Редактор: Анна Харланова
1. Как это делалось в СССР Гвозди б делать из таких людей…
Н. ТихоновШиракская степь — обширная безводная плоская возвышенность, расположенная в Тифлисской губернии между Иорой и Алазанью. В зимнее время служит пастбищем для горцев Дагестана. Местами имеются источники нефти. В северной части Ш. степи, в 29 верстах от Сигнаха, находятся Царские колодцы, штаб-квартиры тверского драгунского полка — Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.Царь Кахетии Теймураз Багратион за заслуги в войнах против персов даровал «не знающим страха» тушинам (горцы востока Грузии) право на выпас скота в Шираки. Право это оспорили соседствующие лезгины, что привело к взаимным набегам. Междоусобица прекратилась с приходом в 1874 году на квартиры в Царских колодцах (С 1921 года — Красные колодцы) Тверского драгунского полка.В 1860 году в Ширакской степи были обнаружены залежи нефти. В 1883 году нефтеносные участки арендовал прусский подданный Вальтер Сименс (компания «Сименс и Гальске»).В начале XXвека скважины Сименса перекупило Нефтепромышленное общество Ротшильдов, управлять промыслом новые хозяева пригласили моего деда (отца матушки). После пришел 17 год, Гражданская, — по Закавказью «гуляли» банды разорителей самого разного окраса и рода-племени, неразбериха царила ужасающая, — дед, человек справедливый до истовости, организовал команду усмирителей, и, возглавив первый в уезде Отряд особого назначения, принялся, с присущей ему обстоятельностью планомерно вырезать бандитов любого окраса. Когда его каратели отправлялись на зачистки, по степи стон шел — Хирсели идёт…
Упомянул я деда-маузериста по той причине, что преемственность, она на роду написана: предок мой в начале века скважины обустраивал в Шираки, и я, продолжатель, занялся тем же делом и на том же месте семьдесят лет спустя…
Грузия — удивительная страна: на крошечном пространстве — воробей за пару часов облетит — Господь собрал все, какие только существуют, ландшафты земные: один из примеров — спускаешься, любуясь пестроцветным разнолесьем, с Гомбор (1), следуешь сафьянному берегу белопенной Иори, у самой плоскости огибаешь скалистую, встопорщенную изумрудными елями горбатую гриву, и открывается глазу пустынная степь от подножья и до горизонта: ковыль, перекати-поле, разбегающиеся в стороны линии электропередач, да унылый, колкий суховей. Отсюда, соорудив заборник, тянули мы водовод к будущей буровой, на месте обустраивали площадку — разбивали фундаменты для домиков вахты, налаживали трансформатор (отводку от ближней линии уже подвели), монтировали сборные складские «арки»… Я, только-только вернувшийся с короткой побывки, шерстил за дурость личный состав — кругом аспиды резвились, и, несмотря на категорический мой запрет, трудяги, улучшив момент, нет-нет да и перешибали хребет какой-нибудь зазевавшейся гюрзихе, и, дабы погордиться удалью молодецкой, перевешивали жертву через воздушку «нефтянки», вот и подрулил к площадке одновременно со мной уазик с синим крестом на двери, вылез из него весёлый дяденька, пересчитал убиенных змеюк, выписал нашей конторе штраф по пяти с четвертью тысяч рубликов за особь, и сообщил, что его служба местных гадов лелеет и пестует, чуть ли не по именам различает, периодически на дойку забирает, и после выпускает обратно на выпас, а мы — вредители, нанесли государству сообразный указанной в квитанции сумме ущерб и на первый случай убыток сей покроем, а буде повторы случатся, руководитель (на меня, паразит, намекал) и под статью может подпасть… Прервал мой ор трезвон «нефтянки» — секретарша генерального названивала: — Николаич по тебе соскучился: мигом за руль и чтобы через пару-тройку часов был в приёмной!
— Так я только что прикатил, оглядеться ещё не успел!...
— Кого *** чужое горе? — поинтересовалась милашка, и трубка дала отбой…
— Что у вас? — Николаич оторвался от разложенных на столешнице документов, потёр набрякшие подглазья.
— Штраф у нас от Ветнадзора, за змеюк, на двадцать тысяч с хвостиком…
— Угу. Передай своим вандалам — вычтем из квартальной. А сам собирайся в дорогу: ты у меня, почитай, уже весь Союз объездил, а вот в зауральских степях, по-моему, ещё не бывал. Не интересно поглядеть места, где Пугачев казаков будоражил?
— Нет, — отрезал я, — мне «семьдесят шестую» добивать надо…
— Добьёшь ещё, — я же не в ссылку тебя отправляю, всего-то на пару деньков, и назад: съездишь в О…вск, добудешь мне семисот тонный пресс — тамошний «Прессмаш» производит — и завершай себе объект, кто ж тебе мешает?
— А почему именно я должен этот пресс добывать? Чем УПТК со своим добывальным аппаратом занято?
— УПТК не справилось.
— Надо же. А верхи? — могущественный Нефтепром? Мы же не бесхозные, в конце-то концов…
— Представь себе, и министерство забуксовало — этот самый «Прессмаш» хоть и не номерной — минстанкопромовский, но на оборонку завязан, на сторону и гайки не отпустит…
— Так и чёрт с ним, с неприступным, — у белорусов выцыганим: мне в Оршу смотаться, раз плюнуть, а на «Красном борце» с оркестром встретят…
— Не подходит: у «Красного борца» пресса штамповочные, а мне нужен монтажно-запрессовочный, гидравлический, и нужен он мне в наш «профилакторий», причём, срочно. Ты когда там бывал, видал махину в трубном цеху? — на станине выбито: «Цинцинати-1924». Так вот, ветеран этот трофейный уже на ладан дышит, рассыплется — трубный остановится. Издохнет трубный — буровые встанут… Как думаешь, что нас всех в таком случае ждёт?
