Редактор: Женя Декина(рассказ)
ДВЕНАДЦАТЬМне двенадцать, и меня никто не любит. Мать ушла в очередной запой. И то спит, то весело бегает по квартире. Иногда валяется голая на полу. Иногда пропадает на ночь. Утром ее находят в кустах, во дворе, в изорванной одежде и приносят домой. В доме нечего есть. Когда мама уходит в запой, она покупает дешевое кислое масло «спред», лапшу «доширак», желтоватые и плоские макароны. Это все, что мы едим с моей сестрой. Мы привыкли к маминым загулам. Мы предоставлены сами себе, мы гуляем, лазаем по подвалам, общаемся с разными людьми, и когда мама в таком состоянии, ей абсолютно на нас наплевать.
Она лежит на диване, закрыв красные глаза, и не реагирует ни на что. Если у нее есть деньги, они исчезают. Если у нее есть деньги, мы стараемся спрятать их где-нибудь, чтобы что-то осталось. Когда она приходит в себя, она может набрать всяких вкусняшек, печенье, курицу, рыбу. Иногда она бегает по Хмелям и ищет нас. Находит и приводит домой.
Мне двенадцать, и никому нет до нас дела. В школе нас дразнят бомжихами, мы одеваемся в болоньевые куртки и спортивные штаны. Одеваемся ужасно, в то, что мама дает. Однако другие девочки не сильно лучше нас выглядит. Основной состав класса — бедные из неполных семей. Их родителей не назвать богатыми. Они тоже не особо наряжены — в старых кофтах, свитерах, джинсах, но бомжихи почему-то мы. Травят нас постоянно. Мы еще и близняшки, что вызывает дополнительное внимание. «Ха-ха-ха, как смешно!! Одинаковые, как куклы в магазине!! Их же перепутать можно!» Настя плачет, закрывая большие круглые глаза, а я замыкаюсь, я тихая.
Мы жаловались маме, и она, когда была трезвой, ходила даже в школу разбираться с этим на родительское собрание, с учителями и родителями, но на девочек это не повлияло, и тогда мама сказала нам: «бейте».
В раздевалке нас обступают несколько одноклассниц. Пять. Они стоят и смотрят, глаза как у быдла, навыкате. Что мы им сделали? Что им да нас? Ха… они думают, что сильнее. Но внутри меня внезапно нарастает ярость, я чувствую, как тепло приходит в руки и они начинают подрагивать. В этом я пошла в отца. Он обычно спокойный, но иногда взрывается, когда злится.
Они начинают толкаться. Ладонь той, что справа, упирается мне в грудь, и я невольно делаю шаг назад, Настю кто-то бьет в живот. Ее лицо становится испуганным и плаксивым. Она сгибается. Настя слабее, и мне ее жалко. Это языком она молоть может легко, когда до чего-то серьезного доходит — в колодец, например, залезть или по забору пройти — тут же сдувается. И тут я взрываюсь. Ладонь, летящая мне в плечо, не достигает цели, а встречается с моей, пальцы в пальцы. И тут все меняется, я вижу не девочек, пахнущих дешевыми духами, с ранцами за плечами и кое-как уложенными волосами, я вижу тела с массой, расширенные зрачки и запах адреналина. Пальцы переплетаются. Я давлю и чувствую, что сильнее.
Каждый человек — шар, и у каждого есть центр тяжести и точка опоры, и слабое место, если сконцентрироваться и ударить куда нужно — человек рассыплется, как песочный. Я давлю, выкручивая вправо, и девочка удивленно ёкает. Это заметно, когда человек слабее — с той стороны появляется как будто пустое пространство. Я дергаю на себя и отступаю назад. На лице девочки растерянность, смешанная со слабостью, будто ее внезапно спросили на уроке геометрии, а она совсем ничего не знает.
Она летит на пол. Вторую я пинаю ногой в бедро, и та отскакивает в сторону. Еще одну хватаю и валю вбок. В такие моменты люди почему-то начинают двигаться очень медленно, как на заторможенном видео. Через полминуты мы остаемся с Настей вдвоем на пустом пространстве, в центре условного круга. Все остальные куда-то исчезают.
