Редактор: Женя Декина
(два рассказа)
АЛЬБОМОни вышли на станции, в городе, где он родился. Игорь Николаевич и два его старших внука. Ехали они не сюда, просто здесь была пересадка на поезд в Крым, куда он их решил отвести самостоятельно. Жена и дочь с зятем уже были там, а мальчишек задержало ЕГЭ. А его задержали по работе. Выйдя из поезда Игорь Николаевич влюблённым взглядом окинул старый, добрый, построенный ещё при суровом вожде народов, вокзал и до мелочей знакомую, но вновь неузнаваемую привокзальную площадь. – Пойдёмте в город, парни, – сказал он внукам, – до поезда ещё пять часов, я вам город покажу. До дома нашего мы не поедем, мы на окраине жили, туда почти час, да обратно столько же, да и нет там уже никого, тридцать лет прошло как-никак. Даже дома нашего и того уже нет. Парни не раздумывая согласились. И они пошли по привокзальной площади, направляясь к набережной у старой церкви, которую, как перед поездкой они выяснили в интернете не только не снесли, а даже и отреставрировали.
Дед вёл их по городу и увлечённого рассказывал… В этом длинном, изредка прерываемом вопросами внуков, монологе, причудливо переплетались древняя и новая история, личные переживания, стихи, свои и чужие, анекдоты, байки всех времён и профессий, с которыми дед был знаком не понаслышке, книги и спектакли, в которых этот город представал с самых разнообразных ракурсов и многое и многое другое… Всё это накладывалось на проплывающие мимо виды, служившие деду Игорю и иллюстрациями, и неиссякаемым источником всё новых и новых историй. – Ну, ты крут дед, тебе бы экскурсии здесь водить! – восхитился младший внук Павел, а старший согласно угукнул...
Набродившись по городу и набережной, а затем перекусив в знаменитой здесь пельменной, троица пошла через дворы, чтобы выйти к историческому скверу коротким путём, а уже оттуда вернуться к вокзалу. Проходя мимо обычной, заваленной хламом, дворовой помойки, старший внук Кир обратил внимание на красивый и явно старинный фотоальбом аккуратно положенный на выброшенную тумбочку. –Дед, глянь, старина, наверное? – и показал рукой на альбом. Дед остановился, нахмурился, но тут шальной ветерок, вечно дующий в разноэтажно застроенных дворах, перевернул несколько страниц и на деда глянуло до боли знакомое лицо – Васька! Веснин!– ахнул дед и схватив альбом начал нервно осматриваться, по всей видимости, надеясь, что это недоразумение и из соседних домов выскочат сейчас, или сам Василий, или его родственники и прибегут разыскивать случайно выброшенную семейную реликвию. Но никто так и не выскочил… Всё было, как и прежде – сияло солнышко, дул ветерок, оглушительно орали вороны, скакали вокруг воробьи и голуби, шли равнодушные люди…
– Как же это, а? – удушливо - вопрошающие пробормотал дед и прижав к груди альбом пошёл к ближайшей скамейке. – Парни переглянулись явно что-то сообразив, а дед всё никак не желал этого понимать. Он сел на лавочку и почти машинально открыл альбом. – О! Наш роддом, его потом снесли – заговорил он, – пол класса наших там родилось. А это родители Васькины и тётя Катя, Мишки Шольмана жена. Дружились они… – Перевернув ещё пару страниц дед так увлёкся, что перестал замечать время. Первую треть альбома он долго и с нескрываемой нежностью в голосе комментировал… Там были: сам друг детства и одноклассник деда, его ближняя и дальняя родня, фотки из яслей, детского сада, школы, института. На множестве фото дед с удовольствием находил и себя.… Уже на фото со свадьбой дед задумался – А кто это? Не знаю такую… – Дальше жизнь разворачивалась перед глазами всей троицы во всей своей неспешной последовательности событий. Фотографий с похорон в альбоме не было, но на последней трети фотографического пути становилось всё заметнее отсутствие многих, ставших уже почти знакомыми, лиц.
На самом последнем фото была снята старая церквушка над рекой и на нём альбом заканчивался. Ни адресов, ни других отметок или надписей в альбоме не было. Дед почему-то долго, не отрывая взгляда смотрел на это последнее в альбоме фото, затем поднял на внуков помутневшие от сдерживаемых слёз глаза и спросил, спросил с легко читаемой, в его слегка дрожащем голосе, надеждой, надеждой на отрицательный ответ – раз выбросили, значит умер, да?!