— Николаич, ежели сам всесильный Миннефтепром не может на какой-то там «Прессмаш» надавить, я что смогу? Такие вопросы в верхах решаются…
— А у тебя есть уникальное свойство — ежели тебя как следует прищемить, ты всегда выход найдёшь, мало того — больших начальников зашивать здорово умеешь. Ещё: ты наши возможности не хуже меня знаешь, предлагай самый дефицит. Может ТАКРАФом (2) соблазнятся — кроме нефтяников пока что никто в стране не получал, а у меня новенькийпневмоколёсный двадцатипятитонник в ангаре скучает, понадобиться — и гусеничный устрою. Может на вахту-общежитие позарятся — прямо из Остравы поставку сделаю (3), в любой комплектации… В общем — иди, оформляй командировку, и завтра же с утра в аэропорт.
— Завтра не поеду.
— Это почему же?
— А что я там без дела болтаться буду — где это видано, охмурять замордованных производственников в рабочие дни? Улечу яво вторник — двадцать девятого, в среду проникну на предприятие, принюхаюсь, четверг-пятница — праздники, плюс два канонических выходных, вот и набирается у меня целых четыре дня для подрывной деятельности…
— Стратегически мыслишь, аферюга, — за это и ценю, действуй!..
Антиалкогольную кампанию в народе по незнанию окрестили «Горбачёвской», хотя истинным её зачинателем являлся «ювелир» Андропов, ещё в мае восемьдесят второго направивший Брежневу докладную записку о необходимости «усиления борьбы с пьянством». В ноябре того же года уже сам, оказавшийся у руля, Юрий Владимирович объявил: «Рабочее время — работе!» и усилил борьбу со всем вообще, и борьба эта длилась 463 дня подряд, после чего ошалевший народ, справив поминки по борцуну, получил тринадцатимесячный передых под бюрократом Устиновичем. Покамест сегменты моментально разросшегося аппарата развлекались, забрасывая друг дружку невразумительными циркулярами, в верхах шла породившая Горби битва титанов, последний же, встав у кормила, возопил: «Перестройка!», и незамедлительно сочинил детищу своему ещё и дочку, назвал новорожденную — «Антиалкогольная программа», после чего закрепил её карательные права и обязанности указом Президиума В.С.
Страна подсела на одеколон и спиртосодержащие суррогаты, за одним исключением — богоспасаемая Грузия как предавалась винопитию до того, так и продолжила: в ресторанах и ресторанчиках подавали без ограничения, винные магазины торговали, крестьяне давили гроздь и беспрепятственно гнали чачу: «Древняя народная традиция» — так объяснил рассвирепевшему после визита в Закавказье куратору программы Егорушке Лигачёву пробравшийся к тому времени в Политбюро шалунишка Шеварднадзе.
— Да у вас там даже не «полусухой» закон, как в Молдавии, а сплошная гулянка! — Не унимался воинствующий трезвенник, на что Амбросиевич резонно заметил, что даже в безалкогольной державе где-то должен присутствовать резервный оазис — мало ли кого и когда понадобится задабривать, буде волнения на почве изнурительной трезвости возникнут…
Удивлял «Аэрофлот» с наплевательским отношением к антиалкогольному произволу властей — Америка тогда ещё не изобрела Всемирную Террористическую Угрозу, в самолёты пассажиров пускали без унизительного шмона, мало того — руководство аэровокзалов не препятствовало перевозке гражданами фактически запрещённых крепких напитков.
Известно, что скорость молвы превышает скорость звука, прослышав про грузинское Эльдорадо, в древний наш город со всех концов обездоленной державы потянулись покалеченные лосьоном «Огуречный» челноки. Дошло до того, что дирекция соседствующей с моим околотком турбазы — весьма комфортабельной и вместительной, надо сказать — под натиском волны новоявленных контрабандистов принялась спешно закупать кровати и расставлять их поначалу в актовом зале, после в коридорах, а в пиковые дни и в абсолютно неприспособленных для ночлега помещениях — обширном гараже, зимней оранжерее, и, даже, страшно подумать — в заброшенном до того и спешно приведённом в божеский вид подвальном бомбоубежище.
Блаженствовали виноделы — спрос на бутилированную чачу, крепкие Лимонную и Ромовую настойки, Зубровку, Охотничью, дешевые коньяки превзошёл разливочные мощности столичных производителей, пришлось подключать регионалов.
Абсолютный бедлам творился на родной моей Караульной — на наше несчастье первый этаж завершающего улицу углового дома занимал специализированный магазин, и прибывавшие на турбазу алкотуристы, погрузившись в предоставляемые экскурсионные автобусы, требовали у водителей незамедлительно везти их к ближайшему винному лабазу, результат — с утра и до поздней ночи (осчастливленные лабазники моментально перешли на ненормированный рабочий день) местные автовладельцы, и я в их числе, бранились с водилами Икарусов и Лазов, ибо туристическим подвижным составомнамертво перекрывались въезды-выезды наших дворов…
В понедельник я с заднего крыльца проник на склад полюбившейся гостям города лавочки. Грузчики, сообразно заказам торгового зала, комплектовали горячительным картонную тару. Оторвав от дела бригадира, заказал на вечер «командировочную» коробку: — Стандарт: пятьдесят на пятьдесят? — переспросил запыхавшийся бутлегер.
— Нет, вина не надо, только крепкое: Зубровка с коньяком.
— Коньяк дорогой, или попроще?
— «Варцихе» сойдёт…
— Будет сделано. Только приходи попозже, к десяти, раньше не поспею — видишь, какой у меня бардак?..
