Ирина Иванникова. ГАДЮКИ В САПОГАХ

Редактор: Анна Харланова


(рассказы)



ГАДЮКИ В САПОГАХ

Мой дед – военный хирург – служил когда-то в Приморье.
Однажды пришёл дед в гости к сослуживцу, чей одинокий дом громоздился на вершине сопки. Соседей в ближайшей округе не было совсем. Диковато без них, должно быть. А сослуживец жил – не горевал. Невозмутимый мужик, и соседи – тем более их отсутствие – ничуть не заботили его. Только место, куда его квартировали, называлось жутковато – Змеиное!
– Слушай, а почему «змеиное»? – спросил прямо с порога дед.
В ответ что-то стремительно прошелестело по деревянному полу и вытекло в расщелину.
– Теперь понял? – хмыкнул сослуживец.
Пока шли до кухни в полутьме прихожей, шуршащие ручейки пробегали, казалось, по всему дому и даже скользили где-то у ног.
– Как же ты живешь? – не вытерпел дед.
– Так и живу – среди змей. Привык! – запросто ответил хозяин. – А знаешь, как я сплю?
Дед отрицательно мотнул головой – какая, мол, разница, как.
– Только лежа на спине! – продолжал сослуживец. – Если повернёшься на бок, рискуешь придавить змею!
– Что же, они с тобой спят?! – изумился дед.
– Может, и не спят – но на постель заползают регулярно! – отозвался хозяин, наливая в кружки обжигающий травяной чай.
– Безобразие! – сказал дед. Но, конечно, не про чай.
– А поднимаюсь я с кровати – знаешь как? – снова загадал загадку сослуживец.
– На цыпочках? – напряг воображение дед.
– Хуже. Перед тем, как встать, я проверяю сапоги. Переворачиваю вначале один, протряхиваю – из него может вывалиться гадюка или щитомордник. Обычное явление. Со вторым сапогом то же самое проделываю. И только потом обуваюсь!
Дед впился пальцами в горячую кружку и рефлекторно подобрал ноги под стул.
– А вообще... с ними дружить можно! – вдруг заявил змеевед.
– С кем... дружить? – вконец растерялся дед.
– Со змеями, с кем же! – нарочно громко выдал сослуживец, будто прописную истину. – Беру порой гадюку – и на грудь себе сажаю...
– Заливаешь! – оборвал его дед с явным недовольством.
– ...а она греется, благодарная! – словно и не слышал деда собеседник. – Так что, «пригрел на груди гадюку» – это про меня!
Снова зашуршало мерзкое под ногами. Ловким движением хозяин гадюшника схватил змею в области головы и поднес к лицу деда, совсем близко:
– Хочешь, и тебе посажу?
– Нет уж! – резко отпрянул дед, выскочил из-за стола и устремился к выходу, не забывая, однако, бережно ступать по полу. – А за чай спасибо!
– Погоди, до самого интересного не дошли! – сослуживец нагнал гостя уже у дверей, потрясая стеклянной бутылкой в руках. В прозрачной жидкости послушно бултыхалась пятнисто-серая змея. Совсем как заформалиненная кишка в анатомическом музее.
У деда помутилось в глазах.
– Нет, ты не подумай… Это не самогон какой-нибудь, а водка из Китая! Змейку только жалко. Правда, говорят, они иногда живые попадаются!
«Мало того, что у него гадюки в сапогах – ещё и в бутылках!» – судорожно подумал дед, потирая взмокший лоб, и тут же спросил отрешённо:
– Где… попадаются?
– В бутылках, представь себе! Один китаец раскупорил водочку, и «огненный змий» покарал его – тяпнул в шею! – хохотнул хозяин. – Но китайца спасли, не дрейфь. Ну, так как?..
– Не, не открывай! – запротестовал дед, потихоньку пятясь к выходу. – Пусть ещё… настоится! Чтобы наверняка.
– Ладно, держи, настаивай! – сослуживец протянул бутылку с таким видом, будто отрывает от сердца самое дорогое. – Я настаиваю! – добавил он, видя замешательство приятеля, и улыбнулся собственному каламбуру.
Проще было принять неожиданный дар, чтобы поскорей покинуть этот серпентарий. Так, с бутылкой в руке, дед и вышел на улицу. Змея пружинисто подрагивала в такт дедовым шагам, и чёрный её глазок подозрительно бликовал на солнце.
«Всё же лучше в бутылке, чем в сапогах!» – заключил дед и показал гадюке язык.



ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

– Хочешь порулить? – спросил дедушка, сворачивая с трассы на грунтовую дорогу.
Мы ехали на дачу на новенькой «пятёрке». Бабушка молча сидела позади, а я – впереди, рядом с дедом. Как только он остановил машину, я отстегнула ремень безопасности и ловко перебралась на дедушкины колени (пока он, чего доброго, не передумал). Мне было всего пять лет, и о таких технических составляющих вождения как коробка передач я ещё не имела ни малейшего представления. Как, впрочем, и о педалях «сцепление-тормоз-газ» (хотя честно пыталась дотянуться до них ногами, но не получалось).
И вот я, довольная и гордая, кручу руль то вправо, то влево, и мне нравится, что машина, поднимая пыль, виляет змейкой по полю. И тогда же, наверно, я впервые поняла, насколько интересно, а местами – трудно – выбирать направление самой! Если попадала колесом в яму, дедушка лёгким, почти незаметным движением выруливал на колею, и я «вела» автомобиль дальше. Но поле, увы, быстро закончилось – вместе с моим первым водительским опытом…
Позже бабушка рассказывала мне, что дед виртуозно управлял не только машинами, но и мотоциклом. В молодости любил скорость и временами был весьма рисковым водителем. Так, ещё до свадьбы производил впечатление на будущую жену (да и просто проявлял юношескую удаль) довольно экстремальным способом – проезжал по бревну на мотоцикле! Вроде бы, и ничего особенного – взять и проехать. Только вот бревно было не слишком «проезжим» – всего-то, может, 25 см в диаметре – и служило пешеходным мостиком над глубокой канавой! Под бурные протесты и ахи невесты дедушка, подобно цирковому канатоходцу, ловко и грациозно преодолевал шаткое бревно на мотоцикле. И это ему удавалось – в буквальном смысле – без сучка, без задоринки.
Бабушка любит вспоминать и ещё одну историю с мотоциклом. Уже из семейной жизни. Дед, заядлый грибник, уехал в лес, а бабушка осталась хлопотать на огороде (они жили тогда в частном доме, держали скотину и вели приусадебное хозяйство). Вечером послышалось привычное рычание мотоцикла – хозяин возвращался из леса. Бабушка в тот момент доила во дворе корову. Вдруг животное насторожилось и, опрокинув подойник с молоком, побежало к дальнему сараю. Даже овчарка Марат засуетилась и, трусливо поджимая хвост, скрылась в своей контуре.
Бабушка оглянулась на ворота и онемела от ужаса: на только что подъехавшем мотоцикле её муж был не один – позади водителя пристроился… медведь, закинув когтистые лапы на дедовы плечи!
– Тань, ты чего? – поспешил успокоить супругу дедушка. – Это нам Акимыч-охотник передал. Я его в лесу встретил. Подарок, в общем. Пятипудовый.
Медведь был привязан к дедушке верёвкой.
– Ж-живой? – только и могла вымолвить бабушка.
– Я-то да, а вот он… – дед кивнул на лохматого соседа, – точно нет.
Бабушка облегчённо выдохнула.
А из медвежьей шкуры вскоре получился тёплый коврик, который надолго полюбился моей маленькой маме и её младшей сестре.
Много лет спустя, когда дедушка работал главным инженером в Рязсельхозмонтаже, произошёл ещё один удивительный случай.
