Редактор: Женя Декина
(три рассказа)
ЛЮБА, ИСПОЛНЯЮЩАЯ ЖЕЛАНИЯЧто вы знаете про невзрачных женщин? Ничего. Существа — невидимки. Работает в нашем офисе одна такая — Люба. Я ее раньше вообще не замечал. Одевается неброско — старомодные платья ниже колен, кофточки какие-то то ли синего, то ли серого цветов. Дешевый пуховичок. В офисе ее почти не видно, на фоне других девушек мимикрирует под цвет офисных перегородок. Я бы ее и не рассмотрел, если бы Колян, коллега по отделу, не начал мне про нее барабанить, что она исполняет желания. Не в том смысле, что в постели – до таких желаний не много желающих нашлось бы, а вообще, любые, если ее правильно попросить.
На новогоднем корпорате, когда я уже достаточно сфокусированный был и раздумывал над вариантами, Колян снова ко мне с тем же стейтментом подваливает.
— Не веришь? Я тля буду! Помнишь, как Степка начальником отдела хотел быть, и оп-па! Как с Любой стакнулся, глянь – ка, начальник, а ведь вшивый помощник менеджера был. А Волдырь, видал, на Феррари ездит – это же всегда его мечта была. Он же на этих Феррари совсем вольтанулся. Тоже Люба помогла. А Терминатора, знаешь, курьером у нас работал, имбецил перекаченный. В кино сниматься хотел. Я его недавно в телике видел, в бабском каком-то сериале. У всех сбывается. Магия у Любы какая-то есть. Она помогает тем мужикам которые ее это, ну того, ублажили.
— Трахнули, что ли?
— Ну а как еще бабу можно ублажить?
— Не знаю, комп от вирусов почистить. Сумки до дома донести. Туча способов.
— Ну, донеси, попробуй. Может сработает.
— А сам-то чего?
— Я пока думаю. Тут важно сформулировать правильно. А то, помнишь, Пашков летать хотел?
— Это который из окна во время проверки выпал?
— Не, другой. Хочу заметить, летать – не падать. Нет. Стюарnом теперь работает. Как педрила какой-то.
— Почему педрила?
— Ну а кто? Мужик что ли?
Пока Колька мысленно классифицировал сексуальную ориентацию сотрудников авиакомпаний, я допил залпом вискарь и еще раз внимательнее пригляделся к Любе.
Женщина как женщина. Все, вроде, при ней. Невысокая, кругленькая, лицо сердечком. Волосы пегие, глазки блестят, нос огурчиком. Если на нее правильно свет направить и фокус навести, то даже какое-то шевеление проявляется. Но и сомнения есть.
Стал я размышлять над этим дальше. Еще виски себе подлил. Последний, кстати. Пока пил, вспомнил, что было у меня одно страстное желание. Глупое, конечно, детское, еще с тех времен, когда пубертат крыл, как буря мглою. А мечтал я останавливать время. Но не просто так, а чтобы красоток раздевать и делать с ними, что заблагорассудится, а потом снова их одевать и время запускать заново. Я так подробно себе это представил, прям как в детстве. Особенно тот момент, когда они такие вдруг очухиваются, встряхиваются, а сами ничего не помнят, но телом чувствуют, нечто приятное с ними было. А я смотрю на это и многозначительно улыбаюсь, один во всем мире зная, что на самом деле произошло.
Пока все это мельтешило в моем уме, я, оказывается, уже шел к Любе сквозь полную пьяных коллег переговорку. И когда я взглянул на нее, аккуратно стоящую у стены с пластиковым стаканчиком шампанского, на лице моем еще плавала та сладостная усмешка. И Люба как будто сразу все про мечту мою поняла. Потому что она сказала:
— Остановись, мгновенье, ты прекрасно.
— Что? – растерялся я.
— Да я все ждала, подойдешь – не подойдешь. Думаешь, не знаю, что вы с Колькой обо мне говорили.
— А если знаешь, скажи, правда это или нет.
Она пожала плечами и покраснела, то ли от стеснения, то ли от сознания своей власти. И я вдруг подумал, что она милая, особенно когда вот так улыбается ямочками и смотрит в пол. Хотя, конечно, простовата. Может, еще бухнуть?
— Давай выпьем? — опять угадала мое желание Люба.
— Кончился крепыш, — я с сожалением развел руками.
