ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Анатолий СЛОВЦОВ. РАССКАЗЫ

Анатолий СЛОВЦОВ. РАССКАЗЫ

Редактор: Женя Декина


(рассказы)



Всё было готово. 
Женёк выпрямился перед зеркалом. Любовно оправил китель. Два месяца, десять косых – но оно того стоило! Форма – как вчера c ателье! 
Лазурная капля берета. На кокарде – алая звезда в пышном венчике золотых колосьев. 
Манжеты и воротник Женёк обшил чёрным шёлком. С воротником долго трахался: и наглаживал, и пеной херачил – не стоит! Зёма посоветовал – проволоку вшей. Женёк аж три вшил – ништяк! 
Справа на груди – аксельбант. Три шнурка по цветам флага: белый, синий, красный. Клапаны карманов унизаны значками: ДМБ, гвардия, классность. 
Талию обнимает кожаная портупея. С позолоченной бляхи, выискивая жертву, щерится языкастый двуглавый орёл. Повторяя извивы шва, по кителю гибко змеится кант. 
Он отступил назад. Новые, незаношенные берцы приятно скрипнули. Старые Женёк загнал одному кере со своего призыва. Полтора косаря – неплохо за рванину! 
Женёк представил, как сойдёт с поезда. Встретят кенты: Тэм, Артурчик, Сива. Но главное – Ксюха! На днях она фотки скинула. Ксюха там была в каком-то… Хер знает, короче, как называется – кружева сплошные! Жалко, на голые развести не вышло, но ничо – он и на эти нормально так лысого погонял. 
Что Ксюха даст, не сомневался. На днюшку её Женёк подсуетился: объяснил пацанам чо как. Те не подвели. На вечерней прогулке остановились. Он достал мобилу: привет, Ксюш, с праздником. А ребзя в сорок глоток: па-здра-вля-ем! Да после такого любая потечёт! 
Он снял китель. Повертел. Блин, складки какие-то! Надо бы разгладить, а Женьку, как назло, посрать приспичило. Говно эта хавка армейская! Вечно идёшь со столовки и пердишь. И ладно б толкан рядом – хрен! Метров двадцать от казармы: сортир деревенский с дырой в полу. Зимой среди ночи проснёшься – елда как кол. Кажись, не поссышь – отвалится. Херли делать? Сапоги в зубы – и вперёд. Кто раньше? Ты или мочевой пузырь? 
Ничо, щас всё разрулим. 
Женёк вышел из бытовки. На взлётке валандал шваброй Вован Зырянов. В миру – Зыря. На тумбу загремел за то, что у взводного бабки из буша подрезал. Считай, отскочил: по-хорошему за такие кренделя дизель, а то и зона. Женёк, ясен хер, сам не ангел: две судимости по малолетке, а приводы он даже не считал. Но, сука, у офицера смандить – это ж какой надо отморозью быть? А с виду – лошок лошком: мелкий, шея тонкая, глаза как у наркоши. 
– Э, Вован! Вован! Сюда греби. 
Тот прислонил швабру к стене.
– Братан, гладани китель не в падлу. Я пока до толчка сгоняю. 
– Не могу, – заныл Зыря, – я в наряде. 
Знал Женёк эту шоблу: сперва целку ломают, а чуть прессанёшь – ляхи раздвинут. Он взял Вову за затылок и боднул лбом.
– Ты чё, воин, – попутал?! В себя поверил?! Не вдупляешь, кто перед тобой?! Перед тобой, мля, почётный дембель Российской Федерации! 
– Женёк, кэп заметит… 
– Ты кэпа здесь видишь?! А я здесь! Всосал?! 
– Всосал. 
– Выполнять, боец! 
Вова взял утюг и начал вяло водить по кителю. То-то, цокнул Женёк. 