После работы его обычно доставлял домой личный водитель на служебном уазике-«козле». Но в тот заснеженный январский день неотложные дела заставили задержаться после рабочей смены. Возвращались уже затемно. Дед нервничал – у моей матери был день рождения, 15 лет. Как любящий отец, он не мог обмануть ожиданий дочери.
– Не волнуйся, Георгий Сергеевич! – весело подмигнул молодой водитель Сашка. – Домчу!  
Снег валил крупными хлопьями, дорогу заметала позёмка. Водитель уверенно газовал по наезженной колее.
– Саш, не гони! – попросил дед. – Метёт, ни черта не видно.
– Это мне-то не видно? Обижаешь, Сергеич! – дурашливо осклабился водитель. – Да я эту дорогу вдоль и поперёк искатал!
Подъезжали к мосту. Сашка на подъёме ещё подбавил газку.
Дедушка судорожно сжал пальцами дверную ручку:
– Встречка!
Стремительно надвигающиеся фары на миг ослепили обоих.
– Разминёмся! – неуверенно отозвался Сашка и рефлекторно крутанул руль вправо, потеряв колею.
– Тормози-и-и! – закричал дед.
– Не… не могу!
Встречный автомобиль с грохотом пронёсся мимо. А уазик продолжал неуправляемо двигаться к смертельному рубежу. Заграждений по краям моста не было.
«Погибли! Над рекой метров пять. Лёд проломится и…» – успел подумать дедушка и до боли в пальцах вцепился в дверную ручку и сидение.
Дорожное полотно ушло из-под колёс, и машина, кувыркнувшись вперёд, начала падать.
Через мгновение всё закончилось.
– Эй, есть кто живой? – прокричал с моста водитель, случайный свидетель катастрофы.
– Навряд ли, – усомнился его компаньон. – Смотри, «козёл» вверх торбами валяется. Придавило всех!..
На мосту стали скапливаться машины и вышедшие из них пассажиры.
Дед обнаружил, что лежит на тенте, и осторожно приподнял голову:
– Сашка, цел?
Тишина в ответ. Дед потянул за ручку и налёг на дверцу. Снаружи машину плотным кольцом обступили сугробы. Выбрался кое-как и поспешил к Сашке. Водитель тоже проталкивал себе путь на волю.
– Жив? – обрадовался дедушка, помогая Сашке вылезти.
– Жив! – отозвался тот.
Из метровых сугробов торчали только колёса и днище машины. Тент и металлические дуги крепления были уродливо смяты.
– С Днём рождения тебя! – отрешённо проговорил дед.
– Что? – не понял Сашка.
– Заново родились, говорю!
С моста к месту падения стали стекаться очевидцы. Первый из подошедших спросил:
– Есть ли кто живой внутри?
– Все живы, это мы! – ответил дедушка.
Когда на реке собралась целая толпа, уазик общими усилиями вытолкали обратно на дорогу. Сашка сел за руль и… сразу завёл машину! Домой доехали благополучно. Дочери, разумеется, дед ничего не рассказал в тот вечер – не стал портить праздник.
А Сашка на следующий день уволился и больше никогда не садился за руль. Устроился на бетонный завод, потом обзавёлся семьёй и ребёнком. Только от судьбы, как говорится, не уйдёшь. И не уедешь! Через несколько лет, по нелепой случайности, погиб Сашка – затянуло его в барабан бетоносмесителя. Может, опять спешил домой, торопился?..  
А мой дедушка, Георгий Сергеевич, дожил до 80 лет и при случае поминал добрым словом спасительный уазик. И машину водил сам до преклонного возраста.
Я же получила водительские права через три года после дедовой смерти. Жалко, что он не дождался. То-то бы обрадовался!..