— А у меня есть, — и она извлекла из тумбочки бутылку виски.
— Да ты, Люба, волшебница, — удивился я, скручивая бутылке крышку и чувствуя, что Люба нравится мне все сильнее.
Выпили. Она, правда, от вискаря отказалась, пила шампанское.
— Пойдем, покурим, — перекрикивая дебильную музыку, предложил я.
— Пойдем.
Курилка у нас на улице. Стоим. Москва вокруг вечерняя, сугробы грязные, люди домой спешат. Новогодняя иллюминация мигает. Неужели это и есть новый год? И что значит, новый? Будто какой-то предмет. А он не предмет, он время. Его не остановишь, идет и идет. Хотя, куда идет? Мы же никакого движения времени не видим. А видим этих людей, и автобусы, и машины, которые проносятся по слякоти города. И такое странное чувство нереальности охватывает. Будто все это сон, муторный, бредовый. И только Люба в нем – настоящая, стоит на морозе, улыбается ямочками и смотрит с такой верой во все происходящее, что превращает все это пьяное марево в реальность одной силой своего взгляда.
Люба курила, обхватив себя руками и насмешливо глядя мне в глаза. Она ожидала от меня чего-то.
— Ну, — наконец не выдержала, — и чего тебе от меня надо.
Я как-то вдруг застеснялся вываливать на нее корыстный интерес. Потупился, приобнял ее, говорю:
— Замерзла?
— Ого! Такой красавец, а пристал к замухрышке. Тебе бы Маринка подошла, из бухгалтерии. Или Олечка, новый секретарь.
— А мне ты нравишься, — тут я и вправду ощутил прилив такой симпатии к ней, что внутри погорячело. Надвинулся на нее, руками обхватил и притиснул к стене, что она аж ойкнула и замлела. От тела ее шел легкий ток, от которого все во мне поднималось и куда-то неслось. Я даже Пашкова вспомнил, стюарта, который летает. Не зря он полетел. Есть с чего. И я поцеловал Любу. Губы у нее пахли пряником, как и сама она, а еще мандаринами, морем и немного, в отдалении, вискарем. Странно, вроде она шампанское пила? Как это в ней смешались мои любимые запахи?
— Ух ты! – отстранилась она и ресницами захлопала. А под левым глазом крапинками отпечаталась тушь.
— Может, к тебя поедем? — не ослабляя напора, предложил я.
— Я так сразу не могу, мне надо к тебе привыкнуть.
— А сколько требуется времени?
— Пока вискарь допьешь.
— Ах ты, проказница!
У нее была однокомнатная маленькая квартирка, чистая и уютная. Мы не успели даже разложить диван. Она попросила погасить свет, и все происходило наощупь, пьяно, с какими-то несуразными недоразумениями, один раз я кота принял за ее ногу. Но когда мы состыковались, дело пошло по-нарастающей. Отбивали телами триоли и секстоли в темноте, и я вдруг понял, что вот он – пульс времени. Только наощупь, пьяными, занимаясь любовью, можно понять, как оно идет и стоит одновременно.
Я упал на диван и дышал. Было немного страшно. После первого секса с женщиной всегда словно после наркоза – думаешь, как я сюда попал. Возбуждение отпускает, и все может измениться до неузнаваемости. Порой наваливается такой стрем вперемежку со стыдом, что думаешь, да ну нахрен, никогда больше. И дело не в том, что там страшная и какая-то не такая, а просто – не та. И заранее этого не знаешь. Ну, может, где-то на подсознании, но никогда не берешь в расчет. А тут сразу наваливается понимание.
— Спасибо! – сказала она, и я ощутил что-то мягкое и теплое: она прильнула ко мне грудью или щекой. — Так хорошо было, — глубокий и вибрирующий голос был полон чего-то нового. Он обволакивал, как бархатная темнота.
— Да за что спасибо-то, — я вдруг понял, что отвращения у меня к ней нет, даже наоборот, удовольствие, будто сделал что-то хорошее и правильное. Я даже удивился про себя.
— Как, не за что? Звездочку мне достал, — она хохотнула.
Звездочку, точно, вспомнил, я же хотел желание загадать. Неудобно, конечно, как-то после всего. Я в задумчивости повернулся на бок и погладил смутно видимый в темноте силуэт — живот, грудь, шею, подбородок — наощупь она показалась мне удивительно красивой. От нее шел уже не ток, а ровное расслабляющее излучение, к которому хотелось прильнуть и спать.
