Редактор: Сергей Баталов
Предисловие Сергея Баталова: стихи Екатерины Полянской — опыт беспощадного взгляда на мир, опыт мужественного существования в нём даже тогда, когда надежда остаётся лишь на чудо или же когда надежды не остаётся вовсе. * * *
Она говорит мне: «Я маму не заберу.
Оформляйте куда-нибудь, где будет за ней уход».
Мы сидим в ординаторской, а кажется — на ветру.
Я на травме работаю первый год.
Голос её бесцветен. Она не стара,
Но из-за привычно опущенной головы
Выглядит старше. У мамы — шейка бедра,
И завтра пора снимать последние швы.
У меня всё в порядке: мне целых двадцать пять лет,
Все мои пешки нацелены на ферзей,
Я всё понимаю, на всё могу дать ответ.
Нет ни гроша, но полно надежд и друзей.
У меня — дневники, эпикриз, и, кроме того,
Надо в приёмный к пяти. А время идёт…
Я объясняю: «Ухода не будет. Не будет его.
Некому просто. Понимаете, что её ждёт?
Пролежни и пневмония в конце концов.
Может, всё-таки, заберёте маму домой?»
И краснеет пеплом подёрнутое лицо,
И она взрывается: «Господи Боже мой!
Может, подскажете, кто нас будет кормить,
Если я брошу работу и сяду с ней?
Вы понимаете? Что я могу изменить?
Много вас, умных. Один другого умней.
Муж у меня — инвалид уже много лет,
И с грудничком теперь одиночка — дочь.
А на сиделку денег попросту нет. Ну, нет.
Вы понимаете? Некому нам помочь».
Она извиняется, потом тяжело молчит,
Долго и жадно воду из кружки пьёт,
Роется в сумке, вытаскивает ключи,
Кладёт их обратно, и, наконец, встаёт.
И я говорю: «Хорошо. Пишите отказ.
Мы всё уточним и сразу дадим вам знать.
Здесь распишитесь, пожалуйста». И первый раз
Понимаю, что ничего не могу понять.
АТАКА МЕРТВЕЦОВ Памяти защитников Осовца.Мёртвые, встать! С Богом! Примкнуть штыки!
…Не шевельнуться, не приподнять руки.
Горечью, солью, болью наполнен рот…
Но офицер, пошатываясь, встаёт.
И, поднимаясь, рота идёт в штыки,
Выжженных лёгких выхаркивая куски.
Яростью побеждая последний страх,
В прах обращаясь и попирая прах.
И, тяжело ступая, за взводом — взвод
Неодолимо двигается вперёд,
Кашляя и захлёбываясь в крови…
Их невозможно смертью остановить.
Небо — живым, а мёртвые — на земле:
Это горит в удушливо-едкой мгле,
Это ведёт, заставляя упавших встать,
Ярость, преображённая в благодать.
* * *
Ещё сереет наст несвежею газетой,
Дома, как баржи, спят на ледяной мели,
Но полный воробьёв и тающего света
Мерцает влажный куст на каждый вздох земли.
Мерцает и звенит — ему вполне довольно
Того, что день длинней и тоньше жёсткий наст,
Беспечным воробьям уютно в мире дольнем,
Где их не выдаст Бог, и небо не предаст.
И кажется, весь мир, несложным ритмам вторя,
Не зная за собой ни страха, ни вины,
Свободный от людских забот, страстей и горя,
Мерцает и звенит на вздохе от войны.
* * *
Если бы птичья моя мольба,
Птичья моя печаль,
Пела, взрывая, словно труба,
Глухонемую даль,
Если бы немощный голос мой
Был сильнее стократ,
Я бы с посохом и сумой
Пела у райских врат.
Пела бы на перекрёстках дорог
Горечи и любви.
Песню бы эту услышал Бог
И повелел: «Живи!»,
В непостижимости всех путей
Он бы услышал нас —
слабых и грешных Своих детей,
И пожалел. И — спас.
ОБРАЩЕНИЕ ФИЛОСОФА К КОТУ, КОГДА ОН ТРЕБУЕТ ЕДЫУмнейший из котов, Вам лишь бы жрать!
Скажу Вам прямо и без многоточий:
Ну как не стыдно Вам вовсю орать
И требовать еду в четыре ночи!
А как же Ваша совесть? Где она?
В лотке её зарыли в самом деле?
O tempore, o mores! Времена!
Коты, клянусь богами, обнаглели!
Послушайте, а как же Эпиктет?
Чему учил нас с Вами Марк Аврелий?
Мы ж вместе их читали. Разве нет?
К тому же Вы совсем недавно ели.
Вы съели ужин, завтрак и обед.
В природе, друг мой, для всего есть норма…
Ну ладно, ладно!.. Встану в туалет
И выдам Вам ещё немного корма.