ВРЕМЯ СРЫВАНИЯ МАСОКВремя срывания масок. Душный, страшный, убийственный конец июля 1941 года. Из санатория для детей партхозактива Калининского района с началом войны не успели эвакуировать детей. Нет, пара начальников на легковых авто приехали и забрали своих чад, наотрез отказавшись забирать хоть кого-то ещё. И только парторг крупного завода набил в свою эмку кроме дочери и сына ещё пятерых, на кого указали ему дети, хотя ему пришлось для этого выбросить пару чемоданов, но и на том спасибо. Кто-то всё-таки, вероятнее всего всё тот же парторг, потом прислал несколько подвод и полуторку, но местные жители, управлявшие своими подводами, исчезли вместе с ними уже следующей ночью и их можно понять, ведь вера в цивилизованность немцев ещё цвела пышным цветом не только на Украине, но и в Белоруссии. Несколько ребят сумели оставить в деревнях, через которые проходил трудный путь работников санатория, тех, кто не убежал домой и остался с детьми. Но вскоре пришлось остановиться, так как немцы заняли своими машинами, повозками и запылёнными пехотными колоннами подкреплений почти все дороги. И после того, как беженцы отсидели почти неделю на хуторе у старика - лесничего, который был старым другом сторожа санатория – Семёна Ивановича, из деревень, где оставили детей, стали приходить дурные вести. Сына заведующей библиотекой Эммы Фридман сдала немцам сама хозяйка - Елизавета Гейченко, обещавшая заведующей “схороныть дытыночку от дурных людей”. Дочь начальника узла связи и сына парторга паровозоремонтного депо сдали суетливые соседи… Погибли и дети, и добрые люди, их укрывшие…
Время срывания масок. Душный, страшный, убийственный конец июля 1941 года. Пришлось спешно уходить в леса, полуторку пришлось бросить, бензин закончился, да и свободных дорог для неё не было. Благо нашли проводника, сына местного лесничего - Василька, рыжего, конопатого, весёлого пацана тринадцати лет. И двадцать восемь оставшихся детей, а также пять человек из числа обслуживающего персонала санатория, отправились в свой тяжкий путь. Был ещё один человек, сошедший с ума молодой мужчина, которого подобрали возле разорванной авиабомбой полуторки, когда он качал на руках убитую дочь. Он был безумен, мычал что-то неразборчивое, но оставлять его было нельзя, потому то, что оставил взрыв от его жены и дочери похоронили, а его почти силой повели за собой. Когда его забирали, седины в его чёрных как смоль кудрях было ещё немного, но утром он уже был совершенно седым. Его почти силой, что-то шепча ему на ухо, увела пожилая нянечка - Акулина. Иначе он бы не ушёл. Говорить он не мог, мычал что-то неразборчивое, но няню слушался. Как его звали, так никто и не смог узнать, документов при нём не было. Да ещё прибились к ним два бойца красной армии, лейтенант Панарин и рядовой Краско, оба с винтовками, но без патронов. Шли в основном лесами, но пересекали и дороги, и железнодорожное полотно. Нередко проходили мимо мест боёв, где лейтенант останавливал колонну на привал, и они вчетвером, со сторожем и медицинской сестрой - Катей Свиридовой, бродили и собирали оружие и боеприпасы. Находилось, правда немного: немецкая винтовка Маузер с двумя магазинами, две немецких же гранаты, одна, правда, без запала, несколько четырёхгранных штыков от трёхлинеек, один трофейный штык-нож, пять сапёрных лопат, револьвер с двумя пачками патронов, семь фляг для воды и три котелка и две противопехотные мины…
Но лишь до той поры пока, переходя очередную речку вброд, не обнаружили брошенный, завязший грузовик с винтовками, парой автоматов, патронами и гранатами. Но главное, в нём нашли ящик тушёнки и несколько булок засохшего хлеба. В этот вечер обычная грибная похлёбка была сильно улучшена, добавлением в неё тушёнки, хотя последнюю расходовали очень экономно. Немцы полуторку эту не обнаружили потому, что в полутора километрах от этого места немцы захватили исправный мост и войска пошли через него. Кроме того, грузовичок был замаскирован от наблюдения с воздуха, уже малость пожухлыми ветками ельника. Всё, что смогли, унесли с собой. Взрослых навьючили по самое не хочу. Даже детям постарше раздали по гранате РГД-33 без запала и по паре обойм. Настоял на этом лейтенант, а ведь заведующая - Елизавета Сергеевна была очень и очень против, хотя даже младшие дети желали нести «патлоны»...