Мне иногда хочется пойти на бокс, где быстрые и резкие и удары, хотя мама говорит, что танцы для девочек лучше…
Настя постоянно с кем-то тусит и гуляет с пацанами, я — редко. Мне чаще нравится быть одной, люди не всегда меня интересуют. Иногда ко мне проявляют интерес, но любви я не чувствую. И мама опять пьет, а отец часто пьет вместе с ней и вообще не работает. Он сидит на кухне, заслонив квадратными плечами свет в окне, клеит танки из бумаги и пластмассы, слушает рок в своих огромных наушниках и кидается ножами в двери. Он пьяный, и ему по фиг, что он может нас зацепить. Так идешь себе по коридору, а мимо летит нож, вонзается в дверь, или косяк. Папа — псих. Он служил на границе с Китаем. Мы его раздражаем.
Меня нет, не любят. Весной я выхожу на улицу и расстегиваю свою дешевую коричневую куртку на груди, снежный ветер бьет мне в лицо, в грудь и живот, я иду так, я ничего больше не хочу. Хотя и весна, но достаточно холодно. Снежная крупа летит мне в лоб, глаза, губы, холодная вода течет по лицу, а может, это слезы. Я кружу по нашему микрорайону, где все мне давно известно и все обрыдло. Мне одиноко. Я прихожу в заброшенную баню, где тусят Настя, Гриша и еще Наташа Суховая. Они всегда где-то тусят, что-то курят, пьют, жуют, мне с ними не очень нравится, но никого другого все равно нет, надо ж с кем-то общаться. У Наташи очень хороший папа, а мама умерла, когда ей было три года. Папа Наташи о ней хорошо заботится, покупает ей одежду, игрушки, книги, косметику, и все, что может купить, он работает на заводе. Он даже нас кормил и купал в детстве, когда мама была в запое, жаль, что наш отец не такой.
Наш только кричит «пошли отсюда» и «не трогай мои танки!».
Мы сидим в этой бане. Разговариваем. Мне с ними надоедает. Я ухожу домой. Я люблю одиночество. А наутро у меня температура под 40, мне вызывают скорую, и меня отправляют в больницу с бронхитом.
Нет, меня никто не любит. Я простыла насквозь, я кашляю, мне ставят уколы и дают таблетки. Ворчливая медсестра в стоптанных зеленых тапках ходит по коридору. Я лежу одна в палате, закутанная в простынь и голубое тусклое одеяло, и ко мне даже никто не приходит. Вместе со мной лежит девочка на несколько лет младше, ей лет шесть. Ее навещают каждый день приносят ей гостинцы, ей приносят шоколад «Alpen gold», сок «Я», приносят красные гранаты, апельсины, яблоки, мандаринки, приносят печенье, домашние пироги, минеральную воду, курицу в фольге. На ее тумбочке полно продуктов, которыми она делится со мной. Мне не приносят вообще ничего, и никто не приходит ко мне. Ей приносят какую-то странную мягкую розовую вещь, я такой даже не видела. После вскрытия вещь лежит и распространяет мягкий тягучий сладкий запах. Мне тоже дают попробовать. Вкус волшебный. Немного кислый, немного земляничный. Вещь тает во рту. О!! Я узнаю ее название. Это пастила.
Ко мне никто не приходит. Мне все равно. Я ничего не хочу, и я не знаю, кем хочу быть, когда вырасту, и где работать. Я никем не хочу быть и нигде не хочу работать. Я хочу жить, как моя бабушка Валя в глухой деревне. Мы часто гостили у нее в Майкоре в детстве, за двести километров от города, у бабушки были козы, корова, курицы, она купала нас в бане и всегда кормила, у нее, в отличие от мамы, всегда было на нас время. Хочу жить как она и ни с кем не общаться.