В КОМАРОВО Эта женщина больна, Эта женщина одна. Анна Ахматова. Анна! Анна! — Тишина. Александр Блок.Льдисто, ветрено и звёздно.
Ночь бездонна и бесслёзна.
Только лишь сосна сосне
Тихо шепчет в полусне:
То ли — «Слышишь…», то ли — « Поздно…».
Меж ветвей чернеют гнёзда,
Меркнет свет в чужом окне.
Где — в сиянии, во тьме ли
Те, кто всё ж пройти посмели
Ломкой линией судьбы,
Тонкой вязью ворожбы,
Острым лезвием метели?...
Анна, помнишь, как шумели
Царскосельские дубы?
Только ветра вздох глубокий,
Только тающие строки:
«…Эта женщина больна,
Эта женщина одна…»
Только лишь срока да сроки —
Дом казённый, путь далёкий…
«Анна! Анна! — Тишина».
* * *
И вновь ноябрь. За окнами — ни зги.
Безмолвной чередою подворотен
Проходит ночь и в каждом повороте
Чуть замедляет лёгкие шаги.
В домах темно и тихо. Тополя
Безмолвно стынут. И во сне глубоком
В плену асфальта чёрная земля
Молчит и ждёт неведомого срока.
И кружатся ступени, этажи,
Немые тени, сквозняком гонимы,
Скользят вдоль стен, где истекает жизнь
Обыденно и неостановимо.
Но стрелки на часах в слепую муть
Безвременья вгрызаются, как свёрла,
Когда молчание взрывает грудь,
И хлещет горлом.
* * *
Галине ИлюхинойКакой подарок нам неприхотливым
Господь подкинул от щедрот Своих —
Прозрачны тёплой ночи переливы,
И ветер стих.
Прохладное вино в стаканах наших
И лёгкое, и терпкое на вкус,
И серебрятся в невесомой пряже
Сосна и куст.
И мы легко молчим, смеёмся, курим,
Плывём в благословенной тишине,
На бесконечный миг забыв о бурях,
И о войне.
* * *
Ох уж мне этот «маленький человек»!
Богачи его грабят,
чиновники — издеваются,
государство — выжимает, как тряпку.
Он мается в очередях,
тянет до пенсии,
потом — выживает на пенсию.
Это с него срывают шинель,
его сбивает карета,
«Мерседес» обливает грязью.
Это его
вечно преследует Медный всадник.
Вся жизнь его — страх,
вся жизнь — обида.
Бедный «маленький человек»!
Так дайте же, дайте ему
немножечко силы,
хотя бы капельку власти,
чтоб он ухмыльнулся
и сплюнул сквозь зубы:
«…давай вали, пока цел!»
И дальнее эхо
смогло, наконец, отозваться:
«…да чё с ним возиться… в расход!»
ЗАМОК …в лентах и звездах, Вином и злобой упоенны, Идут убийцы потенны… А.С. ПушкинНочь тиха, как сонный стон,
Мёрзнет нечисть под мостом.
Перепутав быль и небыль,
Тёмный замок прямо в небо
Упирается крестом.
Что там — отсвет или свет?
Лишь рассохшийся паркет
Чуть поскрипывает в залах.
…А блаженная сказала:
«Сколько букв — и столько лет».
В облака ушла луна,
Тонок лёд, вода темна.
Только небо в чёрных дырах,
Только тускло на мундирах
Серебрятся ордена.
Ненадёжен караул,
Часовой почти уснул.
Только призрачные лица,
Только зеркало кривится,
Да сквозняк свечу задул.
Ветру выть да завывать.
Отчего жестка кровать?
Всё сегодня против правил…
Павел, Павел, бедный Павел,
Чему быть — не миновать.
Тихо звякают ключи:
— Кто там? Кто?
— Молчи!.. Молчи!..
Над бедой и суетою
Замок смутною мечтою
Растворяется в ночи.
СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕКПока они ждут обновленья,
Свободы неведомой ждут,
Смыкаются накрепко звенья,
И время свивается в жгут.
Они ещё шутят, смеются,
Нахваливают пироги,
А где-то уже раздаются
Патрульных глухие шаги.
Ещё не померкли улыбки,
Не взорван привычный уют,
И только цыганские скрипки
О вечной разлуке поют.
В последнем порыве всё выше
Почти отзвучавший пролог,
И скоро, так скоро услышит
Смертельную музыку — Блок.
* * *
Во дворе белым-бело,
Стены холодом свело,
Только ветер-невидимка
Бьётся в тёмное стекло,
В полуночной тишине
Плачет, плачет обо мне
И мерцающею дымкой
Растворяется в окне.
А под утро ветер стих,
Канул в омут снов моих,
В глубине проулков ломких
Заблудился чей-то стих.
Неба звёздная купель,
Дней неслышная капель…
Только памяти позёмка,
Только вечности метель.