В отличие от времени нынешнего, до середины восьмидесятых в стране работало несчетное, известное одному лишь Госстату, число предприятий — от малых, и до гигантов индустрии, функционированию которых сопутствовало нескончаемое «броуновское» перемещение служилого люда: экспедиторы, консультанты, «выбивалы», проверяющие, приёмщики, поспешавшие с докладами в верха подотчётные, приглашенные «на ковёр» руководители — вкупе с изыскательскими партиями всех мастей, строителями, гастролирующими творческими «бригадами», туристами, отбывающими на соревнования спортсменами, отпускниками и прочими праздношатающимися скопище это составляло нескончаемый пассажиропоток — один только «Аэрофлот» перевёз в 1976 году более ста миллионов граждан, отсюда и молчаливые, суровые очереди не имевших заветной «брони» неудачников в кассах аэровокзалов, особенно в сезон летних отпусков. Меня очереди не пугали, ибо являлся я обладателем волшебного квитка: талон из серого картона, красная полоса через всё поле, надпись в левом углу «К удостоверению № 476», и лаконичный текст:
« В соответствии с распоряжением министра путей сообщения за №… предъявителю предоставляется право беспрепятственного внеочередного проезда всеми видами сухопутного, воздушного и водного транспорта на территории СССР». Подарил мне волшебную ксиву неулыбчивый мужчина с бешенными раскосыми глазами после совместного вакхического возлияния на корпоративной вечеринке, завершившей трехдневную сходку руководящего состава низовых подразделений Миннефтепрома в Ивано-Франковске. Прибыв к родным Пенатам, я незамедлительно выписал себе удостоверение №476, вклеил в него картонку, и после, аж до самого развала страны, разъезжал и летал по её необъятным просторам именно что «беспрепятственно и вне всякой очереди».
Во вторник, с утра, проигнорировав городские аэрокассы, покатил я прямиком в аэропорт, загнал свою «восьмёрку» в отстойник, взвалив на плечо короб с алкоголем, прошествовал в зал аэровокзала, после стандартной манипуляции с волшебной ксивой №476 приобрёл билет в нужном направлении и вскоре, имея впереди два с половиной часа полёта, устроившись в кресле резвой сто тридцать четвёртой Тушки, перелистывал «походный» томик Вийона.
В справочной замусоренного зала ожидания уфимского аэропорта очаровательная башкирка, показав в доброжелательной улыбке тридцать два золотых зуба, радостно сообщила, что из-за пыльной бури вылет в О…вск откладывается на сутки. Пока раздумывал — стоит ли ехать в город, или снять берлогу здесь же (здание гостиницы располагалось по правую руку от аэровокзала), объявили посадку. Чертыхаясь, доволок тяжеленную поклажу до самолёта — наземными средствами передвижения авиапассажиров в Уфе не баловали — дожидаясь посадки, разглядывал «лайнер» — двадцать четвёртый АН, судя по степени обветшалости, покинувший сборочный ангар Антоновского завода ещё во времена Карибского Кризиса. Сомневался, что взлетит. Когда взлетели, не верил, что долетит. Летели низко, погода была безоблачная, прильнув к иллюминатору вознамерился ознакомиться с ландшафтом. Оказалось, что любоваться нечем: куда доставал глаз — однообразная, без следов геологических разломов, покрытая разноцветными квадратиками посевов равнина, и так все полтора часа. Наконец долетели, и на удивление мягко приземлились.
Аэровокзал — абсолютная копия уфимского, только вылизан до блеска: по всему зданию сновали деловитые бабки в синих халатах и надраивали стерильные полы. Жара стояла удушающая, хотелось есть, прошел в ресторан, уселся за столик, огляделся — посетителей хватало, но никто ничего не заказывал, только пили чай и жевали что-то из своих пакетов. Подошла официантка, сообщила, что обед закончился, кухня закрыта и подкрепиться можно в буфете на другом конце зала. Перебрался в буфет. Весь ассортимент выставлен в витрине: заветренные бутерброды с чёрной икрой, салат из огурцов и черешня… Злой тащусь на стоянку такси. «Волга» попалась неказистая, однако стрелка спидометра исправно держалась у цифры 90. До города 30 вёрст. По пути приметил ещё два гражданских аэропорта. Таксист улыбчивый и говорливый, на мой вопрос о причине подобного насыщения окрестностей Аэрофлотом, пояснил, что в области множество малых поселений и их обитатели, постоянно перемещаются по служебным и житейским надобностям, отсюда обилие местных авиалиний, ибо путных дорог в степи нет. Периодически нас прихватывал песчаным завитком суховей. Я с непривычки жмурил глаза, водила, не снижая скорости, бодро дул по шоссе.
Город встретил новостройками — разбегающиеся по степи многоэтажки окружали его сплошным кольцом. Миновали бетонныйпояс, и открылась нам тихая, извилистая, застроенная радующими глаз нарядными домиками улочка с мохнатыми козами, щиплющими раннюю травку по обочинам. Скоро архаичная планировка перетекла в спрямлённые кварталы «хрущёвок», далее — с десяток зданий в стиле сталинского ампира, и, наконец, на перекрёстке — свечой высотка гостиницы. Расплатившись с таксистом вхожу: холл устлан коврами, витражи рассыпают по стенам яркие солнечные «зайчики», стрелки настенных часов показывают половину одиннадцатого — у стойки очередь из дюжины претендентов на вселение, встаю в хвост и слежу за продвижением, продвижения нет — очередь топчется на месте. За конторкой троица прелестниц: табличка «Администратор» — сухощавая, стервозная, играя каждой жилкой, священнодействует с паспортами, бланками, каламбурит с притихшими аки барашки очередниками — предельно вежлива, но общение ведёт на грани срыва. Стоит какому нетерпеливцу выразить неудовольствие, вытягивает брови ниточкой, беспомощно разводит руками, после прячет лицо в ладонях. Тотчас с обеих сторон, под углом к табличке, выдвигаются оскаленные физиономии кассирши и дежурной, облаивают провинившегося. Ошеломлённый недотёпа пытается прибегнуть к защите томящейся администраторши, но та мгновенно преображается и выбрасывает ему навстречу челюсти, наполненные обидными словесами. Приём отточен до совершенства, за полтора часа моего ожидания повторился дважды, оба раза возмутители спокойствия были повержены и бежали с поля боя. Отстояв своё, я твёрдо усвоил: без «брони» пускают только до утра, свободных одноместных нет, кому не нравится, может ночевать в сквере, благо таковой присутствует напротив… Молча подаю паспорт и командировочное, без слов заполняю два одинаковых бланка, плачу, получаю квитанцию и топаю к лифту. В ноль часов пятнадцать минут добираюсь до номера, за окном начинает смеркаться. Вхожу. В клетушке две кровати. На той, что у окна, возлежит лысый азиат, издаёт клекот и бульканье. Спит без одеяла и в носках. От носков исходят волны густых миазмов. Газет по-видимому не читает, с Антиалкогольной программой не знаком и перед сном, судя по второй, самостоятельной пахучей волне, налегал на плодоягодное. Отчаянно хочется спать, но понимаю, что уснуть при таком соседстве не поучится, идти некуда — час ночи, наконец-то стемнело. Извлекаю из короба бутылку коньяка, кладу в наплечную сумку, спускаюсь в вестибюль. У конторки мнётся одинокий страдалец. Сажусь в кресло, жду. Наконец терпиле выдали квиток, — счастливый поскакал к лифту. Администраторша глянула на меня, повела бровью влево. Дежурная, отреагировав, поинтересовалась — какого рожна мне надо и почему не занимаю отведённого койкоместа? Проигнорировал дежурную, подключилась кассирша. Наплевал и на неё. Администраторша вторично повела бровью, боковые, прихватив по сигаретке, ушли вглубь проёма. Встаю, подхожу, извлекаю бутылету и, перегнувшись через конторку, выставляю подношение на стол.
