Редактор: Женя Декина
(Глава из книги для детей «Звук небесный, звук земной...» (Рассказы о русских композиторах).
Фото Германа Власова
Предисловие Жени Декиной: Борис Евсеев представляет нашему вниманию главу из интересной детской книги о русских композиторах. Со свойственным ему профессионализмом он умудряется просто объяснить сложные общественно-политические процессы.Когда Серёжа Прокофьев был маленький, он любил сочинять музыку, любил шутить и наряжаться в необычные костюмы. Как наряжаются, на Святки или на школьный карнавал. Но и повзрослев – по-прежнему обожал он яркую одежду и весёлые проделки.
Сергею Сергеевичу было 27 лет, когда страна наша превратилась из Российской Империи в РСФСР. И сперва Прокофьеву показалось: жить в голодной, полыхающей бунтами и гражданской войной стране невозможно. Тогда он уехал в Европу, а затем и в Америку. Однако через восемнадцать лет вернулся назад, в Россию. Ведьему было хорошо известно: музыка часто возникает из напевной человеческой речи. Именно поэтому, перед тем, как вернуться, он не раз и не два говорил своим друзьям:
– Воздух чужбины не пробуждает во мне вдохновения. Потому что я русский. Я должен снова вдохнуть воздух моей родины. Должен услышать русскую речь и песни моего народа…
Вернувшись домой, он сразу же и услышал: страна и впрямь поёт! Да ещё как поёт! Молодо, звонко, и почти безостановочно. Хотя иногда и фальшивит, а для песен выбираетне вполне подходящие слова. Но всё-таки поётистово и горячо.
«Страна поёт – значит, страна живёт», - обрадовался своей догадке композитор.
И здесь новая мысль неожиданно пришла ему на ум: музыка может изменить страну! Уяснив это, он ещё усердней принялся писать музыку для людей новой страны: чтобы она быстрей менялась, становилась лучше, краше.
Правда, музыку Сергей Сергеевич сочинял немного странную и не всем понятную. Иногда его музыка прыгала и скакала, как заводная кукла. Иногда маршировала, подобно средневековым рыцарям. Особенно необычной была его музыка в балетах и операх. Но вот песни, гимны и кантаты для хора, он всё-таки старался сочинять попроще.
Тут надо сказать: страной нашей тогдаправилине слишком приветливые, насупленные, угрюмые, а иногда даже грозные люди. Многие из них ходили в солдатских гимнастёрках, глядели сычами и часто обижали тех, кто не хотел поддерживать и восхвалять их угрюмство, а хотел жить весело и привольно.
Главным из этих насупленных был товарищ Сталин, человек суровый, в гневе шевелящий усами, но иногда и к шутке склонный. В музыке товарищ Сталин разбирался слабовато. Особенно в новой, только-только написанной. Современная музыка казалась ему коварной, говорящей о чём-то таком, чего никак нельзя допустить в расчисленном до винтика государстве. Поэтому на современных композиторов он часто и подолгу сердился.
И вот однажды Сергея Сергеевича, пригласили к самому товарищу Сталину в Московский Кремль. Многие мужчины и женщины вождя страшно боялись. Некоторые генералы даже в обморок при встрече с ним падали. А Прокофьев, тот совсем не боялся. Наоборот! Вместо того, чтобы бояться, он думал сказать товарищу Сталину: «Новая музыка должна быть яркой и карнавальной. Хотя иногда и грустно-задумчивой. А вовсе не серо-солдатской или туповато строевой».
Радуясь своим мыслям, Сергей Сергеевич решил для похода в Кремль, одеться повеселей. Но выбирая костюм, задумался: шутом ему нарядиться или рыцарем? Из рыцарских доспехов – нашлась у него дома одна только продавленная нагрудная кираса. Покрутил он ржавую кирасу в руках и решил всё-таки шутом нарядиться. Тем более, что написал он когда-то замечательную музыкальную «Сказку про шута, семерых шутов перешутившего».
