Владимир Тепляков. ПЕРЕД СМЕНОЙ ЭПОХ

Редактор: Сергей Баталов





Предисловие Сергея Баталова: лирический герой Владимира Теплякова — остро чувствует время, ощущает ход истории. В его стихах словно бы отражается напряжение целых временных пластов, читая его стихи, мы можем почувствовать приближение судьбоносных исторических событий. 



ИЮЛЬСКИЕ ГОРОСКОПЫ

На Пушкинской — пекло, 
      и бронзовый даже — вспотел.
На небе пустующем
      нет ни малейшей надежды.
Надежды и Веры 
       гуляют почти без одежды.
В сердца их нацелена
       добрая дюжина стрел.

Томится мишень.
       Изнывает стрела удальца.
А случай до времени скрыт
       за кулисами будней.
При полной луне 
       иль в какой-нибудь час пополудни
слепым притворится;
       прикинется тенью отца.

В разбуженной памяти 
       сыщется вещий намёк…
Как алчно в жару
       произносится слово «прохлада»!
Прохладой спасёмся, 
       и мрамор столичного ада
нам градус понизит 
       распаренных наших тревог.

Сконфуженный день
       потемнее напялит очки.
И голос подаст
       одинокая умная птица.
Прохлада спасёт.
       И желанное что-то случится,
что нас поджидало
       на линиях нашей руки.



* * * 

Все под Богом, все под боком
у прилипчивой беды.
Кто-то грезит о высоком…
Вместо Анненского с Блоком 
тонны изданной руды.

Жизнь кричит: «Гони монету!».
В свете видятся ином 
те, что выводили к свету…
Все нырнём однажды в Лету
и куда-то поплывём.



ЧИТАЯ АДАМОВИЧА 
(«Одиночество и свобода»)

Хорошо бы и нам удержаться в седле,
хорошо бы
не пенять на судьбу,
на излишне воинственный век,
не лелеять свою
и чужой не донашивать злобы,
чтобы, если когда-то
раскидистым станет побег, —

кто б ни рылся в былом,
чья бы воля чего ни искала б,
в сочинениях наших
найти не пришлось никому
«ни притворства, ни позы,
ни лжи, ни кокетства, ни жалоб», —
как писалось о Блоке,
в Париже,
полвека тому.



ТОМЛЕНИЕ

Обречённостью дышит
                  завидная с виду судьба.
Перед сходом лавин тихо-тихо в горах.
                  Тихо-тихо.
За минуту до старта, 
                  за две — до триумфа, со лба
колебанья изгнав, 
                  плавники расправляет пловчиха.

Но забвению предан
                  победный её пьедестал.
И, никем не воспетая, 
                  листья роняет берёза…
Перед сходом времён
                  правит бал жутковатый металл,
цепенеют уста,
                  и у статуй меняется поза.

Перед сменой эпох,
                  перед новым скончанием дней
проклинают пророков
                  и жертвы приносят Ваалу.
Но уже предстоит по следам
                   безымянных коней
триумфально промчать
                   своего седока Буцефалу.

Предстоящая смута
                   вперёд высылает гонцов.
Перед сменой эпох
                   исчезают красивые лица.
Карфагену каюк.
                   И пикируют на «близнецов»
Начинённые злобой
                  сентябрьские две единицы.

Появленье на свет
                   незаконнорождённых идей
диссиденту Афин
                   полагается спрыснуть цикутой…
Неспокойно у Гроба.
                   Клеймит супостата злодей.
И провидческий сон
                   посылается где-то кому-то.



НАПУТСТВИЕ

Глас возвысил — не дай петуха.
Не устраивай в луже цунами.
Поиграв потрохами греха,
выдаёшь ведь себя с потрохами…

Собирай не гнильцу, а пыльцу.
Будь шмелём, коль рождён не пчелою.
Если лавры тебе не к лицу,
обходи пьедестал стороною.

С мертвецами не пей и не ешь,
ибо выдох зависим от вдоха.
А свою распрекрасную плешь
прикрывай колпаком скомороха.



ТАЙНА 

Не думающий расставаться с клёном,
желтеть не собирающийся лист
недолго будет щеголять в зелёном
и вдруг поймёт, что путь листа тернист…

Любимец муз непоправимо грустным
предстанет; увяданью хризантем
воздаст инструментарием искусным,
как воздавал цветенью перед тем.