— Это взятка, — цедит стерва сквозь зубы.
— Господь с вами, сударыня, где вы видите деньги? Это просто знак внимания.
— Давайте вашу квитанцию, максимум трое суток, больше никак не могу… Выписывается, подсчитывается, выдаётся новая бумажка. Возвратившаяся после перекура кассирша принимает денежку, дежурная вручает ключ. Иду к лифту, наказчицы скалятся вслед — глаза усталые, злые. Прокрадываюсь в бывший свой номер, забираю короб, поднимаюсь этажом выше, в результате — чистенький полулюкс с ванной комнатой и никаких хмельных степняков. Торопко принимаю душ и валюсь в кроватку, на хрусткую простынку. За окном занимается ласковое утро. Пожелав себе сладкого сна, смыкаю веки. Стук в дверь, входит коридорная бабушка: — Чай пить будете?..
Заводское здание впечатлило: приземистое, кирпичной кладки, проёмы первого этажа затемнены. От торца до торца минут десять пешего ходу. Посредине — проходная с турникетом. За стеклом — вахтёр с цепким взглядом. Просовываю в форточку командировочную.
— Повремените, — звонит по внутреннему, шевелит губами, ждёт, через пару минут кладёт трубку, — на вас разнарядка не поступала, в пропуске отказано, — возвращает бланк.
В таких случаях надо брать на голос — начинаю с басов, постепенно перехожу на верхний регистр: — Вы что, охренели? Я две тыщи вёрст отмахал, что, впустую? Сей момент вызывайте кого из техотдела!..
— Обождите на улице. — Потянулся к телефону.
Выхожу, останавливаюсь у газона, курю, жду. Вскоре появляется верзила моих лет: — Это ты незваный грузин?
Завожу его за куст сирени, достаю из наплечной обёрнутую пергаментом бутылку. Гаер по сезону обряжён в рубашку с коротким рукавом, польские джинсы «Одра» в обтяжку — я так и не понял, куда он пристроил подношение, но пузырь исчез: — Что надо?
— В администрацию надо.
— К кому?
— В отдел сбыта.
— Нет у нас такого отдела — предприятие закрытое, каждое изделие в производство закладывается под конкретного потребителя…
— Тогда веди в Плановый. Начальник нормальный мужик?
— Во-первых, не мужик, а баба. Во-вторых, мы её Скорпионихой кличем.
— А что, мужиков в отделе нет?
— Почему же нет, есть — её заместитель, Штерн.
— Вот к нему и веди.
— Давай командировочное, обожди здесь чуток…
Штерн на абстинента не походил, поэтому я предложил не тратить на разговор служебное время, а устроить вечерние посиделки у меня в номере.
— Ты где остановился? — поинтересовался давешний гаер.
— В Факеле.
— Лады, — перемигнулся со Штерном, — к семи будем.
По пути, в овощном, прикупил лимоны, в Гастрономе бабаевский шоколад, в гостиничном буфете удалось собрать сносный закусон: к приходу гостей сервировал приличный холостяцкий ужин.
Гаер представился Ильдаром, Штерн — Семёном. Предъявил им короб, мужиков аж в пот бросило: — У нас по талонам, литр на рыло в месяц, — простонал Ильдар.
— Так давайте навёрстывать, — предложил я, разливая по стаканам коньяк, — бокалов не нашлось, не обессудьте…
Щуплый Семён алкал по шкиперски, Ильдар тоже не отставал — первый пузырь мы съели минут за пять. Закусив, взялись за второй: — Ты суть дела-то огласи, — предложил Ильдар, — а то после третьей и забудем, зачем сошлись…
Я изложил. Семён покрутил пальцем у виска: — Я в жизни двоих грузин знал, в армии сдружились, — оба с приветом были, но ты совсем ненормальный — на закрытое предприятие припёрся за номерным изделием. В этом году у нас в плане семисотников девять единиц. Два уже ушли в Иран, два в Египет. Один на днях уйдёт в Монголию, один в Югославию. Остальные до конца года в Нижний Тагил, на «Уралвагонзавод» (4) — чуешь?
— Слушай, — вмешался Ильдар, — давай сведём его с Сашк
ом, тот такой же чудной и до коньяка охочий, может и снюхаются.
— Сашок это кто? — задал я резонный вопрос.
— Замгенерала наш, — объяснил Ильдар, — производство полностью на нём. Мужик он увлекающийся: ежели его раззадорить, — может и в азарт впасть…
— Ты рыбалку л-любишь? — язык у Семёна уже чуток заплетался.