Маленькую девочку выписывают, и меня переводят в палату с пацаном, тоже меньше меня, он противный, и у него все время зеленые сопли под носом, медсестра их вытирает, но они снова натекают и висят там. Потом, видимо, догадываются, что что-то здесь не так и переводят в другую палату. Там я знакомлюсь с Наташей, она полненькая и на несколько лет старше меня. Ей на вид так лет пятнадцать. Наташа приколистка, не может посидеть спокойно, все ей надо суетиться, что-то делать.
— Давай покурим, — говорит она, — есть у тебя сигареты?
Я отрицательно поматываю головой, мы с Настей покуриваем с одиннадцати, но я особо это не люблю. Да и откуда у меня здесь сигареты.
— Ну, ладно, — говорит Наталья.
Она открывает окно и начинает кричать туда.
— Эй, пацан, пацан! Эй, иди сюда!!
Окна у нас на первом этаже, выходят на уличную дорогу, поэтому есть шанс, что кто-то подойдет.
Пацаны оборачиваются на нее, мотают головой, идут мимо. А кто-то даже и не смотрит. Но она не унывает и снова кричит.
— Эй ты, иди сюда!
И снова идут мимо, наконец, один парень, одетый в светло-серую куртку, какой-то тоже видимо из схожей с нашей тусовки (все нормальные прошли мимо), сворачивает с улицы идет к нам.
— Чего тебе? — говорит он, пройдя по клумбе и встав у окна
— Слушай, дай сигарет!
Парень кидает ей несколько сигарет через окно. Наташа довольно ловит их, перекидывает на кровать. Они лежат там маленькими палочками, ярко-белые на клетчатом покрывале.
— Спасибо!!!
— А мне что за это? — говорит парень.
— А что ты хочешь?
— Покажи сиськи, — говорит он.
Пацан, кажется, меньше ее. Наглый. Настойчивый.
Наташа улыбается и начинает снимать футболку, потом она снимает трико, потом носки, потом задергивает тюль, снимает лифчик, мелькает небольшая грудь, она стаскивает с длинных ног трусики, обнажается полностью и танцует голая перед этим тюлем и окном.
Мне становится смешно, и я начинаю ржать.
Немного покривлявшись перед тюлем, Наташа одевает все обратно.
— Че за фигня!!! — бормочет парень. — Мы как договаривались? Ничего не видно же за этой шторкой. Где сиськи?
— Иди на хрен, — говорит Наташа и закрывает окно.
Я ржу сильнее. Хохот разрывает меня изнутри. Кашель мешается со смехом. Я задыхаюсь. Мне даже больно. И смешно. Мы берем сигареты и идем в туалет. Плитка на полу и на стенах, старые унитазы. Тихонько смолим в форточку.
— Ну ты хоть заулыбалась, — говорит Наташа, — а то совсем мрачная была.
Ночью кто-то скребется к нам в окно. Наташа осторожно подходит к шторкам и выглядывает за них. Я встаю тоже. Там тот парень лезет в окно.
— Эй, ты! — говорит он Наташе.
— Вали, а то я позову врачей, охрану и.. — визжит она.
Парень уходит. Это снова очень смешно. Мы долго хохочем. Утром мы находим привязанные к окну презервативы, набитые камнями.
Почти перед выпиской ко мне приходят Настя и подруга Анька, они обе веселые, много смеются, они приносят мне пятилитровый баллон кипяченой воды (зачем только???) и пакет крекеров, крекеры они почти все сожрали еще по дороге в больницу, там на дне совсем немного. Они садятся на кровать и что-то рассказывают, посмеиваясь.
Я смотрю на них.
Настя переводит взгляд на меня и говорит, подмигивая:
— Давай, выздоравливай, возвращайся, я скучаю!
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬМы танцуем с ним на дискотеке. Он высокий, он просто огромный, он обнимает меня. Он мне очень нравится. У него крупные плечи. Похоже, он очень сильный. Это первый мужчина, который пригласил меня на танец и который мне нравится. Он красивый и большой, и я очень волнуюсь.
