые, как рак-отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу, на этом свете не мало»).
В рассказе же Беликов – это на треть (без глупостей, приписанных на поводу у Щедрина) Чехов, а Варенька – Лика Мизинова.
«Да ты же, Михайлик, этого не читал!»

11.08.06. Пятница.


Но я «этого» читал. И очень подробно – когда разрабатывал сценарий для практического занятия по «Крыжовнику», а это ведь трилогия (плюс, кроме «Человека в футляре», еще и «О любви»). Там и тогда по словечку разбирал – когда и как начинается дождь, когда воняет трубочка Ивана Ивановича и почему к Пелагее прилагается только один эпитет – «красивая». То есть имя «Пелагея» без эпитета «красивая» ни разу не употребляется. И понимал почему. И даже мог объяснить. Хороший был анализ не самых хороших, но очень двусмысленных рассказов Чехова.
Гуляю себе в Гефсиманском саду,
Апостолы дрыхнут, накрывшись рваниной.
Дрыхнут, дрыхнут все апостолы, да и что с ними сделаешь – устали переливать из пустого в порожнее. Надо же нормальным людям отдохнуть, в том числе и от меня.

Рука и впрямь немеет, особенно когда пытаешься возродить свой прежний бисерный почерк. Уже отвык экономить бумагу. Мартышка к старости слаба.
За ради чего опять устраивать себе эмоциональную пустыню? А чтобы собой остаться хоть отпущенное время.
Состояние, в котором страшно ложиться спать, на самом деле очень полезно – меньше спишь, больше двигаешься. Да и понимаешь, что жизнь была длинная, и есть кому присниться.

12.08.06. Суббота.



Фильм Оливера Стоуна „Comandante" – сегодня 80 лет этому олуху. Фильм комплиментарный – типа «Москва.1937» Фейхтвангера. Такой обаятельный Сталин мелкого масштаба. Очень больших бед натворить не дали (да и страна маленькая), но очередной «свой путь» устроил. В Латинской Америке что ни страна, то «свой путь» - некоторые увлекаются кокаином, некоторые коммунизмом. В итоге всегда одно и то же – нищета на фоне эмоций и американская гуманитарная помощь. Или советская (что в прошлом). С детства помню кубинский тростниковый сахар (плохой, но золотой, потому что везли его из другого полушария). Кубинские сигары по полкопейки, при том что со своими сигаретами был вечный дефицит. Невкусная была Куба, и марки были плохие. Неталантливые.
Ну что, собственно? Сейчас слабая у меня позиция перед всеми, кто хочет, чтобы я жил «нормально». Дело-то простое – когда много зарабатывал, «ненормальность» легко прощалась. Когда мало – это, оказывается, оттого, что живу «ненормально». С этим и поспим.
Ну, что еще? Звонила Павлова – будет в среду пару часов. Потом Баранова – долго рассказывала, как отдыхала в Одессе.
Вчера ночью подряд – «Маверик», «Рок-звезда», «Цельнометаллическая оболочка».
Мешали спать и видеть сны.
Компьютер сделать и туда опять надолго нырнуть. Оттуда что-то произойдет, а не от расслабленности .
Хотя мне-то все равно уже. Устал. Завтра понедельник – очередное искушение «начать сначала». Но – дудки.

13.08.06. Воскресенье.


Когда-то (78) написал маловразумительную поэму под названием «Понедельник». В которой ныл о несбывшейся жизни, разумеется. Уйдя в университет, я ведь, в сущности, продлил себе юность на пару лет – если бы додолбил ИЭИ, то в 78 уже сидел бы на какой-нибудь электростанции (поскольку уже был женат и с ребенком – 100%, что на атомной, только таких туда и брали особо охотно). А я сбежал.
Пора бы избавиться от чувства изумления на предмет прожитой жизни. Как у Межирова – «Ко второй половине дороги земной не готовился я. Стихотворцу убогому, заклеймённому сызмала страстью одной, не пристало готовиться к слишком уж многому». Вот и я не готовился.
Только закончил Межиров стихотворение своё плохо: «Был когда-то и я от людей независим. Никому не писал поздравительных писем».
Всю жизнь бежал из разных тюрем, а под конец оказался в самой безнадёжной, без возможности побега.
При этом и умирать еще нельзя – чтобы тюрьму свою беречь. Спасение тюрем – дело заключенных. Так это всё вывернулось.
Но на морде всегда должно быть что-то жизнеспособное. Как они все мне надоели с однотипной фразой: «А почему у тебя лицо такое грустное?» Даже когда мне весело. Чтобы лицо не было грустным, делаю его смешным. Тоже никогда никому не нравилось: «Это ты над нами смеёшься». Да пошли вы все – вас, напротив, всегда было жалко. Если нужда есть, я легко перехожу из одного поведенческого регистра в другой. Я умею маневрировать, но нафига это мне нужно? Актер во мне пропал, да и к лучшему. И без откровенного актерства всегда было, чем смутить малых сих. Силу свою понял поздно, и слава богу – а то бы свалил целый лес, а так – пяток сосен (или берёзок?). Стал бы знатным лесорубом, вроде Жени Столетова, который, как в сочинениях мне писали, «был способен на всё». Какой смех стоял в аудитории, где мы проверяли абитуриентские сочинения! И ведь смеялись те самые учительши, которые подготовили этих монстров. Смешное я механически записывал, но мне было не смешно – они-то уйдут назад в свои школы, а мне этих еще пять лет вести, везти на своих плечах.



14.08.06. Понедельник.


Продрых, как всегда последнее время, и снов никаких особенных не снилось. День состоит в сущности, из ничего – из пива с телевизором. Немножко Чехова – подзабытый «Ионыч».
Сережка с Яшей поздно вечером, очень торопливые. Хотят в Питер. Мама, изголодавшаяся по общению, замучила Яшу своей семейной историей. Я за столом что-то много и долго говорил о Чехове (повода уже не помню). Мама тоже пыталась слушать, а потом призналась: вот Саша говорил что-то, а я ничего не услышала. Дело, похоже, в тембре моего голоса – она не слышит низких. Ей нужно, чтобы говорили высоко и громко, . Но я так не умею.



15.08.06. Вторник.


Когда-то верил, что среда – вещий день в неделе и все события у меня совершаются именно в среду. Впрочем, эту фразу можно отыскать в моих дневниках и десяти, и двадцати, и тридцатилетней давности. Психология не творчества, а письменности – видишь слово «среда», и тут же выдаешь первую по его поводу ассоциацию. Она ожидаема. Наверное, в моих писаниях – хоть для себя, хоть на продажу – не меньше половины от «письменности». И это не такой уж позорный процент. Да и по-фигу уже это все. Ставить свою подпись или не ставить – давно уже все равно. Не Толстой, не Белинский – так, «литератор». Как Ленин скромно в анкетах указывал. Типа, на гонорары жил. Угу. Вот я – литератор, подлинно на гонорары живу. Чего всю жизнь и хотел. Чего доброжелатели никак не поймут – я к своим текстам отношусь смертельно серьёзно. Даже если ляпаю их кое-как, с автоцитатами – всё равно сообщаю другое качество – композицию меняю, интонацию, набор имен, ещё что-то. Даже у конвейера стоя, всегда мучился, – ну не могу типовые движения совершать – всё равно «изделие» делаю. Ну и дурак – говорят доброжелатели. Дурак, конечно.



16.08.06. Среда.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 944
Опубликовано 07 авг 2016

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