Редактор: Сергей Баталов
Предисловие Сергея Баталова: стихи Германа Власова – это внимательный взгляд на наше общество, нашу природу и культуру, взгляд без осуждения или идеализации, но с тайным стремлением разглядеть за жизненными реалиями их подлинную природу. * * *
Купе качнётся и спиной
простенок вспомню;
всё лучше уезжать зимой.
Пространство комкать,
размазывать начнёт окно;
столбы все чаще;
пока не сложится оно
в пролесок, чащу;
волною будет подступать
и удаляться.
Белье крахмальное, кровать,
почти двенадцать.
Пора и в тамбур покурить.
На стыках тряска.
О чём ты будешь говорить?
Начни с опаской,
издалека. А может быть
сосед напротив
предложит что-нибудь налить.
А ты не против.
И девушка, что наверху,
облокотится...
Так мысли просятся в строку,
когда не спится,
и липнешь к тёмному стеклу,
и в нём мелькаешь.
А возвращаешься к теплу
и – засыпаешь…
* * *
«Я обнял эти плечи…» И. Б.Через тебя смотрю в окно –
там облаков размытый след,
огни. Так высоко оно,
что вижу то, чего здесь нет.
Через тебя, вокруг тебя
всё принимает вид другой –
я жил бы мудро и любя,
ты перестала быть одной.
Так жизнь текла не второпях,
перекликаясь всем нутром,
что я вставал бы летом в пять,
а утро пахло бы костром
и кофе. И оркестр из птиц
нам оглашал бы список дел
и кораблей. Из двух столиц,
речное зеркало задев,
они тянулись до черты
с названьем длинным и благим,
где я был я, собою – ты,
пароль меняя и логин.
Где замирание одно
дороже всех дороговизн,
смотрели бы окно в окно
одно с названьем кратким «Жизнь».
* * *
На Северо-Запад,
на ветер и запах;
не в Рим, не на Корфу –
к ольшанику, к торфу.
Скорей, чем за сутки
(о скорости жутки).
Сорочья побудка,
Ахматовой будка.
А дальше – попуткой.
Краплак ондулина
на лысине глины
оврагом и через.
Здесь ласточки шелест
щемящий, тревожный,
железнодорожный.
Блестящих прямые.
О как её имя?
Сороки ли, сойки?
С восходом их сколько –
синиц длиннохвостых.
А главное – воздух
спокойствием создан.
Торфяник и сосны,
дыханье и дёсны.
Черничник и росы.
У озера босы.
* * *
Помнят отца, как знают лицо слезинки,
два близнеца, варежки две на резинке.
Синий и сильный и шепот пугливых тайн –
вместе открыли утра дощатый ставень
и разошлись, как расходятся сёстры,
в белую высь красных рассветов дёсны;
или, как братья, сломав из песка плотину,
стулья, кровати по гордой земле раздвинув;
в зимний ли дом тропинку в снегу топтали,
общее в том, что варежку потеряли;
сменки мешки с биркой общей носили
или снежки озябшей рукой лепили.
Но, как скитальцы и кочевые гунны,
белые пальцы вытянув над чугунной
белой гармошкой, лепили пятак к окошку,
гладили кошку вместе, общую кошку.
Как её звали – Муська, Матрёна, Мурка –
вспомнишь едва ль, звезду отщёлкнешь окурка;
в снег полетит и в белизне утонет.
Поздно, сквозит. Зима, темно на балконе.
* * *
С вкрапленьями огня землисто-алого,
как память о потерянных отцах,
кусочки кирпича от дома Павлова
носить в призывно ноющих сердцах.
Созвучием, слепыми обертонами
неважно где – хоть на краю земли,
а хоть за ним – мы больше не бездомные,
но – гордые большие корабли.
Отзывчивые, чуткие, ранимые,
с огнями над бедовой головой
через года ведомые, хранимые
искристым ветром, солнечной волной,
повадкой, именами, повторением,
(поручик, доброволец, рядовой),
срифмованы одним стихотворением,
из памяти шагнувши родовой.
* * *
Есть дюжина вернувшихся с войны,
деревня, двор, там, где сегодня Химки.
Они теперь с той стороны Луны –
с десяток лиц на мутном фотоснимке.
Есть патефон и скатерть. Пересып
винила есть. Погожий день в апреле.
Я слышу матерок и женский всхлип,
и оклик: «Наконец-то полетели!
Мы в космосе уже? Гармонь играй!
Причаливай сюда, очкарик, парень.
Скажи, нам отворил Гагарин рай?