Его зовут Константин — мне нравится, как звучит его имя. Кон — стан — тин…
У него мужественный подбородок, широкие плечи. Голубые ясные спокойные глаза. Уверенный взгляд.
Около месяца он провожает меня до дому, мы общаемся. Он рассказывает мне о своем детстве, показывает на телефоне, как делал ирокез. Он слушает панк, как и я. «Король и шут» и «Пикник» и другое, он смешной и искренний. Идя до дома, мы долго стоим на висячке, это наш мост над прудом, и смотрим на зеленую воду.
Мы танцуем. Музыка двигается медленно. Вокруг тени наших друзей-знакомых. Это Вилково, поселок, где мы живем у бабушки летом. Дачные и частные дома, тянущиеся на много километров, я угадываю знакомые фигуры боковым зрением. Оксана, Виктор, Санек, Гальчик, Сапега..
Мы танцуем. Мне четырнадцать, а ему шестнадцать, и мальчики говорят, что я красивая, но я в этом не уверенна. Если я красивая, почему у меня нет до сих пор парня? Настя, моя сестра, со многими целовалась, а я — почти что нет.
У меня длинные рыжие волосы, которые я крашу в черный, и большие карие глаза, правильное лицо.
Мы танцуем, он чуть прижимает меня к себе, а я прислоняю голову к его груди. Хотя я стесняюсь, но мне так приятно.
Внезапно кто-то подбегает сзади… И буквально расталкивает нас. Я сперва не понимаю даже, что происходит, чья-то грубая костлявая рука пролазит между нами, потом две руки хватают меня за талию, тянут и отрывают от высокого мужчины.
— Эй ты! Ну-ка отойди от нее!
Я не понимаю, что это... Все получается очень быстро. Это кто-то вертлявый и не очень высокий, чуть выше меня.
— Отойди от нее!!! — вопит тень.
Тень начинает прыгать и бить Константина в лицо, мелькает худой и быстрый кулак. Кулак попадает в лицо Константина, и тот, как в замедленном фильме, недоуменно отводит его, точнее, голова Константина отлетает от кулака, как мяч. Константин недоуменно смотрит на кулак и не отвечает на удар. По чертам лица и по общим движениям фигуры, какой-то нервной агрессивной суетности, динамике, я узнаю, что это Мальцев. Бешенство, недоумение, тоска и боль охватывают меня.
— Прекратите!! Дима!! Костя!!
Я бегу к ним и влезаю между. Кто-то из них сильно толкает меня. Я отлетаю в сторону! Музыка вокруг продолжает греметь. Драки — частое дело на дискотеке, и никто не будет влезать между дерущимися. Гремят «Руки вверх». Все так и танцуют дальше. Хотя нет, мне кажется, кто-то остановился, смотрит.
— Не мешай!
Снова я бегу к ним. Снова влезаю между, и снова кто-то, но на этот раз намного сильнее, толкает меня так, что я отлетаю далеко и чуть ли не падаю не землю.
— Не лезь!
— Да ну вас, уроды, — говорю я зло, — меня еще толкать будете!
Я смотрю на них со стороны. Мальцев продолжает прыгать (вот урод). А Константин отшатываться. Мальцев наш дальний родственник, который почему-то решил, что любит меня. Он урод и абьюзер, мы иногда с ним общаемся, я часто прихожу в гости к его двоюродной сестре, с которой дружу и у которой он зависает, но он совсем не нравится мне.
Постепенно они останавливаются.
— Пойдем, поговорим!
Они уходят сквозь толпу.
Я остаюсь одна. Как это глупо! Мальцев общается со мной с детства, он старше на пять лет, видел, как я росла, и вот теперь вдруг начал оказывать знаки внимания и распугивать всех ухажеров. Мешается под ногами. Вот Константин интересовался мной, а теперь…
Что мне теперь делать? Вокруг движутся тела моих знакомых, играет то медляк, то танцевальная, а я, как дура, сижу одна на скамейке. Холодно.