Этот сказочный балет Прокофьев очень любил. Особенно нравился ему главный герой балета — Шут. И когда стал Сергей Сергеевич для прогулки в Кремль Шутом наряжаться – тут же одна балетная сценка, в сопровождении музыки, пред глазами у него ивозникла…
Вспомнилось ему, как выбежал на сцену Главный Шут в колпаке с вшитым в него белым тряпичным хвостом. Да ещё и в голубой жилетке, в штанах полосатых, в толстых, украшенных ломанными линиями, белых чулках. Взмахнул Шут волшебной плёткой и давай выманивать на сцену свою жену. При этом, танцуя, всё время показывал: сейчас он из Шутихи всю душу повытрясет!
А дальше в балетном либретто было написано примерно так.
– Жду не дождусь тебя, Шутиха! – крикнул Главный Шут.
Тут появиласьего жена, и Шут ударил её плёткой. И вроде бы даже убил. Но на самом деле, она только притворялась. Потому как Шут заранее с женой обо всём договорился. Ещё немного потанцевав, он прямо на сцене Шутиху взял, да и «воскресил».
Видя такое дело, семеро других шутов, которых Главный Шут заранее пригласил к себе домой, стали падать на колении слёзно молить:
– Продай! Триста рублёв тебе за плётку волшебную дадим! Очень хоцца нам жён своих прибить, а потом, когда потребуется, их снова оживить!
Главный Шут плётку им и продал.
Однако жёны семерых шутов, ими прибитые, – почему-то не воскресали. Смекнув, что их обманули, шуты отправились обидчику мстить. Но Главный Шут их опять одурачил. Переоделся в женское платье и прикинулся своей собственной сестрой. Эту мнимую сестру понурые шуты к себе домой и уволокли. И там ей приказали: «Будешь у нас стряпкой»! Другими словами, - кухаркой.
В это же время приехал к семерым шутам богатый купец: шутовских дочерей сватать. Но вместо дочерей засмотрелся на размалёванную стряпку. Её он и выбрал в жены, и в спальню за собой повёл. Однако переодетый стряпкой Шут ловко из спальни ускользнул. А купцу вместо себя в постель козу рогатуюподсунул! Тут купцу с перепугу показалось: не коза это, а оборотень! И сперва он стал мелко креститься, а потом решил козу убить. Здесь-то и явился Главный Шут с солдатами. И стал сурово требовать у купца выкуп за исчезнувшую “сестру”. Получив 300 рублей ещё и от купца, Шут разбогател и возвратился к разлюбезной своей Шутихе…
Именно такого грубовато-весёлого, а иногда и грозного Шута, захотелось Сергею Сергеевичу представить во время «Русских сезонов», которые его друг Дягилев в те далёкие годы постоянно в Париже устраивал. Но помешала Первая мировая война. И лишь через пять лет после того как балет был написан, его поставили.
И здесь припомнилось Прокофьеву уже не либретто – припомнился сам шутовской балет и круговерть, какой давненько на европейских сценах не видывали!..
Случилась тогда и ещё одна смешная история.
Была ранняя весна. Париж после войны скучен и бледноват был. Однако на знаменитом холме Монмартр роилось множество художников, продававших свои картины, а на королевский Лувр глазели, разинув рты, тысячи зевак. Недалеко от Лувра у сквера Искусств и Ремёсел, в сером трёхэтажном здании с розовыми наличниками на окнах, располагался Театр «Ля Гете Лирик". Слово «Гете» - означает веселье. Сюда-то весной 1921 года, и вошёл, - веселясь, в клетчатом костюме, с красно-оранжевым галстуком поверх зелёной рубашки, чуть рыжеватый, в лягушачьих круглых очках - Сергей Прокофьев.
На сцене уже водрузили декорации. Правда, выглядели они нелепо и совсем не по-русски. Репетиция началась. И сразу появился Шут в костюме из цветных лоскутов, сильно напоминавшем костюм парижского нищего.
– Замените костюм! - закричал тогда Сергей Сергеевич, вскочил с места и, урча, как человек-мотор, побежал к сцене, - и танец мне совсем другой нужен!
Ещё подбегая к сцене, Сергей Сергеевич понял: премьеру надо спасать! И стал уговаривать художника Ларионова приняться за дело как следует. В помощь художнику – определили молодого польского танцовщика и балетмейстера Тадеуша Славинского. Они-то и стали, засучив рукава, премьеру готовить. Костюмы художник Ларионов сделал замечательные. А вот с танцами – никак не ладилось.