— Нет, жалко время на ерунду тратить.
— Придётся полюбить на пару дней: завтра нам всей администрацией на демонстрацию переться — Первомай, ничего не попишешь, а после собираемся на выходные слинять на «Запивушку» — это дачка наша заводская, на Яике… Яик, это река Урал, его Катька-блудница после пугачёвской гулянки переименовала. Сашок — заядлый рыбак, естественно, под его началом едем, и тебя с твоей роскошной коробкой прихватим, там вас и сосватаем, а дальше — сам знаешь: сумеешь с нашим предводителем сдружиться, он для тебя горы перевернёт...
Медведь представлен в русских сказках сильным и справедливым, простодушным и щедрым, таким и оказался Сашок. Трое суток утомлённый рабочими буднями «заядлый рыбак», не прикасаясь к удилищу, отсыпался, глушил со мной коньяк, с бодуна зазывал на долгие прогулки в тянувшуюся вдоль берега Урала лесополосу: Сашок был убеждён, чтолучше всего похмеляют чистый воздух и речной простор. В общем — сдружились. Как засобирались назад, вынес вердикт: — Пятнадцатого я зван на ковёр в министерство. Подъезжай в Москву, там и решим вопрос… Слушай, если на станине, сбоку, раковина будет небольшая, сойдёт? — Египтяне, подлые, упёрлись: «Некондиция, некондиция…» — пришлось новый конер отливать, изделие перемонтировать, а этот так и завис…
— Да хоть две, о чём речь — мы не египтяне, нам пресс для дела нужен, любоваться на него некогда будет…
В Первопрестольной я обычно останавливался в «Будапеште»: во-первых, в номерах меня принимали как родного, во-вторых, мне по нутру венгерская кухня и черешневая «Палинка» (к токайскому-десертному я также неравнодушен), в-третьих — местоположение: до любого «ключевого» места в столице рукой подать.
Сашок квартировал у дочери в Чертаново, созвонились вечером: — Накрывай завтра поляну, будем с начальником Управления кузнечно-прессового машиностроения разговоры разговаривать.
— Время?
— Часов в семь.
— Знаешь, где Ленин в девятнадцатом году на пленуме Центросовета выступал?
— Не знаю…
— Петровские линии дом два, буду ждать у входа.
Назавтра к шести спустился в ресторан, нашёл плоскостопого Гену, забил столик, велел через час подать закуски и охлаждённую «Палинку», а дальше подстраиваться под причуды гостей.
Управленец — моложавый, ухоженный очкарик, был дружелюбен, немногословен, с удовольствием выпивал и закусывал, мы с Сашком не отставали, налегали на гусиную печёнку и жаркое «по-трансильвански». Заморив червячка, перешли к делу: — Значит так, — Сашок глотнул токайского, — план по семисотым считай у меня в кармане, тагильчанам сборку в июле завершаю. Беру обязательство изготовить сверхплановый для Миннефтепрома, — лишняя сотня косых нам к месту придётся: сам знаешь — реконструкцию литейного затеваем, а это дурные траты, из вас же на капремонт вытягивать, что зубы самому себе дёргать.
Очкарик подумал с минуту, на меня глянул: — От нефтяников серьёзная бумага будет?
— Наисерьёзнейшая, завтра же займусь.
— Без визы Бальмонта (5) не сработает. Сумеешь устроить?
— Попробую звонок с Миусской площади (6) организовать — с месяц как старая боевая подруга в аппарате Бакланова (7) приземлилась.
— Тогда, думаю, выгорит, — нам нефтяникам услужить тоже в масть, мало ли какой выгодой может обернуться. Готовьте бумаги.
Сговор мы обмыли шампанским — в тот год мадьярскую шипучку завозили в страну эшелонами. После, на посошок, заглянули в Арагви: Сашку вспомнилось божественное послевкусие грузинского коньяка…
Спустя неделю я вновь засобирался в Н…ск — Сашок вызывал договор оформлять. Прихватив алкогольный короб, на сей раз двинулся через Баку, — надумал побаловать ударный отряд прессмашевцев каспийской икоркой. Естественно, вечеряли в Факеле, под коньячок. Сашок велел назавтра явиться на предприятие, забрать рыбу договора и счёт на предоплату: — Я на стоимость транспортные накинул — доставим тебе пресс автопоездом в лучшем виде, и отдельно счёт на шефмонтаж — командирую Ильдара с его молодцами, пуск и наладку обеспечат, заодно по столице вашей прошвырнутся — а то они всё по заграницам шастают, а Грузия где и не знают.
— Присылай, я их в заботливые руки сдам, ни в одной загранице так не встретят. Ты мне вот что скажи — чем нам на вашу заботу отвечать? Учти, у нас в закромах много чего стоящего найдётся, к примеру…
— Да погоди ты с закромами: когда что нужно — Москву заботим, чай не беспризорные. Ты, если сможешь, организуй мне две путёвки куда-нибудь к вам: на пенсию скоро, а на море так и не побывал, всё вкалываю как подневольный, жена разводом грозит, если летом в отпуск не съездим…
— Ну-с, выбил таки? — Николаич просматривал договор.
— Выбил.
— Даже шефмонтаж? Ну, ты и нахал, однако. И во что помимо платежа нам это влетает?
— В две путёвки на море, на август месяц.
— Ладно, кончай дурака валять…
— Повторяю: две путёвки — для самого и его супруги.
— И всё?
— Всё.
Николаич нажал кнопку селектора: — Занозу ко мне, живо! И мне: — Куда он желает —Пицунда? Гагра?
— Батум.
— С ума сойти, пиши ФИО — кому путёвки.
Появилась носатая Заноза. Николаич протянул ей листок: — Две путёвки на август в Махинджаур (8), в Четвёртое управление, категория — «люкс»! Чтоб завтра у меня на столе лежали. Гостей по приезду встречать с фанфарами, прикрепить на всё время отдыха автомобиль, предупредить батумских, чтоб опекали по высшему разряду…
— И третью путёвку мне, — добавил я, — три года без отпуска, за последний месяц столько коньяка выглохтил, что печень в паштет превратилась, путёвку мне в Железноводск, иначе уволюсь!