Время срывания масок. Душный, страшный, убийственный конец июля 1941 года. На одном из привалов, их, на почти запалённом коне, вновь догнал сын лесника. Он рассказал, что Елизавета Гейченко и её добровольно сбежавший из РККА муж - Мыкола, специально ходили к начальнику местной полиции, где и рассказали про очень ценных деток. Рассказали они и про то, что охраняют «коммунистических выродков» бабы да старики и на всё про всё у них одна берданка сторожа. Про лейтенанта они, слава богу, не знали. Рассказал Василёк и про то, что снаряжена за ними погоня, и что деда его схватили и пытают, а он убежал. Лейтенант выслушал и, хмурясь, спросил: – «Ты - то нас как нашёл? С территории вашего лесничества мы уже три дня назад ушли». «А чего здесь думать?!» – запнувшись, ответил Василёк, которому тоже стало понятно, что и немцы их скоро найдут. «Здесь же налево кругом болота, вплоть до железной дороги, а справа посёлки, туда вы не сунетесь, значит этим бором до Стрельникова болота, а потом Струмилиным оврагом в Ливенские леса». И побледнел. Побледнел и лейтенант, взрослые стояли молча, медленно осознавая угрозу, нависшую над детьми, про себя никто из них почти не думал. Все, кто думал о себе давно разбежались. Дети тоже вели себя тихо, лишь самые младшие дети не очень громко разговаривали между собой, привыкли уже к постоянным уговорам старших не шуметь. «Скажи мне Василёк» – заметно волнуясь, спросил лейтенант, «здесь неподалёку есть ли место, где ни слева не пройти, ни справа, а только там?!» Василий подумал немного и сказал, – «да есть! У гаревой гати, там взгорок такой, слева топь непролазная, а справа обрыв и берег речки, речка там широкая, берега с другого берега тоже болотные, там только по этому взгорку и идти можно». «А куда он выведет, взгорок этот?!» – спросил лейтенант. «В Ливенские леса и выведет, только там места знать надо, иначе топь кругом, без меня пропадёте» – горячась, закончил паренёк. «Всем подъём. Василий веди к бугру, замыкающие - рядовой Краско и Семён Иванович. Никому ни слова. Вперёд!» – скомандовал лейтенант.
Время срывания масок. Душный, страшный, убийственный конец июля 1941 года. До взгорка, который оказался горкой, частью заросшей колючим кустарником, а частью покрытой огромными валунами дошли за час с небольшим и без приключений. Высота, как назвал это место лейтенант была по его прикидкам высотой метров с двадцать пять. Лейтенант объявил привал, а сам ушёл осматривать местность, назначив старшим сторожа. Вернувшись, лейтенант подозвал к себе взрослых, велев Василию, как самому старшему, смотреть за детьми. «В общем так. Василий всё сказал верно. Место для обороны действительно подходящее…» – начал лейтенант. «Какая оборона?! Вы же не станете рисковать детьми…» – взвилась было заведующая. «Отставить, Елизавета Сергеевна, выслушайте, пожалуйста, времени нет. Скоро нас догонят немцы, нам с детьми от них здесь не оторваться. Значит надо кому-то остаться и принять бой. Слава нашему Васе, он действительно нашёл идеальную позицию. Приказать я могу лишь рядовому, но его я отправлю с вами, потому что дальше дорога тоже не пряниками выложена.
Мне нужны ещё хотя бы два человека, но надо понимать, что все мы здесь и поляжем» – лейтенант сказал это так просто и так страшно, что у большинства мурашки пробежали по телу. Все молчали с минуту и тут встала Катя Свиридова: – «м-можно мне, я с-стрелять умею» – робко начала она и начала копаться в своём узелке. Все немного опешили и потому смолчали, а она, краснея и опуская глаза, протянула лейтенанту значок «Ворошиловский стрелок». Лейтенант не нашёлся, что возразить и только кивнул. Тут медленно поднялся Семён Иванович: – «Что ж повоевал я на японской, повоевал на империалистической, на гражданской отметился, с поляками вот только не успел, теперь видно надо немцу кровь пустить.» «Вот и решили» – поднялся лейтенант. – «Рядовой, автомат оставите нам, себе возьмите автоматическую винтовку. Две трети боезапаса выгрузить нам. Елизавета Сергеевна, забирайте детей, дети пусть оставят патроны и гранаты, вот здесь… Семён Иванович, запалы вставьте. Всё, прощаемся, кто из остающихся желает передать что-то родне, передавайте. Акулина - берите своего подопечного. Вася - командуй подъём….»
