Редактор: Сергей Баталов
Фото - Алексей Терентьев.Предисловие Сергея Баталова: в стихах Ганны Шевченко присутствует опыт обретения себя, сохранения себя вопреки обстоятельствам, в условиях кризиса, скажу больше — в условиях распада привычного мира.* * *
Озёра водами мерцали,
ветра берёзами трясли,
и желтоватыми сердцами
переполнялся край земли
Село когда-то здесь стояло,
тут жили Яков, Тит, Семён,
Игнат — селенье состояло
из многочисленных имён.
Но после преобразований,
крушений, шквалов и шумих
в селе остались только Вани
и Коля маялся средь них.
У леса теплилась пекарня,
а там, от горечи сипя,
лежал на противне попарно
хлеб, выпекая сам себя.
Бывало, после дальних странствий
захаживал погреться Глеб,
и Вани резали на части
свой самый тёмный серый хлеб.
Но в основном они шеренгой,
шагали под цыганский джаз,
а Коля мучился за стенкой,
себе выкалывая глаз.
* * *
Оставшись с синевой наедине,
я надеваю шапочку из жести,
но всё равно синицы по весне
приносят возмутительные вести,
о том, что тьма явилась из сетей
и навалилась брюхом на подмостки,
есть у планеты множество детей,
но все они проблемные подростки,
что наши земли скоро истребят,
переломив титановые оси,
и о конце давно уже трубят
архангелы на форуме в Давосе.
Лишиться бы ума, как Демокрит.
Писать стихи — недобрая примета,
как жаль, что снова не с кем говорить
о тёмном назначении предметов.
* * *
По причине тишины
по стране идут слоны,
сбившись в розовую стаю,
подпоясавши штаны,
сбившись в розовую стаю,
за собой ведут столы.
На рассвете входят в Выборг,
перед каждым сложный выбор —
бытие или ничто.
Город, вычурный платок,
от внимания продрог,
о природе забывает,
в небо гвозди забивает —
каждый дом, что молоток.
А слоны себе идут,
город — замкнутый редут.
Только здесь трава и сено,
и лекарство от простуд,
голубое молоко,
и река с названьем Сена,
уж не так уж далеко.
Но слонам розовокрылым
не по вкусу бытиё.
Впрочем — каждому своё.
* * *
Она была и вправду хороша —
прямое тело, ровная душа,
лица её неправильный овал,
казалось, Модильяни рисовал.
Когда она снимала паутину
и мокрой тряпкой шарила в углах,
порой не отражалась в зеркалах,
зато в витрине четко отражалась,
когда в «Магнит» за йогуртом бежала.
Она существовала или нет?
Она так часто в этом сомневалась,
что в популярных пабликах, бывало,
саму себя пыталась отыскать.
И находила. Видела — жива,
щедра на перепосты и слова,
в сети имеет бешеный успех,
у одного, конечно, не у всех.
* * *
Дожди по верёвкам сползают
и вяжут на крышах узлы,
мне нравится осень, я знаю,
зачем обнажились стволы.
Затем, чтобы воздух наполнить
пустой и ненужной тоской,
чтоб звёзды — пугливые пони —
свихнулись во тьме городской.
В один из холодных моментов
к дорогам прильнёт гололёд,
проснёшься — а душу Дементор
из горла, как бабочку, пьёт,
Согнулись ветра коромыслом,
и слышно, как листья снуют —
хандра наполняется смыслом,
возводится дождь в абсолют.
* * *
Я грущу, она хохочет.
Собирает у обочин
гром бормочущую влагу
и промокшую бумагу.
Дождь работает, как молот.
Говорю ей, осень, холод,
в облаках дельфины тают,
трясогузки улетают.
Жёлтый крах осенних улиц.
Засыпает, словно улей,
город, скроенный по моде,
говорю ей, всё проходит —
плед, камин, носки, печатки,
след рябины на брусчатке,
остывающее солнце.
Говорю ей — всё вернется.
Повторяю — осень, старость,
сырость, жимолость, усталость,
а она не слышит даже,
вяжет гетры на продажу.
* * *
Все словари, что люди прочитали,
но до конца осмыслить не смогли;
все мельницы, что медленно взлетали,
со стуком отрываясь от земли;
весь хлеб, что, выпекая, песни пели
работницы ячменному зерну,
все жернова, что сдержанно скрипели —
отныне производят тишину.
Ветра на старых мельницах сломали
маховики и крылья, оттого
разбавлено ненужными словами
поэзии крутое вещество.
Теперь и книги выглядят иначе —
они на полках теплятся едва;
и ничего не весят и не значат
ни жернова, ни крылья, ни слова.
* * *
Он говорит: в стеклянном шаре
к весне дороги обветшали,
но всё же ходят поезда,
хотя никто и никогда
не видел света семафора,
вокзал мерцает за забором,
как неизвестная звезда.
Но всё же ходят поезда.
Бывают отблески зари
в стеклянном шаре, – говорит
он сухо, твёрдо и сурово,
и каждое живое слово
подсвечивает фонари.
Там на вокзале ждут Катрин
Денёв и Павел Глоба,
когда война покинет глобус;
среди полупрозрачных стен
ветшает время перемен,
и ретроградная Венера
в окне крупнее, чем значок,
за рыбой движется крючок,
рукой неведомой ведом.
А шар всё катится по лугу
и попадает точно в лузу –
в четвёртый дом.
* * *
Распродажа не равновелика
доброте, но приятно вдвойне,
что в Сбермаркете есть голубика
по сравнительно низкой цене.
Между сосен от мая до мая,
в глубину опустив якоря,
голубика плывёт ледяная,
вызревает к концу декабря.
В магазины чернильное иго
поступает из средних широт,
голубика, шепчу, голубика,
лучезарная дева болот.
Магазины — особое место;
потребителей скидкой маня,
голубика — Христова невеста,
от распада спасает меня.
* * *
Таилось в низине Донбасса
одно небольшое село,
река из двойного атласа
его огибала. Стекло
её вод неглубоких
на дне отражало плотву,
лениво подводные боги
вращали в воронках листву.
Соцветия львиного зева
вода торфяная несла,
текла она справа налево
и слева направо текла.
Стрижи над рекою высоко
копили свой утренний гам,
и шарм придавала осока
высоким её берегам.
О радуге пели лягушки,
за окнами было свежо,
проснувшись у края подушки,
я думала: как хорошо.
Заря хороводилась ало,
закат розовел высоко,
и было так много, так мало
и так нестерпимо легко.
_________________________________________
Об авторе:
ГАННА ШЕВЧЕНКОПоэт, прозаик. Родилась в г. Енакиево. По образованию финансист. Автор пяти сборников стихов, в том числе «Путь из орхидеи на работу» (М., 2020), «Хохлома, берёзы и абсурд» (М., 2023), и книги прозы «Забойная история, или Шахтёрская Глубокая» (М., 2018). Лауреат Международного конкурса имени Фазиля Искандера (2017) и Всероссийской поэтической премии имени Анны Ахматовой (2023). Живёт в Подмосковье.
скачать dle 12.1