Их двое полетело? Николай,
меркую, тоже родственник – Гагарин.
Нас полетело двое, говоришь?
Ты сам с Москвы и шутишь не иначе.
Садись – я посмотрю, ты сам паришь»
(сажусь – вокруг меня стаканы скачут).
«Теперь на Марсе зацветут сады,
попутно воскресят отца и деда?»
(пощипывая кончик бороды).
«И хорошо – на всех одна победа.
Пускай бы живы все, кто не живут, –
иначе счастлив я наполовину.
Пускай на Марсе яблони цветут,
сватьям когда вернут живого сына.
Вернут... а где их будем размещать?
Пятнадцать метров комната в квартире
казенной и придётся полетать
не раз и не другой, но – три, четыре.
Итак, за космос и за лунный серп,
апрель, который в людях будит ласку
и память...» (опустил глаза). «За всех,
всех нас, за воскресение и – Пасху!»
БЕЛЛА В свитере и лосинах,
с волосами пучком,
к больничному изголовью близко
врущего выдумщика, вертящегося волчком,
интервьюирует журналистка:
– Вам успокоиться и рассказать всё надо!
(Она – красивая,
из Ленинграда).
Он:
– Видите ли, как вам сказать? –
Лучше проще. –
Подвиг разве – не дурость? –
Но геройство разве – не свойство спасать? –
Пишите по-свойски…
(Щеки икающего вздулись).
– Из Суртаки я – за сто километров в райцентр
перебрался.
Лесная, как сойдешь с уклона –
дальше мостиком;
справа – гараж и цех,
слева – общежитие.
Дразнят Пирамидоном.
Я волнуюсь,
мне трудно говорить... –
Горящую машину было вести не легче? –
Семейное положение – холост.
– Да выпей воды!
(Дают пить.)
– У нас всё есть, у нас тут отлично лечат.
Василь Макарыч, тема предельно ясная:
– В общем, сколь веревочке не виться –
ситуация пожароопасная.
По сценарию
она обязана влюбиться!
Скорбный голос взлетает и падает –
меня уверяет: завтра ещё вернётся
(потом я скажу речь –
гадом буду!).
– Милая девушка!
– Уже ухожу!
Расстаётся.
– Доктор, она влюбилась в меня!
В огонь!
А пройдя сквозь него,
будешь ли бояться смерти?
Грёзы кружат меня,
на плече у меня ладонь.
Мы вальсируем,
движемся в круговерти.
Она говорит,
костюм я должен купить,
туфли, галстук. Носок нейлоновых пару.
Потом признаётся, что будем жить,
если на районе живет такой парень.
Вот ваш герой –
прошу любить.
Не икайте, пожалуйста.
Будем жить.
* * *
– Мы холодильник думаем купить. –
Большой? – Большой, двухкамерный. – И сколько? –
Под семьдесят. Кредит оформит Колька.
Что у тебя? – Сережа начал пить.
– Но не гуляет? – Больше ни гу-гу.
Таксует в ночь. Читала переписку.
Всё тихо. Устает. – Какая флиска! –
Привет из прошлой жизни. Катманду.
Коляски – обе чёрные – где сквер –
до Яузы, вдоль гаражей обратно.
– Хотела серую, на серой меньше пятна.
Зато колеса как у БТР.
Безветренно и дети не кричат,
а снег идёт прилипчивый февральский.
Вторая в пёстром свитере непальском:
– Полезут зубки – вызову врача...
Геннадий позвонил под Новый год. –
Тот самый? – Да. И, представляешь, помнит.
Живёт один в квартире из трёх комнат.
Когда бы не залёт – наоборот,
иначе станцевалось всё. – А он
что делает? – Да, говорит, что в банке.
А кем и как – молчание как в танке. –
Объявится – подруге телефон
скинь в личку. – Представляешь, с ним
за первою сидели вместе партой.
Хочу машину на Восьмое марта.
А ты, подруга? – Да, как ляжет карта.
Тату на попу и поехать в Рим.
* * *
висит над актёром дьявол
и водит его рукой
он пишет слева направо
и справа налево ой
вы львы орлы куропатки
олени и пауки
морские звезды касатки
надмирные рыбаки
материя обратила
вас в камни и облака
есть только одно светило
и я им буду пока
во мне александр великий
шекспир и наполеон
и гимн моей жизни дикой
выводит аккордеон
сегодня в венке и митре
а там в очко в домино
паяц лицедей лже-дмитрий
и гамлет из люблино
* * *
Гром – сероглазый эскапист –
свернул в рулон лазури лист
и не играет на свирели,
в коленах ивы, ели гнёт.