УХОЖУ В НЕБО

Он лежал на снегу раскинув руки и смотрел на небо. Вялые, но обильные снежинки мокро шлепали по его разгоряченному лицу. Он улыбался и выглядел почти мальчишкой. Бездействие продолжалось недолго. Он замахал руками, разметая рыхлые, податливые сугробы. Как будто хотел взлететь. Шляпа скатилась в снег, но этот странный невысокий человек будто не чувствовал холода.
– Ну, что стоишь? – удивился он.
А я продолжал топтаться на месте, не зная, как поступить и что ответить.
Так, в десять лет я впервые увидел дядю Ваню, приехавшего к нам погостить из Москвы. Впрочем, дядей он приходился моей матери, а мне, получается, двоюродным дедом. Но этот неутомимый жизнелюб, жилистый и стремительный, совсем не походил на деда. Дядя – это максимум.
Он только приехал, а я сразу потащил его во двор. Обещал друзьям, что непременно познакомлю с дядей Ваней, подполковником авиации. Еще бы, такая гордость! А он, видите ли, вздумал дурачиться (повезло, что друзей рядом не наблюдалось). Снег набился за воротник и в рукава дядиного пальто, и я даже испугался, что этот немолодой хулиган может заболеть. Я поднял шляпу, отряхнул и протянул её дяде Ване. Тот сразу присел и посерьезнел:
– Я у вас тут улицу Завражного проезжал…
– Да, есть такая! – обрадованно ответил я, потому что нашлась наконец-то тема для разговора.
– А ты знаешь, кто это? – испытующе глянул родственник.
«Да, кто это?» – мысленно повторил я. Мои щёки, и без того прихваченные морозом, запылали ещё больше. А дядя, не дожидаясь ответа, задумчиво продолжал:
– …трижды отважный Иван Завражный! Трижды Герой, значит, – дядя отёр лицо ладонями. – Воевали мы вместе.
Дядя Ваня участвовал в Великой отечественной войне с 1942 года. Ему тогда лет 26 было. Начинал воевать на Северо-Западном фронте.  
– Дядь Вань, а расскажи что-нибудь?
– Ну, слушай, – сказал, глубоко втянув ноздрями воздух. – Полетели как-то на разведку. Возвращаемся обратно. Горит «Рама» – фашистский самолёт-корректировщик. Ведущие самолёты спрашивают: «Ты где был?» Отстал, отвечаю. «Видишь, «Рама» догорает?» Вижу. «Ты подбил?» Я.  
На счету дяди Вани, военного лётчика-аса, было 16 лично сбитых самолётов противника. А сколько ещё в паре с другими истребителями!.. Мама говорила, в рубашке родился: ни ранений не получил, ни в плену не был. Трижды его представляли к званию «героя», но каждый раз оказывалось, что старший брат Ивана – мой дед – репрессированный.
– Что же, дед совсем дурной был?
– Вовсе нет, – мотнул головой дядя Ваня, выводя на снегу носком ботинка непонятные зигзаги. – Воевал как все. Состоял в конармии Тухачевского, был в походе на Варшаву. В 1920 году он шёл в шинели, по привычке скрестив руки на пояснице, когда поляки пустили ему в спину автоматную очередь. Шинель и привычка спасли ему жизнь – только несколько пальцев отсекло. А так-то стал инвалидом Гражданской войны.
– Как же инвалида могли репрессировать?
– А любого тогда могли. Твоего деда осудили по ложному доносу. Несколько лет отсидел в тюремных подвалах, а потом выпустили. Не расстреляли – и на том спасибо.
– Значит, деда оболгали, а тебе из-за этого «героя» не дали?  
– Никто не стал разбираться. Репрессированный – и точка. Родственник «врага народа» ни при каких обстоятельствах не мог называться Героем.
Я постеснялся сказать о том, что в нашей семье дядю Ваню всё равно все зовут героем. Зря не сказал – теперь уже никогда не смогу этого сделать…
– А страшно было воевать? – спросил я тут же. Этот вопрос волнует каждого счастливца, никогда не видевшего войны.
– Пугливых небо не принимает – их принимает земля! – хитро сощурился он. – А как ты думаешь? Пилот должен управлять не только самолётом, но и страхом.
Таким я и запомнил дядю Ваню – по-ребячески неугомонным, но крепким в своих убеждениях, внутренне собранным и внешне растерянным, в промокшей от снега шляпе, съехавшей на бок, и добрым, цепким взглядом. При всей своей духовной могучести он был удивительно лёгким, и потому казалось, что на земле ему жизненно не хватает неба.
Мы виделись и позже.
Поехали как-то с мамой в деревню навестить её старшую сестру – тётю Олю. И дядя Ваня тут как тут – тоже решил проведать племянницу. Он её очень любил за гостеприимство и красивый голос.
А она всегда по такому случаю стол собирала, как на свадьбу.
– Ну-ка, Оля, пой! – требует дядя Ваня, разморившись от угощений и хорошо протопленной избы.
– Какую, дядь Вань? – звонким колокольчиком отзывается Ольга.