— Люба! — сам не ожидая, позвал я.
— Ммм?
— А правда, что ты желание можешь исполнять?
По телу ее пробежала волна напряжения, она зашевелилась, скинула мою руку и, судя по звуку, тоже повернулась ко мне боком.
— С чего это ты взял?
— Колька сказал.
— А, может, я его подговорила.
— Зачем?
— Может, влюбилась в тебя.
— Да ну…
— Так ты поэтому со мной замутил?
— Нет, не поэтому, — слишком быстро начал я оправдываться. – Не только поэтому.
— И чего же ты хочешь?
— Я… — я задумался, вспоминая чего же я хочу. Останавливать время? Вот глупость. Да и ради чего? Чтобы спать с женщинами? Бред. Теперь я и так могу. И потом, я же тогда быстрее других состарюсь. Так! Стоп! Это все плод моего пьяного воображения. Время? Желание? Но я здесь лежу. И выполнил условие. И она ждет. А вокруг темно, словно в Марианской впадине.
— Я хочу в Марианскую впадину спуститься, — зачем-то вдруг выпалил я, и тут же спохватился – во дурак! В Марианскую впадину?! Серьезно?
— Может, чего-то нормального пожелаешь: денег там или квартиру?
Я представил себе деньги — чемодан, как в кино, полный купюрных пачек. Потом квартиру. Ни от какой из воображаемых картинок не екнуло у меня внутри. Похоже, и правда, дурак.
— Я не знаю, чего желать.
— Помнишь сказку про цветик-семицветик.
— Неа.
— Там девочка желания загадывала — и все желания оборачивались для нее проблемой. Тогда она поняла, что надо загадывать для других.
— Для кого же мне загадать?
— Не знаю. Для мамы.
— Пусть… Пусть… Пусть… У всех в мире все будет хорошо!
— Ты мой милый, — я ощутил на лице ее руку. — Ладно, пусть у всех все будет хорошо! А теперь давай спать. Утро вечера мудренее.
Утром на улице было так морозно и солнечно. Я шел к автобусной остановке и улыбался. Эх, надо было машину просить. Или яхту. Дурак! Но зато я шел и мир казался таким свежим, лучащимся и красивым, потому что в нем по моему желанию теперь все было хорошо! А я смотрел на это и многозначительно улыбался, один во всем мире зная, что на самом деле произошло.
НАДЕЖДАВстречала я людей с двойным дном, с тройным и даже вовсе бездонных. Но сейчас речь пойдет про Надежду. Мы познакомились, когда я работала официанткой в ресторане «Шухры-мухры».
Клиентов мы называли «гости», потому что посетители – в музеях, клиенты – у путан. У нас — гости. Персонал по традиции относился к ним с презрением: приехали гости глодать кости, и все из какого-нибудь Нижне-Зажопинска в нашу чистенькую и благородную Москву. Эдакая компенсация за моральный ущерб прислуживания. Надежда в этом особенно отличалась. Она искренне ненавидела гостей. Причем, не только противных, которым бешамель – не соус, а спаржа – не гарнир, а всех подряд, с одинаковой ровной страстью, даже милых девушек и по-ангельски спокойных детей. Просто за то, что они существуют в мире, сидят в ресторане, да еще за ее столиком.
С гостями Надежда общалась сладким голосом: «Добренький день-денёчек» или «Вечер-вечерочек». «Что для вас?» «Вот вам менюшечка, выбирайте. Я через минуточку подбегу».
Отойдя от столика цедила сквозь зубы: «Ушлепки майонезные. Пентюхи хохлатые. Приперлись поесть. Что вам дома-то не жрется?».
«Уже выбрали? Могу подсказать. Сегодня удался супчик дня – соляночка по-баварски».
«Знал бы, из чего шеф этот суп варил – блевал бы, пока желудок не выплюнул. Безпелюха! Жри давай. Нам его до вечера надо продать».
«Карпачо из говядинки и брускетта с козьим сыром? Одну минуточку!»
«Вот пездна ездовая. Аллергия у нее на коровье молоко. Расщеколда болтливая. Ошивается по ресторациям. Делом займись!»