– Тадеуш прекрасный танцор, - жаловался Прокофьев организатору Русских сезонов Сергею Павловичу Дягилеву, - но абсолютно пустая голова. Изобрести хоть что-нибудь, ну никак не может! Но самое главное, оба они — и Славинский, и Ларионов — ничегошеньки не смыслят в музыке...
И всё-таки премьера 17 мая 1921 года в театре “Ля Гете Лирик» состоялась! Всё прошло как нельзя лучше. И это, конечно, благодаря участию в репетициях самого Прокофьева, и точным советам антрепренёра, то есть, организатора спектаклей, - Дягилева.
Сергей Павлович Дягилев старался обставить балет наилучшим образом и выпустил изящно оформленные программки с портретом Прокофьева, которого нарисовал знаменитый французский художник Анри Матисс. Правда и тут не обошлось без шутовства. Когда Прокофьев увидел портрет, он спросил Матисса:
– Почему вы сделали мне такое длинное лицо?
– Чтобы передать ощущение вашего роста.
Сергей Сергеевич встал на цыпочки, оттянул книзу челюсть, но потом рассмеялся и больше про портрет не вспоминал.
Парижские спектакли прошли с успехом. Многим, однако, спектакль показался неровным: то вверх скакнёт, то вбок свалится!Раздавались и вовсе раздражённые голоса: мол, танцовщиков по рукам и ногам связывают нелепые костюмы, которые созданы только для того, чтобы мешать танцу! Половина парижской публики вообще восприняла “Шута” как очередную причуду в русском стиле. Другая половина - протестовала и шикала. В общем, когда в новом сезоне заговорили о переносе скоморошьего балета на сцену главного театра Франции Гранд-Опера, дирекция сочла это неуместным. Мол, не соответствует парижским традициям!
– Подумаешь, каким-то дряхлым традициям не соответствует. Мой Шут всё равно всех перешутит!..
Нахохотавшись от парижских воспоминаний, Сергей Сергеевич вдруг призадумался. И решил двинуться в Кремль не в костюме Шута, а в костюме для лаун-тенниса. Надел пушистые гетры, шорты, взял мешочек для мячей и ракеток, да и пошёл себе! Только вот вместо второй ракетки сунул в торбочку, сам не зная зачем, подаренную ему плётку. Ручки у плётки и у теннисной ракетки были уж очень похожи…
За кремлёвской стеной - тишина, покой, ни песен, ни демонстраций. От такой непривычной для шумной Москвы тишины Сергею Сергеевичу сделалось на миг жутковато…
Но тут провели его в громадный кабинет товарища Сталина. Глянул композитор и обомлел: за столом семь бездвижных кукол в пиджаках и гимнастёрках сидят! Причём сделаны эти куклы вроде как из хлебного мякиша, который со временем совсем зачерствел. А перед куклами тихо, как уссурийский тигр, выступает в мягоньких сапожках и полувоенной форме товарищ Сталин. Только приоткрыл Прокофьев рот для приветствия, как товарищ Сталин неспешно ему кивнул, развернулся к столу и спросил у очерствевших кукол:
– Это што за шут к нам сюда пожаловал?
Куклы вдруг сделались совсем жёсткими, как сухари. Но при этом сделались и похожими на уличных торговцев: крикливых и даже вредных.
– Верно, товарищ Сталин! Шут он, шут! - закричали хором все семеро.
А один из сидевших - сам, как кругляш, лысина тоже круглая, ещё и очочки колёсиками, сказал вполголоса другому, со вздыбившейся щёточкой усов и глазами плаксивыми:
– Расстрэляют! Как пить дать, расстрэляют этого шута горохового. Так ведь, Вячеслав Михайлович? – жадно втянул в себя слюну кругляш.
Вячеслав Михайлович в ответ на эти слова лишь устало зажмурился.
– Я вижу, ви нам новую музыку принесли, Сергей Сергеевич? – вкрадчиво спросил товарищ Сталин, - что это у вас в торбочке? Ноты, небось? А ви знаете, что в Большом театре говорят о Вашей музыке?
– Знаю, - весело ответил Сергей Сергеевич: «Нет музыки печальнее на свете, чем музыка Прокофьева в балете».
– Они правильно говорят, или врут? Может, просто завидуют вам?
– Кто врёт, а кто в музыке плохо разбирается.