– Да нашу! – он облокачивается на стол, уронив подбородок в ладони и готовясь тихонько подпевать или просто слушать – как получится.
И Ольга, запрокинув голову и полуприкрыв глаза, тягуче заводит:
– Каким ты был, таким ты и остался,
Орёл степной, казак лихой…
Её голос льётся ручьём и струится, струится, набирая силу. Откуда в хрупкой женщине такой источник? Песня наполнила избу и хлынула, потекла дальше – в палисадник, за околицу. Даже соседская бабка, что проходила мимо с водой, шмякнула вёдра подле себя, плесканув брызгами на снег, – стоит, слушает. Что́ там вода, когда тут песню – хоть ведром зачёрпывай! Гости за столом сидят не шелохнувшись, задумчивые и раскрасневшиеся. А дядя Ваня лицо руками закрывает. Плачет, что ли? Не разобрать.
В другой раз я сам приехал к дяде Ване в гости. А одновременно со мной пожаловал издалека его большой фронтовой товарищ.
– Гри-и-и-ша! – раскрыл объятия дядя Ваня.
– Ва-а-а-ня! – кинулся навстречу тот.
Всё смешалось в этих коротких восклицаниях – и радость, и удивление, и встрепенувшаяся память, и подступающие слёзы. Невыносимо трогательно было наблюдать встречу двух людей, закалённых и чудом не сгубленных войной, но не растративших и не остудивших при этом душевного тепла.
Григорий был у дяди Вани командиром звена. По-командирски ладный и статный (даже в свои почтенные годы) и раза в полтора выше своего бывшего подчинённого. Только на темени белела несуразная проплешина – след военной травмы. Кожа в том месте пульсировала, как детский родничок, потому что под ней не было кости. Дяде Ване Григорий был обязан жизнью.
Однажды самолёт командира подбили, а самого Григория тяжело ранили в голову. По счастью, дядя Ваня кружил поблизости на своём «ястребке» и, заметив неладное, приземлился рядом. Понимал, что рискует, но не мог бросить однополчанина во вражеском тылу. Противник наступал, времени было в обрез. Кое-как втащил командира в тесную кабину своего истребителя, уложив головой вниз, а ноги не втиснулись и, безвольно болтаясь, торчали наружу. Так и вызволил командира из-под носа у немцев.
Больше я никогда не видел дядю Ваню.
Мама рассказывала, что его жене из-за болезни сосудов ампутировали ногу. О протезе и речи не было, а «коляску» в те времена днём с огнём не сыщешь. Но дядя Ваня не из тех, кто оставит близкого человека в беде. Взял и смастерил «коляску» сам, приладив к стулу подшипники. А за женой ухаживал тоже сам, лучше всякой няньки. «Самоотверженно», как добавила бы мама.
Сам ходил в магазин, сам хлопотал по дому. И до последнего сохранил обострённое на фронте чувство справедливости. Оно взыграло в тот день, когда с улицы послышались крики о помощи – во дворе двое разгорячённых молодчиков обижали старика. Но никто из прохожих не осмеливался вступиться за слабого.
– Да что ж это такое? – сжал кулаки дядя Ваня, увидев происходящее из окна, и сразу, как был в домашнем халате и тапочках, поспешил на улицу.
Он не бежал, а летел. Как прежде, на «ястребке». Дядя Ваня и в 79 сохранял мальчишескую резвость. Мелькали ступени и лестничные марши, крики становились ближе и нестерпимее. Ещё один пролёт. Один.
Глухой удар – и вдруг всё стихло.
«Как же я, что же я?..»
Ноги больше не чувствовали опоры и непослушно сползали, тянули куда-то вниз. Или вверх?
Скрипнула чья-то дверь на этаже, кто-то выбежал из квартиры.
– Иван Никифорович, миленький! – прозвенел взволнованный женский голосок.
«Может, Оля приехала? Нет, она умерла».
Каждый приближающийся шаг оглушительной болью отзывался в затылке, вколачиваясь обрывками фраз:
– Как же Вы так? Головой о ступени... Споткнулись?
Дядя Ваня не ответил. Его широко распахнутый от удивления взгляд застыл на небесном прямоугольнике, обрамлённом узким коридорным окном.
«Ухожу в небо, снова ухожу...»







_________________________________________

Об авторе: ИРИНА ИВАННИКОВА

Родилась в Берлине, живет в Рязани. Врач, детский писатель, член Союза писателей России. Книги для детей выходили в издательствах: «Энас-КНИГА», «Стрекоза», «Феникс- Премьер», «Архипелаг», «Алтей», «Кетлеров» и других. Стихи переведены на английский и китайский, рассказы – на белорусский и немецкий языки. Автор слов нескольких песен: «Снова бродят в городе метели» (Billy's Band); «Новый год», «Привидения», «Стиральная машина» (на музыку маэстро Дмитрия Долгалёва). Обладатель литературных премий: «Златая цепь» (2015), «Алиса-2019», «В начале было слово» (2021). Стипендиат министерства культуры РФ (2019, 2021).скачать dle 12.1