Я поднимаюсь и иду на улицу посмотреть, где они. Темно, светит луна, небо синее и просторное, где-то вдалеке лают собаки. Метров через сорок от танцевальной площадки стоит заброшенная сторожевая вышка, метров пятнадцать в высоту. На нее залезли Мальцев и Константин и там «разговаривают».
Я подхожу к ним. Голоса доносятся глухо и неразборчиво, в основном говорит Мальцев. У него резкий высокий голос, отрывистый, как у собаки. Костя изредка отвечает ему размеренным тихим басом, словно ухает.
— Иди отсюда, не мешай!!! — слышится грубо сверху резкий голос. Это Мальцев меня заметил.
Я ухожу. Вот уроды!!!
Я стою одна на дискотеке. Все танцуют, а я стою. Очень все это глупо. Я тут уже очень долго. Наверное, час-полтора. Вдруг кто-то приближается сзади. Я чувствую скорее не шаги, а движение тела в воздухе.
Кто-то мягко обнимает меня за плечи. Теплые руки ложатся на шею и на предплечья. Наклоняется ко мне к самому уху.
— Ну что, моя близняшка, — говорит мне вкрадчивый голос Константина, — больше я к тебе никогда не подойду!!!
Я замираю. Мне хочется плакать. Я ничего не могу сказать. Это больно, неожиданно, и это невыносимо.
Как? Зачем? Почему он уходит? О чем они там три часа говорили? Что этот урод про меня наплел? Я хочу возразить, но я скромная, в решающей ситуации мне сложно собраться мыслями, я молчу
Я выдавливаю из себя…
— Костя! Костя! Что случилось? — я плачу.
Но он не слушает, он уходит.
Я остаюсь одна.
Теперь я хожу с Мальцевым. Хотя между нами ничего нет. Но надо же мне с кем-то быть. Константин меня послал, если можно так сказать. Мальцев безумен, он преследует меня, словно тень. Он распугивает всех моих ухажеров. Он грубо обращается со мной. Хватает за плечо, за шею. Говорит мне «иди сюда» или «пойдем».
Мы больше никогда не говорим с ним, с Константином.
Через год я гуляю у реки. И слышу, как кто-то едет на мотике. Я пугаюсь. У меня возникает чувство, что кто-то преследует меня. Я останавливаюсь и жду. Это Константин, он проезжает мимо и смотрит на меня.
Мы редко видимся, иногда приходим на одну и ту же дискотеку, и иногда подолгу глядим друг на друга. Глупо, как бараны, смотрим и все… Но ничего друг другу не говорим и не подходим.
У него появляется девушка, кажется, чуть старше его, некрасивая и мальчиковая, коротко стриженная, в красной тугой кепке, она все время базарит. Говорят, они часто ссорятся. У реки в нашем поселке стоит шатер, там можно посидеть за деревянными столиками. Однажды, во время дождя, мы, случайно попав туда, сидим там вчетвером. Я, Мальцев, Константин и его девушка. Его девушка постоянно трендит. Грузит его. Слова вылетают как пулемет: «тыр тыр тыр». А я и Мальцев молчим, нам почему-то сказать нечего.
Однажды я брожу одна и вижу, как Константин и его девушка сидят на скамейке. Она снова ездит ему по ушам, рот открывается, как пластилиновый, губы выплевывают звуки, которые я почти не слышу… Он поднимает голову и сталкивается взглядом со мной, потом поспешно отводит лицо.
— Хочешь посмотреть? — спрашивает девушка, — Xочешь посмотреть на нее? На!!! Смотри!!!
Она, как дура, зажимает его виски ладонями как тисками и наводит на меня его голову как башню танка.
— Смотри на нее!!! Смотри!!! — шипит она.
Вот психичка!