– У вас весёлая музыка товарищ Прокофьев. Даже насмешливая. Как будто ви чьей-то неудаче радуетесь. Мне сказали, что ви написали такую вещицу «Петя и волк». И некоторые говорят, что волк – это товарищ Сталин. Ну, допустим, я волк. А Петя-то кто?
– Пионер, товарищ Сталин.
– Знаю, что пионер. А кого именно ви под этим пионером подразумевали? Кто этот самый Пётр, который, - если б я действительно был волком, - меня укокошить захотел, призвав охотников?
Тут Сергей Сергеевич сбился и пролепетал первое, что пришло в голову.
– Столыпин это… Пётр Аркадьевич... Петя… Ну, когда он маленький был.
– Гм… Складно врёте. Но что верно, то верно: будь я волком, Столыпина вашего сожрал бы в первую очередь. Так, товарищи? - обернулся он, к сидящим за столом.
– Так, так, - зашлёпали губами хлебные мякиши, вдруг переставшие быть сухарями.
– Ну, раз так, отпустим товарища Прокофьева. Может, мы, и правда, не понимаем его музыки. Только скажите мне напоследок: какое произведение ваше можно послушать, чтобы не уснуть сразу? И чтобы желудок не расстроился?
– «Сказку про шута, семерых шутов перешутившего», - сразу нашёлся Прокофьев.
– Это что ещё за сказочка такая? Ви намекаете, что мы все тут шуты?
– Это русская народная сказка, товарищ Сталин. Я на её сюжет давно, ещё пятнадцать лет назад, балет свой написал!
– Даже не знаю, как с Вами быть, товарищ Прокофьев. Ви в таком костюме явились, что даже в милицию Вас отправить нельзя. Милиционеры наши испугаться могут… А что всё-таки у вас в торбочке?
– Ракетки для лаун-тенниса.
– Дайте-ка сюда.
Взял товарищ Сталин торбочку, потянул за ручку – и оказалась в руках у него плеть. И сперва, словно облачко по лицу вождя пробежало. Но потом рассмеялся товарищ Сталин.
– Я понял Вашу шутку. И про шутов моих тоже понял! Сейчас я вас! - Здесь вождь подступил к столу с хлебными мякишами и взмахнул легонько плёточкой…
Пока товарищ Сталин плёточкой размахивал, дверь в кабинет слегка приоткрылась. Сергей Сергеевич обернулся и увидел: манит его к себе генерал какой-то. Не поворачиваясь к длинному столу спиной, отступил он тихо к двери. И незаметно кабинет покинул.
– Быстрей, быстрей, бегите! - А то Хозяин опомнится, тогда несдобровать и Вам и вашему костюмчику…
Но только Сергей Сергеевич бежать не стал. Насвистывая новую, только что влетевшую в ум мелодию, медленно двинулся он в своём теннисном костюмчике по кремлёвским коридорам к выходу.
А вскоре и слова к мелодии, которую он насвистывал, привязались:
Вставайте, люди русскиеНа славный бой, на смертный бой…
Вставайте, люди вольные,За нашу землю честную!..А потом и другие слова сами собой выскочили. И запел их уже не один человек, а целый хор:
Врагам на Русь не хаживать,
Полков на Русь не важивать!После этих слов, совсем успокоившись, пошёл композитор пешочком домой, сочинять дальше внезапно услышанную музыку. И ведь получилось у него замечательно! Хоть и не сказка вышла, зато уж точно история из сказочных, или точней – легендарных времён.
И называлась эта хоровая история, с непреклонными стихами и сурово-радостной музыкой, вполне по-богатырски: «Александр Невский».
_________________________________________
Об авторе:
БОРИС ЕВСЕЕВПрозаик, эссеист, член Союза российских писателей, вице-президент Русского ПЕН-центра. Получил музыкальное, литературное и журналистское образование. В советское время печатался в Самиздате. Лауреат премии Правительства Российской Федерации в области культуры и премии «Венец», Бунинской, Горьковской, им. Валентина Катаева и других премий, финалист «Ясной Поляны», «Большой книги», «Русского Букера». Автор двадцати книг прозы. В настоящее время ведёт семинар прозы в Институте журналистики и литературного творчества (ИЖЛТ, Москва).
скачать dle 12.1