Такая вот, листающая рощу
громоздкая частица бытия,
постичь пытаюсь, действуя на ощупь,
каким задуман кажущийся я?



КОШМАРНЫЙ СОН 

Как жутко в мире, победившем зло! —
где правит бал лишь доброе начало,
и даже то, что выло и рычало —
мурлыканье сплошное обрело.

На всём — благополучия печать.
Куда ни глянешь — благостные лица.
И всё-таки тоскуешь о горчице,
десертную вкушая благодать.

Тоскливо там, где смех превыше слёз,
и где ни нахлестаться, ни схлестнуться.
И хочется завыть… или проснуться.
Но сплю и сплю, мурлыкая, как пёс



БУДНИ 

Приятно, если сорвёт куш
фарт и упрямый пот.
Приятно, если битьё баклуш
рифму преподнесёт.

Приятно, когда соскользнёт с губ,
а не из глотки прёт;
когда, переждав трепотню труб,
голос подаст фагот.



ВСПОЛОХИ 

О, этот миг меж первой и второй,
когда ещё внимательны и пылки!
Но пир уже, как водится, горой:
теряют равновесие бутылки,
уже слова не лепятся к словам,
и трогательно тянет к недотрогам…

Когда ж по уготованным углам,
убого обустроенным берлогам
нас гулкие развозят поезда, —
не верится, что карта будет бита,
и не смутит ни падшая звезда,
ни мчащаяся в небе Маргарита.



ВОСПОМИНАНИЕ 

Я был любим.
И ты была любима.
И все напасти проносились мимо:
не жалил быт,
не блеяла нужда,
не проникали в сердце холода…

Был каждый день 
предвосхищеньем ночи.
И плод запретный 
был всё так же сочен.
Душа не знала, что такое мрак...

На самом деле было всё не так.



ПЕРЕЗАГРУЗКА                                             

Беседую о том, чего не ведал.
Любуюсь тем, чего не замечал.
И тот пейзаж, что мне созвучий не дал,
сам по себе иначе зазвучал.

Одно и то же — с каждым днём дороже.
От мест привычных — глаз не оторвать.
Привычны вороватые вельможи:
других, похоже, неоткуда взять…

О чём бы ни молчали ежечасно,
и чем бы ни поддерживался дух —
всё больше понимаешь: жизнь прекрасна.
Всё меньше — говоришь об этом вслух.



ЯМБИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ            

           Четырёхстопный ямб мне надоел…
                            А.С. Пушкин

Ах, душка, ямб четырёхстопный!
Тебе забвенье не грозит.
В неспешный век иль расторопный
пиит к тебе благоволит.

Блистала не одна корона
в строке, чей милостив предел.
А помнится, во время оно
ты кой-кому поднадоел…

Простим ему: строкой нестылой
себе он памятник воздвиг.
А мне посланец шестикрылый
не вырвал грешный мой язык.

Томимый той и этой пищей,
невольник тех и этих мук,
я полюбил с тобой, дружище,
делить возвышенный досуг;

подкладывать в четыре топки
подручный уголь с утреца.
А вечером четыре стопки
изменят радугу лица…

И я б хотел скакать в кибитке,
Ругать холеру, петь чуму;
шептать признанья у калитки,
служить себе лишь самому;

Как он, воспеть свои мгновенья
и ножки близких мне особ,
и заслужить благословенье
торжественно сходящих в гроб.

Хотел бы так настроить лиру,
чтоб ахнул друг степей калмык,
и сам Зураб на радость миру
мне крупный памятник воздвиг.







_________________________________________

Об авторе: ВЛАДИМИР ТЕПЛЯКОВ

Поэт. Родился в 1952 году в Каунасе (Литва), в семье военного врача, школьные годы провёл на Ставрополье (родина отца), армейские (срочная служба) — в Тбилиси, а наиболее бурные — в Риге. Окончил Рижский политехнический институт, Высшие литературные курсы при Литинституте имени М. Горького. Стихи печатались в «Литературной газете», альманахе «День поэзии», журналах «Даугава», «Дарьял», «Дружба народов», «Новый мир», «Плавучий мост», «Москва». Участник антологий «Русская поэзия. XX век» и «Русская поэзия. XXI век». Автор четырёх поэтических сборников. Член Союза писателей России. Живёт в Москве.    
скачать dle 12.1