Редактор: Анна Харланова
(рассказы и зарисовки)
ЕЩЁ ОДИН ТРУДОГОЛИК Он работал ангелом, и это его достало М. Петросян «Дом, в котором…»По заснеженной узкой улице быстро шёл молодой мужчина. Он нёс под мышкой большие белые крылья. Крылья периодически падали, задевали прохожих и никак не удерживались руками. «Чтоб я ещё раз согласился на ангела! Повезло Деду Морозу, в его костюме можно и по городу ходить. А тут... Не идти же домой крылатым, сразу решат — сумасшедший», — думал Максим. Кое-как совладав с деталями костюма в лифте, он добрался до своей квартиры.
Дверь всхлипнула. Прихожая дохнула неуютом. Пол укоризненно скрипнул. Бросив ненавистные крылья на пол, Максим поскрипел на кухню. После суматохи новогодних утренников хотелось покоя и хотя бы чаю. Он открыл дверь и остолбенел. За столом сидел ангел.
«Что за чёрт! Откуда?! Как?» — замелькало в голове.
Ангел молча смотрел на Максима. Надо же, хоть бы поздоровался. Молчание затягивалось.
— Кхм... Коллега? — сыронизировал Максим.
— Ну вроде того. Я тут чаю согрел, пока тебя ждал. И вот... Ужин.
До Максима только теперь долетел запах любимой жареной курочки с картошкой.
— Кто вы? Вас послали мои родители? Это что, их запоздавший новогодний подарок — домашний ужин сидящему на фастфудной диете сыну? А ключи от квартиры... Вы что, ездили к ним в деревню?
— Ты присядь. Поешь, потом поговорим. Устал ведь после всех выступлений, а ещё вчера, а перед Новым годом... Ты вообще помнишь, как прошла новогодняя ночь?
— Я её проспал. Так кто вы и что делаете в моём доме?
— Я ангел — сказал ангел — посланец Бога, творитель чудес, ну и всякое разное по мелочи. Сейчас вот награждаю призёров заочного рождественского конкурса трудоголиков. Мы их выбираем по годовым отчётам ангелов-хранителей. С кем не справляются, тот и в номинации.
— В каком смысле — не справляются?
— Ты помнишь, сколько раз за год ты болел? — вкрадчиво спросил творитель чудес.
— А причём здесь это? — Максиму показалось, что гость съезжает с темы.
— А сколько раз при этом садился на больничный? — Ангел словно не слышал вопроса. — А когда тебя с работы уволили, ты устроился на новую. И сейчас, в праздники, вместо отдыха летаешь по утренникам, деток развлекаешь.
— Так ведь сестра попросила побыть ангелом, мол, сыну очень надо кого-то из взрослых для постановки. Разве я мог отказать? Тем более — такой успех! Нас уже и в другие детские сады зовут.
— То-то и оно. В общем, твой бедный хранитель пыхтел-пыхтел, вирусы на тебя натравливал, домового попросил в квартире хаос устроить — думал ты ради ремонта отпуск возьмешь, а там уж… а водителю того фольксвагена думаешь очень хотелось тебя сбивать? Но ты умудрялся скакать в офис на одной ноге.
— Коллеги… отчёты…
Максим на минуту задумался.
— Но раз я выиграл в конкурсе, мне положен приз?
— Ага. – Ангел выдержал театральную паузу. — Предлагаю прыжок с парашютом.
— Ого! Это ж моя детская мечта! Но… у меня нет на это времени.
— А я тебе полёт прямо сейчас организую. У меня-то крылья настоящие.
— То есть я полечу не на самолёте, а…
— А ты думал в сочельник только чертям с Вакулами летать можно? — усмехнулся ангел — Но предупреждаю. Парашют не раскроется, неделя в коме, месяц в гипсе, полгода на восстановление.
— То есть как?! Это же приз, это же чудо, ты же ангел!
— Вот именно что приз. В твоём режиме ты протянешь полгода. Может быть год. Потом выгоришь, пойдут проблемы со здоровьем, от одиночества и несбывшихся мечт начнёшь пить. Лишишься работы и…
— Но я… — Максим задумался — разве я могу иначе? Не помочь, когда просят? Не увидеть улыбку племянника, не услышать его «мой ангел – самый лучший»?
Гость тихо улыбнулся.
— В тебе очень много света. Но даря его другим, не забывай о себе. Иначе он погаснет.
— Товарищ архангел, задание выполнено. Прямо к родителям доставил, в деревню. Наконец-то в бане попарится, а то строил, строил… Обошлись без травм. Сказал, что всё осознал, отпуск на работе возьмёт после праздников. Пятнадцатый у меня с начала года.