Время срывания масок. Душный, страшный, убийственный конец июля 1941 года. Немцев ждали недолго, часа полтора, появились они, как отметил лейтенант, в двадцать минут седьмого. Впереди шли, знающие местность полицаи. За ними немцы. Карабкаться на невысокий, но неудобный взгорок было неловко и потому первые три полицая получили свои пули, не успев ничего сделать. Умеющие воевать немцы залегли и открыли шквальный огонь, на который никто не отвечал, так приказал лейтенант. Но как только полицаи снова начали штурмовать склон, как тут же снова получили свои пули. Немцы установили два пулемёта, больше у них не было, ибо нормальный бой не предполагался и начали поливать, срезая, скрывающие перемещения защитников кустарники подчистую, что и предсказывал лейтенант. Высунуться немцы не давали, потому пришлось отбиваться гранатами. Но и немцы пройти не могли, после первых двух неудачных атак, они пытались обойти защитников по берегу реки, но берег был обрывистый и крутой, почти два с половиной метра высоты, другой берег реки был заболочен и завален упавшими деревьями. Потом пытались обойти болотом, у кромки их встретил Семён Иванович и положил четверых, которые упав, утонули в вязкой жиже. Немцы вызвали помощь артиллерии, но пройти до места смогли лишь миномёты. Поэтому до гибели Кати прошло почти два часа, увлеклась, не сменила позицию после трёх выстрелов, как велел ей лейтенант, и на пятом её срезала пуля пулемётчика, пробила ей грудь навылет и отбросила на сзади стоявшую, искривлённую сосну, так она и погибла, привалившись к сосне и не упав наземь. Лейтенант погиб вторым, это когда немцам подвезли миномёты и уже после того, как ему удалось-таки добраться до немецкого пулемётного расчёта. Взрывом ему оторвало обе ступни. Он так и умер от потери крови возле своего пулемёта несмотря на то, что сам свои обрубки натуго перетянул ремнями. Последним погиб опытный Семён Иванович, его ещё живого, прошитого очередью из автомата, полицаи в бешенстве буквально изорвали штыками. Но бой не окончился… Вдруг снова ожил пулемёт и ещё два полицая покатились наземь. Ничего не понимая, немцы вновь подавили пулемёт миномётным огнём. За время взрывов, кто-то из винтовки уложил одного и ранил ещё одного немца. Но когда немцы и полицаи броском заняли эту позицию там никого, кроме давно уже погибшего лейтенанта не было. Вдруг где-то у болота, там, где полицаи пытались обойти занимаемую противником позицию, раздался мат, один из немецких офицеров бросился туда и увидел полицая, приколотого к сосне четырёхгранным штыком. Обшарив всё вокруг, немцы не нашли никого и двинулись было дальше, как вдруг обнаружили мину. Попытка её обезвредить была прервана выстрелом, убившим сапёра. В месте, где стояла мина была узость, сформированная огромным валуном и обрывистым берегом реки, обойти которую не представлялось возможным. Немцы забросали это место гранатами, мина взорвалась. Но двинувшись дальше немцы подорвались на второй мине. Тем временем начало уже темнеть, и немцы до утра прекратили преследование…
Время срывания масок. Это время стояло в этих местах до середины 1944 года, когда вновь вернулись наши. Встречал их партизанский отряд, в котором с августа 1941 года воевал очень странный, немой боец с абсолютно седой головой, про живучесть и подвиги которого рассказывали просто чудеса…
_________________________________________
Об авторе:
АНДРЕЙ САЛЬНИКОВ Прозаик, журналист. Окончил УрФУ по специальности искусствовед. Публиковался в журналах: «Урал», «День и ночь», «Белый Ворон», «Хороший сезон», «Новая Реальность», «Урал-Транзит», «Веси», электронные публикации на портале «Мегалит» и в журнале «Лиterraтура».
скачать dle 12.1