— Тебе в сентябре, — задрал бровь Николаич, — семьдесят шестую добивать надо, — Вышкомонтаж уже копытом бьёт: заканчивай и катись…
2. На водахСекса у нас нет, и мы категорически против этого!
— Людмила Иванова. «Комитет советских женщин» Исходил сентябрь. После недавних, сдобренных обильными возлияниями, уральских изысканий душа моя, как говаривал сочный Лесков — «была уязвлена и все кишки попутались в утробе», отсюда образовалась настоятельная необходимость незамедлительно прибегнуть к профилактическим мероприятиям, короче — утомлённый мой организм рвался на воды. Николаич обещание исполнил, предоставил долгожданный отпуск и путёвку в вожделенный Железноводск, но, с прицепом: — Передовика нашего, знатного бурильщика за тобой закрепляю — вместе отправитесь, присмотри за ним.
— Он что, ущербный, чего за ним присматривать?
— Зачем же ущербный? Ладный парень…
— С русским языком плохо?
— Не думаю: он из Красных колодцев, а там разве что уличные собаки по-русски не болтают.
— Тогда в чём проблема?
— Да стеснительный он, похоже, и, кажется, за пределы республики по сей день не выезжал…
— Степной найденыш? На буровой вскормлен и взращён?
— Найденыш или нет, не знаю — присматривай за ним, и точка! Созвонись с УРБ, чтоб подвезли парнишку в Аэропорт в день отъезда. Путёвки у Занозы, можешь забирать…
«Парнишка» оказался крепок телом, как ещё не обстриженный Самсон, но не в пример библейскому герою глупцом не выглядел, смотрелся скорее субъектом дотошливым — распахнутые в полубезумном изумлении глаза тому свидетельствовали — да и задористым. Лет тридцати, продубленный степным солнцем до гнедого окраса, что вызывающе контрастировало с выгоревшей буланой гривой, кипенно-белым прикусом, и улыбчивыми бесстыдно жадными губами: — Гоги, — представился бурильщик, смялжелезными пальцами мою ладонь, извлёк из дорожной сумки «Триумфальную арку» Ремарка, уселся на диванчик и погрузился в чтение.
Перелёт занял полчаса: минут пять ушло «впустую» — маневрирование меж «стреноженными», дожидавшимися своей очереди серебристыми лайнерами, рулёж на взлётную полосу, добор силёнок, наконец — взлёт, набор высоты, ТУшка легла на курс и сразу в иллюминаторе объявился седой Казбек, понизу теснились морщинистые, иззубренные, белоголовые горы, но — ощущение стремительного полёта длилось недолго,заложило уши, началось снижение: минута-другая, под крылом уже лётное поле, толчок, рыкнула обратная тяга — сели.
В зале ожидания светящаяся надпись: «Добро пожаловать в Минеральные воды» и под ней гигантский назидательный транспарант: «Вместо водки все излишки относите на сберкнижки!»
На выходе вереница такси. Конопатый, разбитной мужичок вещал нараспев: — Железноводск, два места, трёндель с носа, отъезжаем… В пути предупредил: — В курортную зону нам въезд запрещён, санаторских высажу у Колоннады, а там пешочком минут пять ходу.
Оживлённый обычно городок против ожидания выглядел скучным и блеклым: напоминаю — стоял 1986 год, советский народ не на живот а на смерть сражался с ухватившим его цепкими когтями хмельным змием, и в местах курортных борьба принимала почти что инквизиторский размах — не было видно даже привычных глазу мобильных «бочек» с разливным пивом.
У Колоннады, на автобусной остановке красовался стенд с очередным наставлением: «Граждане! При получении от контролёра квитанции о штрафе следите, чтобы сумма штрафа была вписана в корешок штрафной книжки!»
— Что, отец, — спросил я у скучавшего под плакатом чистильщика обуви, — Железноводск трезвым городом сделался?
Ассириец скосил на меня изучающий глаз, цыкнул по-жигански далёким плевком: — Для фраеров — трезвый, а фартовый мужик всегда найдёт к кому обратиться.
— Понятно. И где тебя искать, если что?
— Здесь! С рассвета и до полуночи без выходных и перерыва на обед.
Пока я базарил с бутлегером, Гоги внимательно рассматривал табунки следовавших на водопой курортниц, при этом сделался у него мерцающий взгляд похитителя огня.
— А ты, я погляжу, охоч до дамских прелестей.
— Профессия способствует — месяцами в обнимку с вертлюгом (9) существую…
— Так отлучаешься же с точки иногда.
— Ты в нашем «городе» бывал? Четыре улицы и три переулка — все доступные скважины давно и неоднократно пробурены.
— В таком случае — вот тебе огород, пользуйся.
— Мээ, — проблеял Гоги козлом и плотоядно ухмыльнулся…
Изрядно набегавшись: — из приёмной в администрацию, оформляться; из администрации в лечебный корпус — записываться к врачу; обратно в приёмную — ознакомляться с правилами поведения и завизировать ознакомление, после в столовую — прикрепляться, и немедленно же ужинать — заполучили, наконец, ключ от каморки на две койки с умывальником. Тем временем завечерело. Я, утомлённый суетой, завалился с книгой на кровать — прихватил из дома томик Ивлина Во, давно лелеял перечитать «Мерзкую плоть». Сверху, сквозь потолок, просочились первые аккорды «Верооки»: — О, танцы: тактильный контакт — мой конёк! — Объявил Гоги, — bajonettauf! (10) — Глянул в зеркало, пригладил вихры, и кошачьим шагом скользнул за дверь. К одиннадцати часам музыка смолкла, в коридоре поскрипывал паркет — отдыхающие расходились по норкам. Гоги запаздывал. Явился бурильщик часа через полтора — умиротворённый, в кудрях хвоинки, штаны на коленках измазаны травяным соком. На мой вопросительный взгляд ответил двустишием: — Дама приятная во всех отношениях, истошно вопила при телесных сношениях! И добавил: — На весь лес вопила…
Спал я плохо — жёсткое ложе давило на рёбра, проснулся спозаранку, глянул на напарника — тот, сберегая счастливую улыбку, сопел в подушку — умылся, растираясь полотенцем, встал к окну, оглядеться. Наше обиталище замыкало череду составлявших Курортную зону разновысоких корпусов — здание упиралось в подлесок, который скоро сменялся чащобой, тянувшейся до одиноко нависавшей над желтеющими уже кронами скалистой Змейки и дальше, по окоему. В лес вела натоптанная тропинка, по ней скорым шагом продвигалась гусём пятёрка отдыхающих, замыкающий поминутно оглядывался, топорщил пушистые усы и пучил глаза. Заинтригованный, я спешно оделся, сбежал во двор, зашел за угол корпуса и ступил на таинственную тропку.