— Так держать, идёшь на рекорд! Лучший работник недели!
Отправляясь спать, ангел потирал затёкшие плечи и думал: «До чего тяжёлый народ эти трудоголики! Летай с ними, разговаривай. Добился на свою голову повышения. Работа нервная, смены вечерние! Вот ещё к парочке десятков слетаю и в отпуск пойду. Наверное».
ТЕКСТЯТА1. КОКОНУтро началось с одуванчика. Можно было бы, конечно, найти что-нибудь повкуснее, но какой в этом смысл? Я уже поняла, что нет разницы в том, что я ем. Главное есть. Есть и ползти. Вот и вся суть моего существования. Другие гусеницы давно выбрали любимые листики и цветочки, научились их находить и с удовольствием жевать. Я же из всей этой зелёности выделяю только иву. Не то, чтобы она вкуснее. Но если подползти к кончику какой-нибудь толстой веточки, она сначала согнётся под моим весом, а потом распрямится, и я полечу! Недолго, больно приземляться, но по-другому летать не получается. Ах, как же хочется, хочется, хочется, хочется поскорее стать бабочкой!
Бабочки… Эти неземные существа с тонким тельцем, изящными усиками и огромными яркими крыльями! У нас говорят, что они питаются сладкой пыльцой, а не жуют горькие водянистые листья. Вот только откуда это известно? Бабочки с нами обычно не заговаривают. Я знаю одно: каждая гусеница в конце концов становится бабочкой. Ну, если конечно её никто не склевал, не раздавил, и ещё тысяча разных «не».
В какой-то момент гусеница перестаёт есть. Она цепенеет, и вокруг неё появляется что-то твёрдое. Кажется, это называется кокон. Она остаётся такой долго, долго, затем твёрдое рвётся и из него выбирается бабочка. Я видела это чудо однажды. А потом думала: что происходит в коконе? Как уродливое, медлительное, неповоротливое существо превращается в настоящее совершенство? Ведь у бабочки нет ничего общего с гусеницей. И когда я попаду в кокон, что произойдёт с моим телом? Мне кажется, оно должно распасться на самые мелкие частички и собрать себя заново. Будет ли это больно, трудно? Не знаю. Но ради того, чтобы стать прекрасной и летать, я готова на всё. Ну когда же, когда же это случится?! Я пробовала перестать питаться и шевелиться, пробовала наоборот жевать с удвоенной скоростью… ни-че-го. Я по-прежнему всего лишь отвратительная жалкая гусеница.
Небо за окнами больничной палаты меняет оттенки: графитовый, дымчатый, перламутровый, молочный. На кровати с проштампованным бельём в полинялый цветочек сидит девочка. Она что-то быстро пишет в блокноте, зачёркивает, пишет снова и снова зачёркивает. Потом поднимает голову и смотрит на небо. Она едва ли понимает сейчас, что эта палата – её кокон.
2. ПРО МЕСТА, КОТОРЫЕ НЕ ХОЧЕТСЯ ПОКИДАТЬОднажды посреди рабочего дня в дверь моей квартиры позвонили. Звонок был настойчивый и резкий. Я оторвалась от компьютера и, путаясь в тапках, побежала открывать.
На пороге стояла бабулечка. Совсем незнакомая – не соседка – низенькая и в плаще.
– Михаил Сергеевич у вас не живёт? – без всяких "здравствуйте" спросила бабулечка.
– Н-нееет, у нас только мы с мужем живём. А муж Андрей.
– Он на операцию на глаза лёг и вот неделю уже не приходит. Мужики меня отправили узнать, жив али нет. Только мы дом знаем, а квартиру не знаем. Вот адрес у меня записан, я же правильно пришла? Так он не у вас?
Увы, никакого Михаила Сергеевича у меня не было. Хуже того – я даже не знала никакого Михаила Сергеевича. И где он может быть, не знала тоже. Озвучила только несколько предположений. Зато в процессе диалога выяснила, что не приходит Михаил Сергеевич гулять на Параниху. И завсегдатаи таких прогулок – пенсионеры окрестных домов – теперь его ищут.
Я иногда встречаю эти группки бабушек и дедушек во время своих прогулок на заливе. Они ходят неспешно по набережной, сидят на лавочках и в беседках. Обсуждают здоровье и общих знакомых. А оказывается, у них там целое сообщество.
И мне представилось, как выходят они на променад вдоль залива. Туда и обратно по набережной. Изо дня в день. Но однажды не приходит на свою прогулку Михаил Сергеевич. Потом Нина Дмитриевна. Потом Сергей Иванович. А другие всё ходят и ходят. Пока могут.