Посетители (тьфу ты, гости) ресторана чувствовали от Надежды противоречивый эмоциональный фон. Когда она подходила к столику, неуверенные в себе терялись, уверенные начинали блажить, постоянно сваливалась со стола то перечница, то солонка, дети впадали в истерику, а одна комнатная собачка обоссалась с перепугу барышне в подол, едва увидела сладенький оскал Надежды.
Я и сама эту Надежду побаивалась. Брови у нее были страшные, кустистые. Взгляд немного косил. Лишний раз лучше не пересекаться. Но однажды забрела в наше заведение интеллигентного вида старушка. Тощенькая, костлявая, фигура – как вопросительный знак. Шла она медленно, озиралась, виновато и подслеповато улыбалась всем, даже венецианским маскам на стенах, и чуть кланялась, будто просила разрешения еще пожить. Я бросилась ей навстречу, чтобы препроводить за свой столик. Но старушка уже уселась за стол Надежды. У меня прям потяжелело на душе.
Надежда работала, как обычно. Сладеньким голосом брала заказ. Старушка с ней долго советовалась, верила в ее гостеприимность. Из еды заказала суп-лапшу. И я уже представляла, как Надежда обложит ее за бедность и скудный выбор.
Надежда стояла рядом со мной у барной стойки, смотрела, как старушка ест, и бубнила: «Вот захухря сморщенная. Шамкает. Денег наскребла, а зубов нет. Как бы остатки не выбила, пока за щеку донесла. Лапшичку она кушает, посмотрите. Не человек, а какое-то мумие мое».
Все во мне восставало. Хотелось взять поднос и засветить Надежде по лбу. Но, во-первых, не мой стиль, а во-вторых, я в меньшей весовой категории.
Когда старушка ушла, расплатившись смятыми мелкими купюрами, которые Надежда обозвала старческими выпердашами, я не выдержала:
— Как ты можешь?! Или у тебя синдром Туррета в извращенной форме? Что с тобой? Это же старый человек! — и не дожидаясь ответа, сбежала в курилку у черного входа.
Через некоторое время пришла Надежда. Закуривая, она задумчиво возила в луже туфлей, размазывая носком по асфальту воду, и вдруг сказала:
— Ведьма я, потомственная. Приходится как-то с этим жить.
Я вопросительно подняла брови.
— Глазливая, говорю. Ничего не могу с этим поделать. Уродилась такая. Подругу в школе похвалила, что у неё платье красивое, так на неё ведро с гудроном упало, рабочие крышу пятиэтажки ремонтировали и уронили. Парню своему сказала, что он на мотоцикле хорошо выглядит, разбился в тот же день. И много таких случае было. Нельзя мне про людей хорошее говорить.
— А плохое?
— А плохое можно. Даже нужно. Я так на себя их беду беру. А что остается? Детей у меня нет, мужа тоже. Надо хоть ради кого жить.
Я ошарашенно молчала, не зная, верить Надежде или нет.
— Ну, что замолкла, баламошка нахальная. Вали отсюда давай, шаболда. Работать надо, а не уши греть.
И она так ясно, открыто мне улыбнулась, будто приласкала. Я улыбнулась в ответ. И пошла.
FIELDS OF GOLD— Я не знаю, что значит лучше? Лучше для кого? Кто в этой ситуации имеет приоритет?
— Дети. Ты же понимаешь. Мы — взрослые, как-то вывезем. Но дети не должны страдать.
Они лежат на покрывале, расстеленном на носу небольшой однопалубной моторной яхты с романтичным названием «Second Wind». Желто-зелеными и багряными штрихами виднеется вдали лес, огибающий сияющее на солнце водное пространство. Столько воздуха вокруг, прохлады, и горьковатого аромата с привкусом преющих листьев и желудей. Солнечная и безветренная тишина, словно благословение господне. Тем горше оно Зое и Максиму, которые находятся посреди этой идиллии только благодаря греху, а именно, прелюбодеянию. Уже год между ними выматывающая нервы, доводящая до бессонницы и нервных срывов, болезненная и сладкая любовная связь.
— Давай оставим все как есть. Меня, в принципе, устраивает.
— Тебя устраивает, а меня нет!
— Почему?
— Ты еще спрашиваешь? А сам не понимаешь?
— Я пытаюсь найти решение. Ты же как будто хочешь страдать.