Мы гуляем с Мальцевым. Сидим у реки, выпиваем с друзьями. После выпивки Мальцев хватает меня за плечи и тащит к себе. «Пойдем, посидим у меня! Чаю попьем!» Голос его как-то необычно для его хамской манеры подрагивает, словно он чего-то боится, волнуется. Я иду, мне уже 17. У Мальцева дома большой кожаный диван. Книги, гитара. Нотные тетради с кривыми прыгающими значками. Оторванная струна на полу. Разбросанные вещи. Он убегает ставить чайник на кухню, я жду его, снимая куртку.
Он приносит две чашки, печенье. Ставит на столик. Мы сидим, мы пьяны. Он начинает приставать ко мне, его руки касаются моих плеч, но очень робко, нерешительно. Мы пьяны. Все это очень медленно. Мне интересно, что он будет делать. Я вспоминаю, как Мальцев вставал на колени и признавался в любви, говорил, что вены порежет. Это было несколько месяцев назад. Весной. Он так и стоял в грязи коленями, все штаны запачкал. Не помню, резал ли он тогда вены. Я вот однажды резала, мне в больнице сшивали потом. Мальцев истерик, он проходу мне не дает. Постоянно со всеми дерется и конфликтует. Пьет с какими-то уродами, самыми последними пациками в деревне, с которыми больше никто не общается. С Зикой и Рыжим. У него своя рок-группа, он пишет песни, даже выступает. Мы пьяны, его руки еле двигаются. Костю забрали в армию, мы так и не поговорили.
Скрипит дверь. Это пришла мать Мальцева, старая бабка. Мальцев поздний ребенок, мама родила его, когда ей было уже за сорок. Это противная толстая женщина с распущенными седыми волосами. Ее голос сам скрипит, словно дверь.
— Ээээ.. — говорит она. Мы встаем. Мальцев идет на кухню зачем-то.
— Что ты делаешь с моим Димой?
Ее пухлая ладонь взлетает в воздух. Я чувствую острую жгущую боль в щеке. Голова отлетает как мяч, который кинули об стену. В шее хрустит. В глазах темнеет.
Я встаю, накидываю куртку и ухожу. Хлопает дверь.
— Да чтоб сдох твой Дима!!! — шепчу я ей зло.
Я решаю больше не видеться с Мальцевым. У моей подруги, Александры, есть парень Артем, ему под тридцать, и он недавно отсидел. После Мальцева я прихожу прямо к ней домой. Они там сидят и бухают. Мне звонит Мальцев. Я прошу Артема взять трубку и сказать, что он мой парень. Артем берет и с улыбкой прокуренным низким голосом, покручивая телефон в руках, в ухе сверкает серьга, говорит, что я занята. Мальцев сливается и больше не звонит.
Через два месяца я узнаю, что его убили. Два придурка и отщепенца, с которыми он бухал, Гена и Сикля, и которых абьюзил, зарезали его ножом у себя дома, воткнули в горло, когда он пьяный вырубился. Они спрятали его труп на своем участке, в деревянном сортире. Мать, ищущая его по деревне, почувствовала что-то и вызывала милицию.
Мальцев снится мне потом несколько ночей. Вылазит из зеленого болота, колени штанов измазаны грязью, смотрит, зовет с собой, говорит, что любит. Горло распорото от уха до уха, из него на черную футболку с изображением группы «Король и шут» стекает кровь. Мне снятся иногда мертвецы.
Константин мне тоже снится, но значительно-значительно реже. Может, он женился уже.
Я взрослею.
_________________________________________
Об авторе:
ВЛАДИМИР КОЧНЕВ Родился в 1983 г. в г. Чайковский. Переехал учиться в Пермь, учился в Литинституте, лауреат премии «Дебют 2007», лауреат Студенческой премии им. Максимилиана Волошина (2013 г.). В 2013 вышла первая книга стихов «Маленькие волки» (издательство «Воймега»), Публиковался в журналах (как поэт, прозаик и критик): «Урал», «Арион», «Дети Ра», «Тверской Бульвар», «Октябрь», «Вещь» «Луч» и др. В 2021 вышла книга рассказов «Таксист и 17 раз» (СПб.: Скифия-Принт).
скачать dle 12.1