Но и те, которые однажды не нашли сил подняться с постели, скоро возвращаются сюда. Когда луна отражается в волнах залива, а парк стоит пустой и сонный, они выходят на свой променад. И движутся по набережной невидимые фигуры. Туда и обратно. Туда и обратно. Потому что есть на свете места, которые невозможно покинуть. Которые не хочется покидать. Потому что там хорошо.
3. ПРО СНЕГСегодня на улице шёл снег. Не крупные хлопья, мягко опускающиеся на куртку и целующие морозные щёки, а мелкие снежинки, которые укрывают город пеленой. Они становятся ужасно злыми, если их подхватывает ветер. Иголками впиваются в лицо, целятся в шею, наплевав на шарф и ворот водолазки. Кажется, что весь мир захвачен ими: дома, улица, фонарные столбы, деревья, прохожие. И нет ни земли, ни неба, только снег. Но сегодня ветра не было. Снежинки слегка покалывали щёки, набивались в нос и тут же таяли. Хорошо, что это не песок. Мимо шёл пожилой мужчина в очках. Как ему в них в такую погоду? Наверное, неудобно, стекла все в брызгах и пятнах. А, да я же сама в очках. Вот глупая. И нормально, кстати, видно, "дворники" не нужны.
У залива не оказалось горизонта. Только молочная дымка вдалеке, за которой ничего нельзя различить. Будто бы мои очки резко потеряли в диоптриях и мне теперь просто невозможно увидеть горизонт. Захотелось предположить, что небо совсем не соприкасается с землёй. Что там, в дымке, есть сказочная страна, в которой живут белые лошади и ждут своих ёжиков. Или рыбаков, сидящих на льду недалеко от берега. Вот сейчас они наловят сигов, как ловил мне дедушка, и уйдут в эту страну. Может быть, там вместе с белыми лошадьми их ждут маленькие девочки, которые отказываются есть любую другую рыбу – только эту и только без косточек.
А мир на берегу продолжал свою ежедневную суету. Шагал мужчина и вёз за верёвку санки с комбинезоном, из которого торчали глаза и щёки малыша. Гуляла женщина с коляской, из которой ещё пока ничего не торчало. Чуть дальше шумели автобусы и машины, дома светили окнами, жизнь ускорялась с каждой улицей, ведущей к центру города. Но у замершей зимой воды на краю земли этого не ощущалось. Не ощущалось ничего.
4. ПРО ТО, КАК ВАЖНО ПРАВИЛЬНО ФОРМУЛИРОВАТЬ МЫСЛИПрогулка началась с того, что меня лизнули.
Я только спустилась с крыльца, как увидела, что по улице идёт большой чёрный лабрадор. От лабрадора тянется поводок, который кончается подпрыгивающим мальчиком лет семи. Мальчик пытается натянуть поводок и скорректировать с его помощью маршрут прогулки, но так как его габариты сильно уступают собачьим, не остаётся сомнений, кто кого в данном случае выгуливает.
Заметив мой смеющийся взгляд, мальчик вдруг спросил:
– Хочешь погладить, хочешь погладить?
Да, вот так и спросил. Дважды и на "ты".
Пёс на меня не смотрел, поэтому я ответила:
– Да ладно, у меня свой есть, только маленький.
Мой-то маленький не любит, когда его отвлекают от прогулки глаженьем.
Однако тут лабрадор меня заметил. Хвост превратился в пропеллер, лапы совершили два прыжка, нос ткнулся мне в живот.
– А, это меня хотят погладить – успела ответить я...
Потом меня лизали, бодали, трогали лапой и били хвостом. Потом пёс вспомнил про долг по организации вечерней прогулки хозяина и вернулся к выполнению своих обязанностей.
– Ты чего такая довольная? – спросил подошедший через пару минут муж.
– Меня лизнули! Тут мальчик гулял. С собакой.
– Хорошо, что ты про собаку добавила. Начало звучало несколько диковато.
5. ПРОБЛЕМЫ ПРОЖИВАНИЯ В СЪЁМНОЙ КВАРТИРЕОй, люди добрые, да что ж это делается! Нету мочи более терпеть. Ей-богу, забастовку устроим скоро. На собрании общеквартирном негодовали все: пол кряхтел, скрипел и стонал, холодильник трещал и завывал, розетки метали искры, оконные стёкла просились из рам на свободу. Истерику кухонного крана уже месяц выслушиваем. Плачет, бедный, остановиться не может. Всех утомил и сам умаялся, а двуногим человекоподобным хоть бы хны. Угораздило же нас попасть в эту квартиру!