Максим берет бокал с вином, отхлебывает, тянется к пачке сигарет. Зоя с удовольствием следит, как изгибается его тело, как сверкают ягодицы, и солнце путается в светлых волосках на руках и груди, когда он закуривает. Зоя думает, что его волосатость так естественно смотрится здесь, на природе, когда фоном яхта и вода.
— Как хорошо, что ты меня вытащил.
— А не хотела.
— Я сама уже не понимаю, чего хочу.
— Давай, я буду решать за тебя.
— И что ты решишь?
— Мы перестаем скрывать свою связь.
— Развод?
— Да.
— Как у тебя все просто. Я не могу так.
Дует легкий, по осеннему прохладный ветерок, и Зоя плотнее кутается в одеяло. Из телефона, лежащего рядом с покрывалом на палубе, играет песня Стинга «Fields of gold», на экране появляется фото мужа: улыбающееся, небритое и родное лицо. В последнее время он, как и многие, отрастил бороду, но даже это не придало ему брутальности, и он по-прежнему выглядит как подросток. Тем сильнее грызет Зою совесть.
— Ты не возьмешь трубку?
— Не сейчас.
«You'll remember me when the west wind moves … — голос Стинга парит над гладкой водой, растворяясь в льдистой голубизне неба. — You can tell the sun in his jealous sky when we walked in fields of gold»
Вода, окропленная солнцем, лучится бликами. Вот оно – field of gold. Чайка, задумчиво летящая над расплавленным светом, вдруг пикирует и что-то выхватывает из сияющей воды. Зоя вдруг вся покрывается мурашками. В этот самый миг жизнь застыла в своей высшей точке, в золотом сечении, вся сконцентрировалась и вот-вот спикирует вниз. И Зоя уже чувствует страшную пустоту невесомости в желудке.
— Ты замерзла? Пойдем внутрь.
В кают-компании сумрачно, но свет они пока не включают. На столе недопитая бутылка вина и тарелка с одним куском пиццы.
— Подлей еще. Люблю пино гриджо.
— Давай останемся на ночь?
— Нет, Аньке завтра на диспансеризацию. Машка без меня вообще не заснет. Да и как я объясню мужу.
— Скажем, срочная командировка.
— Твоя супруга поверит?
— Не знаю. Мне все равно.
— Как она справляется? У вас же еще мелкие. Четыре и семь?
— У нее там няня. Сложно оказалось нормальную найти. То сумасшедшая, то алкашка. А эта — дипломированный педагог.
— Молодая?
— Ревнуешь?
— Да, учитывая, что ты уже в том возрасте, когда тянет на молодых.
— Ты меня только что назвала старым?
— Не забывай, я старше тебя.
— Всего на три года.
— Всего?! Меня это знаешь как гнетет?! Представь, я разведусь, разрушу свое налаженное семейное счастье, а ты меня через год-два бросишь, потому что тебе захочется молодой?
— Это не так работает.
— А как?
— Не знаю.
— Почему ты хочешь быть со мной, а не с супругой?
— Вы разные.
— В чем?
— Во всем. В запахе, в ощущении, в том, как двигаетесь. Я не знаю, почему я люблю тебя, а ее — нет, хотя она — мать моих детей.
— Может, тебе просто хочется разнообразия?
— А тебе чего хочется?
— Мне подруга астрологическую карту рассчитывала — сказала, что ты – моя истинная вторая половина. И наши отношения не завянут никогда, в них всегда будет энергия. Между мной и мужем никакой энергии давно нет.
— А была?
— Не знаю. В молодости этой энергии так много, что непонятно, как можно что-то решать. Все стихийно. Я тогда вообще не понимала, что значит любовь. Хотя, и сейчас, наверно, не понимаю. Вдруг мне только кажется, а потом будет все так же, как с мужем – обычная бытовая рутина. И стоило тогда все ломать? Калечить жизнь детям?
— Ну почему калечить-то! Не понимаю? Если люди нормально расходятся, без скандалов, продолжают общаться, как друзья. Почему дети будут страдать?
— Сначала винить себя будут, потом планы вынашивать по воссоединению семьи. А потом просто остервенеют, станут считать тебя своим врагом и начнут бунтовать: бухать и принимать наркотики. Сколько перед глазами таких примеров.
— Но есть и другие примеры.
— Я не встречала.
Зоя отодвигает занавеску. Рыжее солнце уже лежит на воде, окрашивая в фиолетовый облака и небо. Вдали темнеет длинная грузовая баржа.
