Редактор: Сергей Баталов
Предисловие Сергея Баталова: в стихах Максима Амелина обращение к давно забытым путям русской поэзии становится способом её обновления, необходимого в том числе для того, чтобы говорить на непривычные для нас темы: о смысле и бессмыслице истории и о роли поэта как хранителя коллективной памяти. * * *
Проскакали столетий всадники,
как античности свет потух,
помрачённый лампадой новой,
величавых творений с малыми
плоть разъяв и высквозив дух,
целым бывшие им основой.
Всё почти что ветром развеяно,
влагой слизано и огнём
или чёрной землёй покрыто
из вещей, на поток поставленных,
изветшавшихся день за днём
в жерновах бытия и быта.
Утомлённое человечество
спать и видеть цветные сны
уплывает во тьму ночную,
но и после конца истории
не утрачивает цены
прочно сделанное вручную.
АНТОНИО САЛЬЕРИ СонетНа имени твоём чернеет метка
«завистник и убийца» — дважды мимо;
прощенье попросить необходимо
потомку через двести лет за предка.
Чтó быль без выдумки — огонь без дыма:
в творцах напраслина, чья щёлочь едка,
с воображеньем смешана нередко
и с гением злодейство совместимо.
Сонет италианского покроя,
по складу прост, по замыслу несложен,
без лишних ухищрений и нагрузки,
ни мёртвых, ни живых не беспокоя,
да будет в честь твою сегодня сложен,
чтоб оправдать невинного, по-русски.
ИСПОВЕДЬ ПЕРЕПИСЧИКА Писавшая рука по неколиком времени и́мать согнити,
А писание же множайшая времена не и́мать истлити.
Переписчик Никита Лютиков, 1693Я — переписчик, обитель святую лет
не покидавший тридцать иль сорок,
знаю немного: книга мертва, если нет
в ней ни описок, ни оговорок;
суть на полях расположена и меж строк,
в буквицах явлена, в титлах скрыта;
время нещадно написанного песок
хрупкий сквозь крупное сеет сито.
Я — переписчик, одежда моя проста,
златом не блещет и перламутром
утварь, полати — для сна, для молитв — уста, —
ночь скоротать — и за дело утром:
в книге любой до конца от начала есть
то ощущение смертной битвы,
зря не одну изведёшь без коего десть,
и не помогут тебе молитвы.
Я — переписчик, смиренное ремесло
дарит возможность продлиться в мире:
медленно книги ветшают, — своих число
помню до точности: три Псалтири,
двадцать Апостолов, девять Палей, семь Пчёл,
пять Шестодневов, и каждый штучен, —
всё бы я мной переписанное прочёл,
если бы грамоте был обучен.
* * *
Впросонках слышу я — и не могу…
Ф. ТютчевСлышу сквозь сон рокот немолчный где-то поблизости,
точно в ночи прибыл товарный поезд на станцию,
полный пустых бочек железных, и перекатывать
принялись их с места на место крепкие грузчики.
Вижу, глаза приоткрывая, всполохи яркие,
будто трубу в доме соседнем водопроводную
вдруг прорвало́, но за починку без промедления
дружно взялись в масках и робах грозные сварщики.
Хоть и с трудом, но начинаю в тёмном сознании
перебирать бочки и трубы, связь их нащупывать,
и не могу, — знать, происходит битва великая
на небесах, здесь отзываясь блеском и грохотом.
* * *
Я корю себя, — над собственной виной
сокрушаться мне отныне навсегда:
ты ушла, как говорится, в мир иной,
обречённая исчезнуть без следа.
Верой-правдой отслуживши сотню лет,
в одночасье раскололась пополам, —
нет, любимая селёдочница, нет,
закругляющийся параллелограмм!
Я не дам тебе в безвестности пропасть:
ты была незаменимая стола
повседневного и праздничного часть,
может быть, не хорошела, но цвела.
Революция, гражданская и две
мировых, советской власти кривь и кось,
девяностые и дальше — голове
не вместить, что претерпеть тебе пришлось.
Уж прости, и я, солёную любя
с луком, с маслицем, привычная к ножу,
то горячего копчения в тебя,
то холодного, бывало, положу.
Из огромного сервиза ты одна
оставалась, бесконечно становясь, —
как же мог я не сберечь сквозь времена
память предков и живую с ними связь?
Одноразового века верный сын,
не добил, как ни пытался, ширпотреб:
не снесли тебя в тридцатые в торгсин,
не сменяли ни на сахар, ни на хлеб.
«Кузнецовская», фамильная, прощай! —
по наследству мне тебя не передать,
но я верю в то, что есть отдельный рай
для устойчивых вещей — и благодать.
* * *
Голубь — не мирная птица. —
Возле метро
«Бауманская» дерутся —
не подходи
близко, — вцепившись друг другу
в клювы, глаза
красные выкатя, перьев
зелень и синь
грозно распыщив на шеях. —
Вся их возня
лишь из-за чёрствого хлеба
нескольких крох,
брошенных нищей старухой
в листья травы
пыльной. — На что же способны
были б они,
если бы памятью долгой,
волей стальной
вместе с коварным рассудком
их от щедрот
Бог наделил? — и представить
страшно, не то
что наблюдателем бойни
стать наяву.