Нет, сначала всё было хорошо. Хозяева ремонтировали поломавшееся, покупали новую мебель, технику, посуду. А потом взяли да померли. Квартира досталась сыночку. А у него, видите ли, трёшка в центре. И стали бывать здесь разные люди. Одни немного поживут – уедут, другие, третьи, десятые... Когда сюда заехала первая мадам, мы даже обрадовались – женская рука порядок любит. Наивные. Сама марафетилась, к стилистам-массажистам всяким бегала, а хоть бы раз окна помыла! Хоть бы раз холодильник разморозила! Ручку в ванной ей хахаль прибил – и ту с собой забрала, когда съезжала. Дверь который год стоит дырявая.
Потом ещё въезжали-выезжали всякие. У одних дитё плиту изгадило, другие плафон у люстры мячом пробили. Последним жил мужчина. Мы уж было решили – ну ладно, Бог с ним с бардаком, но может хоть розетки починит, петли дверные смажет, паркет переберёт – какое там. С утра упрётся на работу, вечером плюхнется на диван и в телевизор таращится. И опять на работу – на диван – на работу – на диван. А в выходные – в магазин и тащит оттуда еды готовой на всю неделю. Холодильник от такого содержимого кашлять начал, а микроволновка чихать. Попробуй не зачихай, когда ты вся в пятнах от майонеза и пропахла ароматизаторами. Диван бедный тоже долго не протянул – ножка треснула. Этот товарищ брюхо себе отрастил и бока – кто же такое выдержит? Наконец и он съехал. Тишина, покой… Гляжу кособоко на соквартирников – стоят, подставляют раны весеннему солнышку.
И тут на днях на пороге возник хозяин с кучей сумок и коробок. Довольный такой. Розетки выпавшие на место прикрутил. В диване покопошился. Крючки для одежды прибил оторванные. «Ура!» – подумали мы. «Про нас вспомнили!» – обрадовались мы. «О нас позаботятся!» – возликовали мы. А потом явилась она. Девчонка лет восемнадцати. От горшка два вершка, на руке татуировка, на голове макароны запутались, на губах молоко ещё не обсохло! И давай с ходу судочки какие-то мудрёные в холодильник заталкивать, шкафы всяким хламом набивать. Везде носится, суетится. Паркету пришлось менять репертуар с привычного «Реквиема» Моцарта на «Шутку» Баха. Окна вяло позвякивали в такт. Унылая «шутка» вышла. Да и эта пигалица не оценила. Жаловалась вечером своему гаджету, что пол уж больно скрипит.
Вот мы и устроили ночное собрание. Нет, не собрание – митинг! Протестный! Девчонка испуганно ворочалась на диване. На паре особенно громких реплик холодильника даже заглянула на кухню, проверить – может, мыши? Я даже подмигивать митингующим начала – мол, не шумите сильно, напугаете… ребёнка. А она давай креститься и тапкой на меня замахиваться! Надо же, какая нежная! А я между прочим тоже! У меня между прочем тоже нервы... лопаются! Я более не могу работать в таком режиме! Я отказ-з-з-з-сс…
– Ох, ещё и лампочка в коридоре перегорела. Сняла на свою голову жильё подешевле – со вздохом пробормотала девочка. Потом обвела глазами квартиру и уже громче спросила:
– А где тут у вас стремянка?
6. ПРЕДНОВОГОДНЕЕКаждый год я радуюсь предновогодним переменам в родительской квартире. На зеркале в прихожей появляется ёлочка из мишуры или наклейки-снежинки. Пол гостиной укрывается ярким мохнатым ковром, об который так любит чесаться пёсик Посик. А главное – у окна появляется наша ёлка. Когда-то я едва доставала макушкой до второго яруса. Теперь легко дотягиваюсь до верхушки.
Устанавливает ёлку всегда папа. Она у нас старенькая, гораздо старше меня, и требует нежного обращения. Папа достаёт постамент с вращающимся диском, собирает ствол и нанизывает на него ярусы веточек. Потом приходит очередь гирлянд. Две ленты из проводов и разноцветных фонариков украшают ветки и втыкаются в постамент. Теперь при включении в розетку ёлочка начинает вращаться и мигать – сначала зажигается одна гирлянда, потом другая. Папа не один раз менял перегоревшие фонарики, выпрямлял разными способами ствол, который всё равно норовит покоситься. Но ёлка живёт.