Шагал долго, больше часа, на полпути разминулся с поспешавшими навстречу давешними ходоками, — мужики, уже обремененные непрозрачными пакетами, из коих доносилось мелодичное позвякивание стеклотары, поочерёдно глянули на чужака (не примелькался ещё) диким глазом… Наконец стежка завершилась просекой, а та привела к казистой избушке, которая, как и следовало ожидать, оказалась приютнымпищевкусовым заведением, в предбаннике которого, несмотря на ранний час, уже парили возбуждавшие волчье вожделение ароматы. Зарок мой соблюсти на время отдыха строгий оздоровительный режим незамедлительно дал существенную трещину, и уже через пару минут я хлебал наваристые щи с индюшатинкой из шершавого глиняного горшочка, мало того, усугубил потребление явно недиетического блюда парой бутылок «Жигулёвского», благо — пиво, не в пример дням сегодняшним, тогда ещё варили из солода. Ущедрённая чаевыми пригожая, улыбчивая официантка рассыпалась в благодарностях, просила заглядывать почаще. На сетования мои, что перспектива топать после насыщения полтора часа через глушь лесную отбивает желание принять визиты в регулярную практику, всплеснула руками: — Да кто же заставляет? Сию минуту вызову извозчика, через четверть часа здесь будет… И действительно — обратилась к телефонному аппарату, набрала номер, и вскоре с тыльной стороны к избушке подкатил жигулёнок с услужливым шофером, который по накатанной грунтовке прямиком доставил меня восвояси. Получив за услугу пятерик, водила вручил мне картонку с телефонным номером: — Мы с братьями двадцать четыре часа в сутки на извозе: я буду занят, другой отзовётся…
Что касалось вверенного под мою опеку передовика производства, так я его почти и не видел: все двадцать два дня пребывания нашего на водах Гоги наповал шармировал попадавших в поле его зрения представительниц прекрасной половины рода человеческого, отбирал из их числа наиболее пригожих и сговорчивых, и незамедлительно переходил к «тактильному контакту». Уже на третий день его похождений санитарки из процедурной, разыскивая гаера, справлялись: — Осеменителя нашего не видали?
Разазартившийся бурильщик сделался ненасытен: отправляемся в грязелечебницу, на входе очередной шедевр прикладной графики: «Больные! Сохраняйте бодрое спокойное настроение — это способствует правильному лечению!», за плакатом справная зеленоглазая дивчина приготовляет аппликацию на двоих. Глянув на моего «подопечного», представшего перед ней во всём своём первородном великолепии, взрыднула: — Знать бы, где таких мужиков делают…
— Восточная Грузия, Ширакская степь, местечко Красные колодцы, — отрапортовал Гоги, — а вы в котором часу сменяетесь?..
По корпусу пошли перетолки: «В трёхсот пятой бешенный голодный грузин обитает!»
Встретившийся мне главврач, мужчина обычно стеснительный и деликатный, ухватил меня за пуговицу и, брызгая слюной, попытался устрашить: — Ваш друг ветрен и беспутен до невозможности! Я обычно противлюсь крайним мерам, но, боюсь, придётся к ним прибегнуть!
— А в чем, позвольте поинтересоваться, заключаются ваши «крайние меры»?
— При подобных нарушениях мы обязаны сообщать о проступках отдыхающего по месту его работы, причём — в письменном виде!
— Ну что ж, буде вы осуществите подобную акцию, по возвращении к родным Пенатам триумф нашему Луцию (11)гарантирован…
Вакация подходила к завершению, Гоги, про запас, удвоил старания: — Слушай, — усовестил я старателя, — на седьмой день даже Всевышний выходной себе устроил, передохни, надорвёшься!
— Михалыч, мне через недельку к вертлюгу становиться, какие ещё выходные?
Наша лечащая, дама ухоженная и весьма соблазнительная, измеряя мне при очередном визите кровяное давление: — Нещадный человек ваш товарищ — почитай весь курятник покрыл, боюсь, как бы от перенапряжения язва у него не открылась…
Уловив в её речении еле заметную нотку зависти, я поспешил разыскать полового гангстера: — Слушай, вот ты всё по молодкам бегаешь, а зрелая, пикантная особа по тебе откровенно сохнет.
— Ты о ком?
— О врачихе нашей.
— Михалыч, она мне в матери годится!
— Эх ты, тоже мне — герой-любовник, ни черта в деликатесах не разбираешься.
Гоги приподнял отбеленную степным солнышком бровь, задумался. Назавтра явился с вопросом — где раздобыть приличную выпивку.
— Что, половая жизнь утомила? Решил расслабиться?
— Докторша на пикник позвала, на Железную, это где?