* * *
Боящийся не совершенен в любви. (первое соборное послание Иоанна Богослова, 4.,18).Плачет рождённый в ещё не осознанном страхе,
Вытолкнут в мир непонятно за что и зачем.
В смертном поту, в остывающей липкой рубахе
Кто-то затих, от последнего ужаса нем.
То, что выходит из праха — становится прахом.
Между двух дат угадай, улови, проживи
Эту попытку преодоления страха —
Жизнь, где боящийся несовершенен в любви.
* * *
Скажи, куда мне спрятаться, скажи,
От жалости слепой куда мне деться?
Пролётами цепляются за сердце
Стекающие с лифта этажи.
И тянутся канаты, провода
(Мгновение — и полутоном выше)
Туда, где голубям не жить под крышей,
И ласточкам не выстроить гнезда,
Где ты меня давным-давно не ждёшь,
Где скомкано пространство в снятых шторах…
По лестнице — шаги, у двери — шорох,
И им в ответ — озябших стёкол дрожь.
Где паучок безвременья соткал
Из памяти и тонкой светотени
Раскидистую сеть для отражений
Немеркнущих в бездонности зеркал.
Где контуры портрета на стене
Ещё видны в неверном лунном свете,
И наши неродившиеся дети
Спокойно улыбаются во сне.
* * *
Кошки приносят Богу своих мышей Английский бестиарий XIII в. Кошки приносят Богу своих мышей —
Чистосердечную лепту трудов земных.
Бог гладит кошек между чутких ушей
И улыбается, благословляя их.
Слушает Бог, как мурлычут потомки Баст,
Смотрит на них сквозь клубящиеся века.
Он приютит и пушистые шубки даст,
В блюдце нальёт тёплого молока.
Пусть они ловят пришельцев из чёрных дыр —
Юрких мышей и серых зловещих крыс.
Пусть хранят урожай, украшают мир —
Тот, что над бездной капелькою повис.
* * *
Человек войны входит и говорит:
«Коня отдавай, и весь урожай свой!»
За его спиною тёмным огнём горит
Ненависть, рождённая прежде всех войн.
Землепашец глядит на почти остывшую печь,
Руки его натружены и тяжелы.
Он понимает: ничего не сберечь,
И лицо его — словно кусок скалы.
И когда вновь приходит посланник беды,
В дом запуская клубящуюся метель,
И требует сначала кружку воды,
А потом — отдать жену и детей,
Он хватает обрез и стреляет в упор,
Не ощущая ни горечи, ни вины.
Не оборачиваясь, выходит во двор,
И сам становится человеком войны.
* * *
Ах ты, птичка, красногрудый снегирёк!
Что-то в жизни всё не вдоль, а поперёк:
То ли зябнет неприкрытая спина,
То ли ноет неизбытая вина.
То ли ветер завывает слишком зло,
То ли все пути-дороги развезло.
Развезло, да подморозило слегка,
А вокруг-то — ни души, ни огонька.
Словно те, кому помочь ещё могла,
Только вот не помогла — дождём прошла,
Закружилась в круговерти суеты —
На меня теперь глядят из темноты.
Ах ты, птичка, стойкий маленький флейтист,
Согревающий собою снежный лист,
Чтобы вновь я удержалась на краю,
Просвисти простую песенку свою.
* * *
Петербургская зимняя вежливость — встать у стены,
Расходясь с пешеходом на тропочке скользкой и ломкой,
Не дрожать на морозном ветру, и блокадные сны
Узнавать наяву в зазмеившихся струйках позёмки.
Петербургская зимняя стойкость — спокойно идти
По торосам сплошным под сплошной ледяной бахромою,
Воробью улыбнуться: лети, мол, братишка, лети —
Мы ещё поживём, не закончимся этой зимою.
Петербургская зимняя радость: поняв, что утих
Переменчивый ветер, помедлить, снежок приминая.
Закурить и прислушаться к миру, где будущий стих
Расточился уже, как бескрайняя память земная.
_________________________________________
Об авторе:
ЕКАТЕРИНА ПОЛЯНСКАЯПоэт. Окончила СПбГМУ им. И.П. Павлова, работает травматологом-ортопедом в Российском НИИ травматологии и ортопедии. Член Союза писателей России с 2002 г. Печаталась в журналах «Нева», «День и ночь», «Наш современник», «Питер-book». Автор четырех стихотворных сборников. Лауреат премий и конкурсов: «Пушкинская лира» (Нью-Йорк, 2001), премии им. А. Ахматовой (2005), конкурса им. Н. Гумилева (2005), конкурса «Заблудившийся трамвай», а также Лермонтовской премии (2009). Переводчица поэзии с польского и сербского языков, в течение нескольких лет представляет Россию на международном фестивале поэзии «Варшавская осень». Стихи Екатерины Полянской переводились на польский, болгарский, японский, чешский и английский языки. Живет в г. Санкт-Петербурге.
скачать dle 12.1