— Ладно, у меня девочки, они со мной останутся. А твои парни с кого будут брать пример? С нового мужа твоей супруги? А вдруг там урод какой-нибудь, начнет их терроризировать.
— Тебе надо меньше думать. Все не просчитаешь. Иногда надо просто сделать шаг, который считаешь нужным. Жизнь коротка. И может оборваться в любой момент. Глупо отказываться от счастья.
— Какой ты романтик.
— Пойдем в каюту.
— Надо ехать. И холодно уже.
— Полчаса, и поедем. Я обогреватель включу.
Низкий ступенчатый потолок каюты, треск лампового обогревателя, монотонный гул генератора и капли испарины на окне.
— Так трещит эта штуковина. Можно его выключить?
— Мы замерзнем.
— А ты окна закрыл?
— Да, закрыл.
— Знаешь, чего я действительно хотела бы. Покоя. Чтобы больше никаких мытарств, сомнений, обдумывания одного и того же по сотому разу. И ведь, кажется – так просто, прекратить и все. Но это сильнее правил морали, здравого смысла, всей этой благоустроенной жизни. Будто какой-то ктулху управляет мной. Я хожу, что-то делаю, разговариваю с кем-то, а все мои внутренности болят от невозможности быть с тобой. И только тогда эта боль утихает, когда я вот так, как сейчас, прижата к тебе всем телом.
Они целуются.
— Нет, постой. А расскажи, как ты это ощущаешь.
— Что?
— Нашу любовь.
— Смотрела фильм быть «Джоном Малковичем»? Вот у меня также. Мой ум помимо воли везде ищет тебя, в любой детали, в каждой женщине: платок повязан как у тебя, запах твоих духов, твой голос. Навязчивый такой мираж. Представляешь, сыну перед сном про динозавров читаю, а там везде твое имя: – мезо — зоя, палео — зоя. Помешательство какое-то. И только когда ты рядом, это проходит. Мир снова становится нормальным, в нем можно жить.
— И впереди целые выходные разлуки.
— Иди сюда.
Яхта покачивается на темной воде. Волны равномерно стукаются о борт. Струйка воды выплескивается из сливного отверстия, слышен низкий и жалостливый стон помпы. Разрезая треугольником гладь воды плывет бобр. Там и тут булькают всплывающие на поверхность рыбы. Любовники, спрятанные в каюте от осеннего звездного мира, сонно лежат, слепившись друг с другом.
— Иногда мне кажется, что суть отношений — вот так друг о друга греться. И ничего больше нет вокруг.
Тишина.
— Ты уснул?
— Мммм? Угу.
— Надо ехать.
— Ум… гу…
— Как громко трещит эта штуковина.
— Давай подремлем пару минут.
— Только пару.
Когда сотрудник ГИМС, подошедший к катеру для проверки документов, поднялся на борт, в кают-компании негромко играла песня Стинга «Fields of gold». Звонил лежащий на столе телефон, на экране улыбалось лицо бородатого мужчины. Сотрудник ГИМС несколько раз позвал. На судне никто не откликнулся. Тогда он открыл раздвижные двери и вошел. Внизу, в каюте, лежали обнявшись два человека.
Из новостной ленты «Подмосковье сегодня»:Два мертвых тела: мужчина и женщина были найдены в воскресенье в каюте катера, стоящего на якоре в акватории Иваньковского водохранилища. Правоохранительные органы выясняют обстоятельства смерти. По предварительным данным пара могла отравиться угарным газом из-за запущенного в каюте переносного генератора, не предназначенного для работы в закрытых помещениях.
_________________________________________
Об авторе:
МАРИЯ КОСОВСКАЯ Родилась в Москве. Окончила Московский Горный Университет и Литературный институт им. Горького, отделение прозы. Публиковалась в альманахе «Тверской бульвар», литературных журналах: «Литературная учеба», «Волга», «Сибирские огни», в интернет-журналах: «Кольцо А», «Лиterraтура», «ТЕКСТ.express», «Сетевая словесность», «Литературный оверлок» и других. Соавтор (автор текста) детской книги про бактерий «Приключения Тима в мире бактерий». Участник Семинара молодых писателей при СПМ в 2017 году. Член Союза Писателей Москвы.
скачать dle 12.1