***
– Смирна-а-а! 
– Вольно. 
– Вольн-а-а! 
Шаги. 
– Так, а это что? Дневальный, почему посреди прохода швабра валяется? 
– Не могу знать, товарищ капитан! 
– А кто может? Ты зачем сюда поставлен? В жопе чесать? 
– Никак нет. 
– Что никак нет? Кто проход моет? 
– Зырянов. 
– И где он? 
Шаги. Скрип открываемой двери. 
– Зырянов! Ты что здесь за погладушки устроил? 
– Товарищ капитан… 
– Пятый год уже товарищ капитан! Жду не дождусь, когда майора дадут! А ну быстро взлётку домывать! Мухой! 
Быстрые шаги. 
Скрип закрываемой двери. 
Тихо. 
***
Грёбаный бикус! Не первый раз с него проносит. Полчаса, по ходу, очко полировал!
Женёк, затягивая ремень, топал к бытовке и почуял – не то!.. Распахнул дверь. 
Утюг стоял на кителе, не выдернутый из розетки. Гореть форма пока не начала, но уже занималась – виднелся серый дымок. Дембелька! Его дембелька! Два месяца! Два, сука, ссаных месяца! Десять косых! 
– Зыря! – заревел Женёк. – Зыря! 
Зырю он нашёл в спальнике – тот выметал мусор из-под кроватей. Как во дворе, когда херачились стенка на стенку, Женёк сходу прописал ему ногой в душу. Вову швырнуло к стене. 
Женёк оторвал дужку кровати и стал бить его по голове, повторяя, как заведённый: 
– Два! Месяца! Десять! Косых! Два! Месяца! Десять! Косых! 
Вова калачиком свернулся на полу, пытаясь закрыться. Ему четыре. Мама кутает его в одеяло и шепчет: «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…». Колыбельную перебивают топот и крики: «Женёк! Ты чо творишь, Женёк?!» Пожалуйста, тише, просит Вова, но слов нет. Мир сжимается до размеров точки. Скоро и она гаснет. 

***
Потом замполит рассказал, что в Вова в коме. Прогноз неутешительный: придёт в себя – останется овощем. Пока разбирались, срок службы Женька истёк. Судили его обычным гражданским судом. Дали пять лет. К командиру части приезжала мать Вовы. Она много плакала и повторяла: как же так? Как же так?
Январь 2018 года

ПЛИНТУС
Алексею Медведеву
В Ленинском зенитно-ракетном училище три этажа. На первом – первая учебная батарея. На втором – вторая. На третьем – третья.
Не то что бы между ними есть соперничество, но, когда первая батарея идёт из столовой и встречает вторую, старшины приказывают чеканить шаг и громче горланить песню.  
В третьей батарее пропал плинтус. Секция. Четыре с половиной метра.
Майор Киселюк смотрел на стену с отверстиями от саморезов. Вчера был. Сегодня нет.
Отсутствие плинтуса рождало в душе майора противоречие. Он не переносил малейшего непорядка: мятых рубашек, грязных штиблет, торчащих волос. Оттого, вероятно, и полысел так рано.
Сослуживцы шутили: у Киселюка с женой две позы: параллельная и перпендикулярная. Шутки шутками, но после секса майор первым делом заправлял кровать.
Ну пропал и пропал, рассуждал Киселюк. Невелика потеря. Вот когда на учениях в астраханской пустыне вместе с водой два «Урала» боеприпасов испарились – то была потеря! Выстроил генерал Озарчук офицеров и говорит: «Вы, педогоблины, шваль вонючая…» Дальше шло совсем уж нецензурное. Но слово «педогоблины» Киселюк на вооружение взял. 
Проще всего было съездить в магазин и купить новый плинтус. Однако пятнадцать лет в войсках научили: проще – не значит лучше. И вообще – личный состав на что?
Майор вызвал к себе Малковых. Близнецы Малковы, Илюха и Лёха, служили в третьей каптёрами. Были они откуда-то то ли из-под Калуги, то ли из-под Костромы… Бойцов майор запоминал плохо. Зачем? Каждые полгода новые. С Малковыми в этом отношении проще было. Так сказать, два по цене одного. Киселюк их даже различать научился. У Лёхи – рожа тупая, но хитрая. У Илюхи – хитрая, но тупая. Чего тут различать?
– Разрешите? – в проёме показались двое из ларца.
– Я вас как учил входить?! – прикрикнул Киселюк.
Малковы послушно скрылись за косяком. Потом запрыгнули обратно и хором проорали:
– Что, новый хозяин, надо?!
– Во-о-о-т, – удовлетворённо кивнул капитан. – Вы у нас по должности кто?
– Каптёры! – всё так же, хором, ответили близнецы.
– А у каптёра обязанность какая?
Лёха прищурил один глаз. Второй – по-крамаровски закатил. Зато Илюха отбарабанил:
– Отвечать за чистоту и порядок в роте. Следить за состоянием казарменного имущества.
Золото, а не ребёнок!
– Плохо следите. Плохо. Куда плинтус дели?
Близнецы переглянулись – какой плинтус?
Киселюк присвистнул:
– Вот оказывается, как мы службу несём? Хороши защитнички конституционного строя! Завтра у вас противник ракету уведёт, а послезавтра – баб ваших трахнет! Короче, Биба и Боба, ставлю боевую задачу: чтоб к утру плинтус был! Ясно?
– Так точно!
– Выполнять! – Малковых как ветром сдуло.
Теперь можно было и расслабиться. Майор распахнул сейф: водка, коньяк, ликёр, виски. Киселюк даже глаза прикрыл – чтобы не разбегались. Оттопырил указательный палец и, поводя им вправо-влево, начал пришёптывать:
– Жили. Были. Три. Китайца…