— Гора, мимо которой мы на водопой топаем, там много укромных уголков. Поздравляю, завершишь свою сексуальную одиссею изысканным десертом — это тебе не лупеток с грязелечебницы удовольствовать. А насчёт спиртного — интеллигентную даму необходимо раззадоривать изысканными напитками: с шампанским в лес переться — глупо, нужен качественный коньяк. Помнишь, в день приезда я у Колоннады с чистильщиком разговорился? Дуй к нему, спроси бутылку «Дербента-КВ» — это дагестанский, марочный, не хуже нашего, и смело в бой, не опозоришься…
В предпоследний день октября предстояло нам расставание с гостеприимной здравницей. Днём раньше Гоги затеял заключительный обход новоприобретенных подруг. Я озаботился формальностями: ворчливолицая, обладавшая при обманчивой внешности добродушнейшим характером администраторша, подписывая обходной лист, уронила слезинку: — Какие люди уезжают! Неужели и её? — мелькнула догадка, — многостаночник чёртов! Завершив выписку, отправился в «Курортную библиотеку», сдавать «Люди, годы, жизнь»: двадцать дней блаженного безделья побаловали возможностью перечитать раннего Бунина и освежить в памяти прозу Эренбурга, правда, библиотекарь — анемичный юноша с сумасшедшими глазами — слегка подпортил удовольствие, категорически отказавшись выдавать на руки больше двух экземпляров хранения за раз, пришлось через день-другой челночить с книжками на другой конец городка в переполненном обычно автобусе. Покончив с библиотекой, покатил в Пятигорск — стародавний приятель-букинист обещал раздобыть воспоминания Савинкова. Вожделенную книжку, как водится — обмыли, так что возвратился я ко всё той же Колоннаде только к ночи. Был ведьмин час — ярко светила луна, догорало бабье лето, ронял шафрановую листву сбегавший по склону Железной сызмальства знакомый до последнего деревца лес. Неспешным шагом прогулялся я до пока ещё нашего обиталища, поднялся на этаж, минуя холл с горланившим телевизором, приблизился к нашей келье — из-за запертой двери доносился разноголосый девичий щебет, перемежаемый бархатистым тенорком бурильщика.
— Эй, ненасытный, — позвал я, — кто там у тебя?
— Сестры во христе…
— На групповуху потянуло напоследок?
— Бог с тобой, Михалыч, — запротестовал гаер, отпирая замок, — вновь прибывшим инструктаж провожу, чтоб по незнанию нарушений санаторного режима остерегались…
Из комнаты выпорхнула троица смешливых девиц, замыкающая чмокнула Гоги в щёку: — Жаль, что поздно состыковались, держи адресок, может, свидимся когда…
— Ну что, на сегодня приём закончен? — Поинтересовался я, — тогда давай по койкам, завтра вставать с рассветом…
Дверь приоткрылась, в щелку просунула озорную мордашку давно прибившаяся к санаторию, прозванная Кудряшкой всеобщая подруга: — Этот дикий кавказский зверь ещё здесь?
— Заходи, — встрепенулся Гоги, — пообщаемся на посошок!
Я стянул с кровати плед, ушел в холл, протиснулся сквозь ряды телезрителей к самому дальнему креслу, устроил себе уютный кокон и провалился в сладкое предсонье. Москва транслировала праздничный концерт ко дню рождения комсомола. Сквозь дрему слышалось: «А я бегу, бегу, бегу…» — с телеэкрана маэстро Паулс наяривал на аккордеоне, Валерик в белоснежном блескучем одеянии метался по сцене…
Проснулся я от глухого стука швабры — санаторная бабушка отмывала затоптанный паркет. Светало. Громко переговариваясь, к простенку между окном и телевизором подобрались две деловитые тётки в белых халатах, прикрепили лист ватмана с объявлением:
СЕГОДНЯ, 30.10.86., В 17 - 00, В АКТОВОМ ЗАЛЕ САНАТОРИЯ ИМЕНИ КИРОВА СОСТОИТСЯ ОБЩЕЕ СОБРАНИЕ АДМИНИСТРАЦИИ, МЕДПЕРСОНАЛА И ОТДЫХАЮЩИХ. ПОВЕСТКА ДНЯ — ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ПРЕЗИДЕНТУ С.Ш.А. РОНАЛЬДУ РЕЙГАНУ О НЕДОПУСТИМОСТИ РАЗВЯЗЫВАНИЯ ПРОГРАММЫ СОИ. ЯВКА ОБЯЗАТЕЛЬНА. ГЛ. ВРАЧ… СЕКРЕТАРЬ ПАРТКОМА…
1. Гомборы — горный хребет на востоке Грузии.
2. ТАКРАФ (TAKRAF) — самоходное крановое оборудование производства Германской Демократической Республики.
3. «…прямо из Остравы» — Острава (Чехия) производила комфортабельные сборные административные и жилые модульные комплексы «под ключ», поступали в СССР по линии СЭВ.
4. Уралвагонзавод —корпорация, занимавшаяся разработкой и производством военной техники. Головное предприятие — завод «Уралвагонзавод», располагалось в Нижнем Тагиле.
5. Борис Бальмонт — министр (1981-1986) станкостроительной и инструментальной промышленности СССР.
6. Миусская площадь — располагалось Министерство общего машиностроения СССР (разработка и производство оборудования для космоса и ракетно-ядерного вооружения).
7. Бакланов Олег Дмитриевич — министр (1983-1988) общего машиностроения.
8. Махинджаур — курорт под Батуми.
9 Вертлюг — элемент буровой установки.
10bajonettauf (нем.) — примкнуть штык.
11 Луций — беспутный, охочий до плотских утех герой романа Апулея «Золотой осёл».
_________________________________________
Об авторе:
ЧХАТАРАШВИЛИ БААДУР МИХАИЛОВИЧРодился в 1952 году в Тбилиси, где и проживает поныне. Строитель, лекарь-травник, иногда — прозаик. В 2008 – 2023 годах проза опубликована в журналах «На любителя» — Атланта, США; «Зарубежные записки» — Дортмунд, Германия; «День и ночь», «Южная звезда», «Дагестан», «Кольцо А», «Причал», «Эрфольг», «Великоросс», «Московский BAZAR» — Россия.
скачать dle 12.1