В основном, конечно, мы включаем нашу старушку по важным поводам. Например, если к маленькой мне пришли Дед Мороз и Снегурочка. Или под бой курантов – в главный момент праздника. Каждый раз, когда зажигаются огоньки, раздаётся шуршание и веточки с фонарикам начинают уезжать вправо и назад, я радуюсь как ребёнок. Крутится! Всё ещё крутится!
В конце сборки наступает очередь верхушки. Ею тоже всегда заниматься папа – я хоть и дотягиваюсь, но не очень хорошо. А папа большой. Но в остальном наряжать нашу красавицу доверяют только мне. Где бы я ни жила, как бы ни была занята, накануне праздника я прихожу к родителям и начинается волшебство.
Я снимаю пакет со старенькой коробки. Вот они, мои хорошие, мои любимые ёлочные игрушки. Шарики, ангелочки, сказочные персонажи, зверята-символы разных лет...
В этой коробке – моё детство. Вот старенький, уже почти безбородый гномик – исполняющий обязанности Деда Мороза среди обитателей ёлочки. Вот маленькая зелёная собачка Сьюа. Шестилетняя я так причудливо прочитала английское China на её этикетке. С тех пор у неё единственной на всей ёлке есть имя. А вот главная любовь моего детства – ласточка с крыльями и хвостом из какой-то шуршащей блестючки. Строго говоря, по расцветке ласточка скорее снегирь. Но для меня она всегда была ласточкой. Доброй и долгожданной. Светлой героиней всех ёлочных приключений.
Первый ярус ёлочки я украшаю самыми старенькими, ещё советскими стеклянными игрушками – если вдруг они упадут с такой высоты, то не разобьются. Потом беру в руки крупные мягкие украшения и шарики. Когда одна сторона ёлки заполняется игрушками, втыкаю её в розетку, заставляя повернуться ко мне задом, а к окну передом. И начинаю с чистого листа. Потом равномерно распределяю ангелов – с каждой стороны по штуке, а то и по два. Ангелов у нас много. Переживаю, что игрушек не хватит. Вспоминаю, что всегда хватало. В конце неизменно застываю перед крутящейся ёлкой с последней игрушкой в руках и думаю – ну куда же тебя повесить? Одну из верхних веточек оставляю для символа наступающего года. Все сразу должны видеть, кого мы встречаем!
После игрушек приходит черед мишуры и дождика. Раскладываю пушистые змейки по ярусам, цветные ленточки кидаю на верхние ветки. Вниз торжественно встают куклы – Дед Мороз и Снегурочка. А постамент накрывается специальным ковриком, под которым в самую сказочную ночь обязательно оказываются подарки.
Вот и всё, ёлочка наряжена. А это значит, что праздник совсем близко. Для маленькой меня это значило ещё и то, что теперь возле ёлки можно играть и придумывать кучу новых историй. Например, я представляла её большим общежитием. Ярусы веток были этажами, игрушки – жильцами, дождик и мишура – лифтами, а Дед Мороз и Снегурочка – консьержами. Они зорко следили за всеми гостями и не пускали кого попало.
Между игрушками разворачивались невероятные взаимоотношения. Они женились и расставались, образовывали любовные треугольники. А ещё у меня была принцесса из киндер-сюрприза, которую строгий король-отец хотел выдать замуж за богатого и старого гнома с ёлки, а она любила то грустного чебурашку, то вообще усатого официанта из лего-домика. Красавицу отправляли к гному, она сбегала, пряталась у других жильцов и у консьержей, потом ласточка помогала ей улететь к любимому... Сюжет обрастал подробностями, набирал остроты. "Общежитие" заполнялось игрушками из киндера, во время сеансов вращения постоянно их выселяло. Потом мама требовала всё лишнее с ёлки убрать... И так каждый год. Всё моё детство. Долгое, счастливое, волшебное.
_________________________________________
Об авторе:
АНАСТАСИЯ КАЛИНИЧЕНКОг. Северодвинск. Поэт, прозаик, чтец. Автор сборника стихов «Исповедь моей души» (Архангельск, Лоция, 2021). Участник Всероссийской конференции для молодых писателей АСПИР (2022), лауреат Ежегодной литературной премии СРЗП 2023 года в номинации «Молодая поэзия России». Участник длинного списка Международной литературной премии им. А. И. Левитова в номинации «Проза 18-40 лет» (сезон 2022-2023), финалист Х межрегионального литературно-музыкального конкурса-фестиваля имени Александра Грина – Гринфест «Остров надежды» в номинации «малая проза». Лауреат конкурсов разных уровней в номинациях «Исполнение поэзии», «Художественное слово», «Театр» и др. Куратор секции художественного слова Студии молодых литераторов «Абрамовский большак».
скачать dle 12.1