***
На своём Т-34 капитан Быков пропахал пол-Европы. Дошёл аж до Варшавы. Он помнил страшные бои под Москвой в декабре сорок первого. Он жёг «Тигров» и «Пантер» на Донском фронте зимой сорок второго, а позже и сам горел на Огненной дуге. И вот перед капитаном – с мылом отдраенные улочки Силезии. А впереди – Берлин, рейхстаг, Победа!..
Быков свернул на площадь. В её центре, под бомбёжками и артобстрелами, распустился цветок фонтана. Поодаль оплывала свеча костёла. На фоне его обугленной стены растеклась серая клякса. Клякса надвигалась, становясь чётче, угловатее, и превратилась в немецкий танк. На борту – белокурая красотка в кружевной комбинации и готическое «Deutschland überalles». Фриц направил на противника эрегированный хобот. Быков взялся торопливо разворачивать башню в сторону немца, понимая: не успеть, не успеть, не успеть!.. «Тигр» рыкнул пламенем. «Тридцатьчетвёрка» опрокинулась. Заполыхала. Гусеницы её беспомощно шевелились, словно лапки барахтающегося на спине майского жука.
– Твою ж мать! – Быков в сердцах хватил кулаком по столу.
Уголки монитора подёрнулись красной дымкой. Посередине всплыло окошко: «Миссия провалена». Под ним – две кнопки: «Попробовать снова» и «Покинуть игру».
Капитан злобно клацнул по второй.
Постучали.
– Кто, ёпт? – отозвался Быков.
В канцелярию просочился густобровый, с неистребимой, почти синей щетиной ефрейтор Джалилов:
– Тварьщ каптан, пля…
В училище Джалилова доставили прямиком с заснеженных кавказских гор. По-русски он знал ровно четыре слова: те самые. Два месяца ушло у Быкова на то, чтобы обучить его самым простым командам. Но окончательно вычистить из речи мат не получалось. Не помогал даже самый эффективный среди известных капитану педагогических методов. 
Тем не менее всего через две недели после прибытия во вторую батарею Джалилов начал заступать дежурным. Ещё через месяц – стал командиром отделения. Столь быстрый карьерный рост вкупе с бедным словарным запасом вызывал у товарищей вопросы. Вообще, все кавказцы, попавшие во вторую, увольнялись мальками, а то и сержантами.
Бойцы шушукались: мол, кэп чёрных привечает, потому что и сам из них. Это, конечно, была неправда. Из чёрного у Быкова, чистокровного русака, имелся только «LandCruiser», на который капитан скопил довольно быстро.
– Тварьщ каптан, – скорбно повторил Джалилов, – пи-лин-тэс нэт, – и сделал борцовское движение, словно бросал оппонента через голову.
Поначалу Быков грешным делом подумал, что ефрейтор привычно коверкает какое-то из четырёх слов. Но Джалилов усердствовал:
– Пи-лин-тэс – нэт… – И капитан уверился: что-то случилось.
Действительно. На абрикосовой стене, под портретом сухонького и седенького Суворова недоставало плинтуса. Секции. Четырёх с половиной метров длиной. Сиротливые отверстия от саморезов напоминали сигаретные ожоги.
– Слушай сюда, Джалилов… – задумчиво протянул Быков. 