Со лба холодный брызжет пот,
чьи капельки обледенели.
И топает, и не молчит,
железной палкою стучит.
Вдали утиный слышен выстрел,
собачий лай и лисий вой,
и сыпет дробью ледяной.
И призрак прошлогодних листьев
гуляет рощей – дух отца,
где вместо мыслей и лица
пустая гипсовая маска.
Но – кончилось и мелюзга
на двор – там лужи и лузга,
и всё сбылось – и быль, и сказка.
А тех, кто преисполнен дум,
уносит бородой колдун
увидеть с птичьего полёта
себя и о другом вздохнуть,
и мимолётно отряхнуть
прозренья бисерины пота.
БЕРЁЗОВАЯ РОЩА В АПРЕЛЕПриходишь в эту рощу, чтобы по капле набежавший сок
из банки мутноватой (пробуй) попробовать. Наискосок
в лучах и в это время поздно курлычет с юга караван
(закуривай). Апреля воздух, полуистлевшая трава
(смотри) по краю зеленеет и ель тушуется за ней.
Закат всё яростней, сильнее (глазам всё резче и больней)
пронизывает грязноватый и ватный снег, стволы берёз.
Они стоят как маскхалаты: берёзы белые – всерьёз,
четырехкрылый ворон кружит, из-за проталин целит волк.
Стоят берёзы безоружны, бессмертия засадный полк.
По капле капает, по капле их кровь, а рядом – твой двойник,
чтоб ты, как патриарх на Капри, в закате вспоминал о них.
* * *
Видя, как вишня, яблоня облетает цветом,
будет нелишним заметить себе при этом:
всё остальное, что было и будет наше –
яблонь, вишен не краше.
Именно в этот цвет – рябящий и столь частый,
словно в конверт заглядывая за счастьем,
пальцами выуживаешь, о глория мунди,
огня ледяные секунды.
Речь их идѐт, в движении каждом слитна
с ходом орбит, об общей крови и лимфе.
Думаешь об отправителе.
Очи кверху возводишь.
Смотришь продолжительно.
И марку под паром сводишь.
* * *
Через тебя рождаются на свет
покой и шум. Сегодня ты в ударе.
И если есть в тебе чего-то сверх,
то это мальчик на воздушном шаре.
Он – выскочка, он – жаворонок, дух.
Он речь свою ведёт с оглядкой пули;
хрусталиком в глазу разносит в пух
апостолов, что на горе уснули
в такое утро бездны на краю –
кто врозь, кто с вещмешком своим в обнимку.
Ещё он говорит: «Я вам дарю
вот эту вырастающую дымку
как лестницу в нагие небеса
на цыпочках без видимой опоры;
Земли окружность – были бы глаза
бессонные и быстрые, как скорый –
всю охватили б. И, наверно, враз
исполнились тугой и звонкой веры.
Не завтра, но сегодня и сейчас
мы невесомы, будто монгольфьеры».
* * *
– Комфорта, говоришь ты?
Ф.М. ДостоевскийОн дерзит и хочет главного –
чтобы о причал,
грудь с монисто, чтобы – лавою.
Не прямых начал,
повод говорить из тихого
места на свету.
Выбранной главы «У Тихона»
грязь и красоту.
Космос весь, от сих, от атома
до его глубин.
Ибо если дьявол от ума,
значит, Бог един.
Не Петруши жизнь комфортную,
с цифрою притом –
из любви поступка. Вот он вон
с бородой, в пальто.
Удивляется согражданам,
косится на крест:
«Всё-таки мы с вами разные», –
и орешки ест.
_________________________________________
Об авторе:
ГЕРМАН ВЛАСОВПоэт, переводчик, эссеист, критик, фотограф. Родился в г. Москве. Окончил филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, член студии И. Л. Волгина «Луч». Стихи публиковались в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Prosōdia», «Звезда», «Дети Ра», «Зинзивер», «Волга», «Homo Legens», «Новая Юность», «Новый Берег», «Урал», «Лиterraтура». Лауреат Волошинского конкурса (2009, 2011), лауреат премии Фазиля Искандера (2021). Автор книг «1 ½» (1998), «Второе утро» (2003), «Просто лирика» (2006), «Музыка по проводам» (2009), «Определение снега» (2011), «Свободное время» (2013), «Девочка с обручем» (2016), «Мужчина с зеркалом овальным» (2018), «Серебряная рыба золотая» (2020), «Пузыри на асфальте» (2021), «Птица с малиновой грудкой серая» (2023).
скачать dle 12.1