* * *
Дмитрию Баку Не в чаще
лесной, а вон там, на раките
прибрежной, — смотрите! —
стучаще-
хохочущий, будто бы спятил,
орудует дятел,
успеха
добившийся, дабы подкорным
насытиться кормом,
лишь эхо
то россыпь разносит картечи,
то зёрен далече,
но вряд ли
природы глухой соглядатай
и подслеповатый
о дятле
черкнёт хоть два слова, весенним
ведом вдохновеньем,
об этом,
ничей современник угрюмый,
и думать не думай,
а Фетом
не быть, если им не родиться, —
ну птица и птица.
ОПЫТ О ПАМЯТИТри года тому на обратном
из Рудни в Смоленск,
узнав, что оно
здесь именно и находится,
всего в двух шагах от дороги,
в сосновом бору,
проехать не смог
я мимо страшного кладбища.
Наверно, на выборе места
сказалось, что лес
погибельный близ
железнодорожной станции
с названием «Ка́тынь» зловещим:
удобный подъезд
к распахнутым рвам,
невидимым за деревьями.
Развилка. Сквозные ворота
на три стороны:
направо пойдёшь —
поляки, налево — русские,
а прямо — черта межевая,
где, шляпку раскрыв,
гриб-зонтик стоит
почти что в рост человеческий.
У них все посчитаны точно:
на скорби стенах
являет металл
фамилии, даты, звания;
у нас — безымянные тыщи,
о коих гласят
огромнейший крест
и надпись: «Могила братская».
Кого поминать? — непонятно,
молиться о ком? —
неведомо, — все
слились в безликое множество,
как будто бы память о каждом
расстрелянном тут
живым не нужна,
а мёртвых лишили голоса.
* * *
Усердны в труде — рычаги, шестерни;
Упорны — винты, барабаны.
Алексей Жемчужников. Выставка машинНа Курском вокзале, на третьем пути,
в январский мороз,
вздыхает, кряхтит — не вздыхай, не кряхти! —
живой паровоз,
восставший из праха, с запáсного снят,
покрашен, помыт,
бодрящийся, сбросивший лет шестьдесят, —
гудок — и помчит
на фронт или в тыл, — всё задвижется в нём
того и гляди,
сухой уголёк у него уж огнём
пылает в груди, —
пуская дымок из трубы в свой черёд,
доволен собой,
вот-вот устремится железный вперёд
и ринется в бой, —
поршней и колёсных не чувствует пар —
на прошлого зов
без хода обратного прёт его пар
и без тормозов.
* * *
Человек будто бы чем-то занят,
человек будто бы кем-то понят,
он пока больше младенца знает,
но уже меньше, чем рыба, помнит.
Не сходя с места, познал все тайны,
не ведя ухом, расслышал звоны,
без труда страны разъял на станы,
завершил полной победой войны.
Перед ним бездна в зеркальной клетке,
позади — холод в пустой скворешне,
вместо глаз выпуклые фасетки,
вместо рук сросшихся пальцев клéшни.
ПОХВАЛА КЛИО,ПРОИЗНЕСЁННАЯ У СТАРОГО КНИЖНОГО ШКАФА Ты столь же мудра, сколь всеядна, о муза! —
и тот, кто, ни с кем не желая союза,
торил в одиночестве гордом стезю,
и тот, кто метался, подобно ферзю,
во всех направлениях, не понимая
недвижных, и тот, кто как сцена немая,
и тот, кто на мир ополчался войной, —
все рядышком встали на полке одной.
_________________________________________
Об авторе:
МАКСИМ АМЕЛИНПоэт, переводчик, эссеист, исследователь поэзии, издатель. Родился в Курске. Окончил Курский торговый техникум (коммерческий колледж, 1988). Учился в Литературном институте им. А. М. Горького (1991–1994, семинар Олеси Николаевой). Работает главным редактором «Объединенного гуманитарного издательства (ОГИ)». Автор книг: «Холодные оды» (1996), «Dubia» (1999), «Конь Горгоны» (2003), «Гнутая речь» (2011), «Веселая наука» (2018), «Книга нéстихов» (2021). Переводчик поэзии с древнегреческого, латыни, итальянского, грузинского, украинского и других языков. Составитель книг Д. И. Хвостова» (1997), А. Е. Измайлова (2009), С. Е. Нельдихена (2013), «мышиных стихов» В. Ф. Ходасевича (2015), В. П. Петрова (2016), А. П. Буниной (2016), А. П. Сумарокова (2017), О. Э. Мандельштама (2017), В. П. Бурича (2023), антологий «Современная русская поэзия» (Пекин, 2006) и «Лучшие стихи 2010 года» (2012), «Антологии новой грузинской поэзии» (2014), тома «Русская поэзия» в серии «Современные литературы стран СНГ» (2022). Стихи и эссеистика переведены на 30 с лишним языков; отдельные книги в переводах вышли в Австрии, Армении, Боснии, Гонконге, Италии, Каталонии, Китае, Сербии и США. Лауреат премий «Антибукер» (1998), «Anthologia» (2004), «Московский счет» (большая, 2004; специальная, 2012), Бунинской премии (2012), Литературной премии Александра Солженицына (2013), Международной отметины им. Д. Бурлюка (2014), Национальной премии «Поэт» (2017), Miluo River International Award for Contribution for Poetry (Китай, 2020) и ряда других. Живет в Москве.
скачать dle 12.1