***
Порой образование – что гиря на ноге. Не даёт фантазии расправить крылья. Загоняет в рамки рационального мировоззрения. Намертво прижимает к земле.
О чём-то подобном, верно, думал старший лейтенант Устинов, оглядывая персиковую, с портретом Александра Невского стену. Там, где стена смыкалась с полом, не хватало плинтуса: секции четырёх с половиной метров длиной.
Среди офицерского состава училища Устинов был самым юным. На посиделках в честь Дня ПВО, 23 февраля и 9 мая он набирался одним из первых и пускался читать затверженные со школьных времён стихи: про Шаганэ, про Лиличку и даже – про хорошую девочку Лиду. (Последнее Устинов выучил лишь потому, что короткое имя легко заменялось на Ксюшу, Свету или Олю.)  Товарищи перемигивались: молодёжь!.. Сами они любили про сердце под прицелом, про город за туманами и, конечно, про батяню-комбата. Устинов виделся им Сивкой, которого пока не укатали крутые горки лампасно-аксельбантовых смотров и столичных проверок. 
– Дежурный, – позвал старший лейтенант.
– Я! – перед ним вырос остролицый Косулин.
– Бунько и Дотадзе – ко мне.
– Есть!
С другой стороны, продолжал по пути в канцелярию размышлять Устинов, образование помогает видеть картину мира цельной. Не распавшейся на сцены, кадры и пиксели. Цельной. Во всей полноте причинно-следственных связей.
На прошлой неделе во время парково-хозяйственного дня бойцы двигали тумбочки и повредили плинтус: поцарапали уголок, треснул кабель-канал. Отвечать за порчу казарменного имущества Устинов не хотел. Иметь внеплановый интим с начальством – тем более. Он вызвал к себе дежурного с дневальным. Горбоносый Дотадзе цыкал и косил глазом. В его личном деле в графе «Отец» значилось ёмкое – «Убили в девяностые». Рядом ковырял в носу рыжий Бунько. Наряд вы несли? Пач-чему не уследили?! Плинтус заменить! Как? Не волнует!.. (Выразился старлей грубее, хотя, вообще-то, непечатных выражений старался избегать. Равнялся на образ царского офицера и по выходным, для вдохновения, пересматривал «Сибирского цирюльника». Очень уж нравилось, как юнкера ухарски били о брусчатку рюмки, а после, молодцевато задрав подбородки, маршировали по кремлёвскому дворику. Эх, какая выправка! Какой подъём ноги!)
На следующий день плинтус на том месте был новёхоньким: ни царапины – красота! И старлей в очередной раз убедился: нет на свете проблемы, которую русский солдат не смог бы решить. Предварительно создав…
У кабинета уже топтались в ожидании Бунько и Дотадзе.
– Плинтус – где взяли? – с места в карьер начал Устинов.
Спросил сугубо для проформы. Так, что ли, непонятно? Однако старлей знал: изреченная мысль далеко не всегда – ложь. Иногда она – приказ. Иногда – рапорт. А иногда – показания.
– Спёрли… – повинился Бунько. Дотадзе торжествующе цыкнул.
– Вот и они – спёрли, – кивнул старлей. – Закон сохранения материи. 
– Чо? – оторопел Бунько.
– Физику в школе учили? Если где-то убыло, значит, где-то прибыло.
Устинов посмотрел в окно. Двое рядовых совковыми лопатами гоняли по плацу лужу. Следом шёл третий и метёлкой размазывал по асфальту катышки грязи. Где вы, лейб-гвардейцы и кавалергарды? Адъютанты и поручики? Благородия и превосходительства?..
– Земляк наш открыл. – Старлей зевнул. – Ломоносов. Михал Василич. 
2 января 2022 г.






_________________________________________

Об авторе: АНАТОЛИЙ СЛОВЦОВ

Родился в Вологде. Участник Форумов молодых писателей России и стран СНГ ФСЭИП, школ писательского мастерства СЗФО. Лонг-лист премии «Лицей» (2022 год, повесть «Сюжет и фабула не совпадают»).скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
817
Опубликовано 31 мар 2023

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