Редактор: Евгения Тидеман
Предисловие Евгении Тидеман: Тексты Ольги Афраймович герметичны, они создают собственную систему координат, в которой жизнь трактуется как непрерывный апокалипсис. Здесь читатель имеет дело с поэтикой визионера: автор интегрирует наблюдаемое в многоуровневый нарратив, объясняющий мир и предсказывающий его последующие события и свойства.
Стихотворениям Ольги свойственна стилистика потока сознания с интертекстуальной структурой, где отсылки к иным контекстам перемежаются отсылками к подразумеваемому, подсознательному, умалчиваемому. Сложностью сюжетного рисунка эти тексты напоминают сны, в которых смысловые пейзажи разворачиваются один за другим – читатель смотрит на аллегорический мир лирического героя глазами сновидца. Психологизм текстов создает непроходящее ощущение, что всякий раз, войдя в их воды, мы обнаруживаем там что-то ещё.заклинание якорениябросая якорь в такой воде
не верь в прописной декор
творение бродит так много дел
но выход не скор не скор
здесь память выдаст не те ключи
а хуже всего слова
которые оглядываясь кричит
фантомная голова
боли у акулы боли у крыс
а у звезды не боли
да будет легким ее каприз
остаться в котлах земли
влага чирикает в проводах
пропитывает среду
не думай растает ли город нах
а лучше вообще не ду…
аквариум цел и пока что тих
броди не тревожа стрит
вот ил оседает в твоей горсти...
а в иле звезда горит
татуировкамое совсем другое я
которого здесь никогда нет
хочет татуировку дракона
или драконы
к черту феминитивы
у него же ни пола ни возраста
только нежная кристальная ярость
оно заглядывает через плечо
в этот странный какой-то фейсбук
и говорит что это что
на каком языке они пишут
ни яндекс ни гугл не переведут
вот где приходится быть
это какой-то сплошной камю
если бы камю отвечаю
полный сартр
это не лечится
оно говорит что не может войти
пока старое я боится татуировок
на нем и так клейма ставить некуда
кто так долго отдавал себя в рабство
выдавливает страх и вину веками
и мечтает всего-то о чистой коже
пол любой возраста хоть отбавляй
и смертельная кристальная ярость
оно говорит глаза обманывают
мы встаем в музыкальный душ
чтобы слушать как кожа чиста
если ему что приспичит
так и будет
intermezzoогромна пауза и муку не отдали
нам до нее какой подняться правдой
в коряво восходящем сериале
все умерли и даже воздух падал
всегда в каком-то между кто я кто ты
сонаты метнера неполное коленце
драже счастливой осыпающейся ноты
случилось все а дальше intermezzo
и вот ты здесь хотя и невозможно
как падая кричащими ногами
задвинуть надвигающийся космос
в линейный самолетик-оригами
как отданное в вечность злое вместе
на поле боя кто тебя заметит
ты выпил сорок бочек крепкой жести
со всеми нелюбимыми на свете
в снега в снега уложен невидимкой
для нежности подснежного рассола
где братство оркестровое в обнимку
и живы все а будто соло соло
каких еще подарит разрушений
для нас долгоиграющее утро
что умирает и уходит совершенно
и возвращается в allegro risoluto
нас держит пауза огромными руками
играй играй же растворимыми руками
смотри падение ненужными глазами
смотри же падающим воздухом над нами
как нами восходящая жестоко
звезда веселая пленительного хука
насытится драконового тока
и музыка и музыка и мука
* * *
сначала намечались торжества потом аресты
потом пришлось конечно совмещать
а блудный сын дурак каких немного
застрял в одной стране на карантин
такой страны и вовсе не бывает
зуб дам и два отдам пожалуй все
расширишься и даже не заметишь
и даже не захочешь а растешь
росла трава проклевывалась память
психушку в изоляции трясло
пока дурак как прежде глядя в небо
ловил руками падающий дом
сначала у него слетела крыша
потом стена другая и подвал
семья смотрела строго и смешливо
теряясь в изначальном молоке
но ясно до улыбки с мягким знаком
как никогда сияющее жестко
крыльцо приобретало очертанья
разросшегося сердца дурака
* * *
никто не поверит но ты и тогда был мой
все так реально и все мне когда-то снится
а кто побывал замужем за самой дремучей тьмой
тот и самого яркого света не убоится
какая же нежность способна пойти на такое
смотреть как собранное тобой воедино опять в расколе
отравленный воздух глотать не уворачиваясь да проводки паять
не по скитам по городам пропадать не теряя памяти
когда и табак не табак и разрыв как никогда огромен
отпуская руку другого теплого в гавкающей сети
что ж он твой чистый звук твой полный собой бетховен
твоей вечеринки блеск многосветное конфетти
ты содрогнешься еще не раз захлебываясь тьмой
но этот же голос за кадром что был тобой
всегда за пределами пушек границ цвета кожи и смысла речи
улыбнется легчайшей улыбкой и пропоет навстречу
храни мой свет любую америку польшу россию италию и китай
нехотя вошедшего в переплавку и страстно вышедшего за край
все песни и сказки напоившие досыта эти края
я знаю как это болит будто все это мое и все это тоже я
будто только вчера мы впервые рукой небес
из камушка выношенной планеты держали вес
пили вино смеялись плакали говорили
про человека лучшее из чудес
которое мы когда-либо натворили
* * *
в преисподних горячего тела
в спокойных сумерках
добрых как дыхание юга
отлежатся и будут сиять как ты
не тревожь мертвецов
не тронешь не закричит
не вспомнит
как бежала на пулемет
цветастым платьем помятым опытом
а потом деловито
разливала свой понарошечный чай
по маленьким кукольным чашечкам
в уютных игрушечных кухнях
из битого кирпича
и так бесконечно
спи дорогая
они не твои
завершенная человечность
поет себе неустанно
пока осколок ума
домучивает свои уравнения
выхода в неизвестное
и смеется
понарошечный выход
из понарошечного зоопарка
всего-то
а что ты хотел
отточить до блеска
руки ноги живот интеллект
исцелять смехом ходить по воде
когда и тебя так обточит морем
будешь лежать тихо и незаметно
самый незаметный на берегу
был человек и нет человека
по уже засвеченной фотопленке
не проявить историй
не развернуть лиц
светящееся полотно
летит на тебя
а ты паришь на воздушном шаре
готовый на все
как всегда
как всегда
* * *
а может на самом деле
его и не было никогда
что в человеке соленом
только вода вода
совсем как живая
за освещенный круг фонаря
я смотрю уже целую вечность
я уже ничего не вижу
может человек это сжатые зубы
отвернуться к стене задыхаться
оттолкнуть дыхательный порошок
на протянутой ложке
кричать в пальцах моря
пока не склонится
не поднесет тебя к уху
как раковину с шумом сказки
слушай же
меня здесь никто не слушает
но нет никакого шума
раковина пуста
облизнутся и щелкнут створки когда
закончится очередная сказка
а человек голодная пустота
просит подай еще
вот так и жили у моря
были морем
но моря не видели
а теперь и вовсе пора
даже нечего собирать
никто-то сегодня умер
в бесконечный простор
в ничего святого
что ему теперь порошок
он все думал о том как болят
голые голодные провода
а человек это просто большое да
* * *
легче всего умереть
слаще всего умереть
знаешь в такую безбрежность
в бесчеловечную нежность
но если тебя полюбила смерть
загуляла в твоей крови
смотрит твоим зрачком
даже не думай юлить
твое тело стеклянный дом
прочный как слово пора
открытое всем ветрам
и ты остаешься так
голый стылый смелый дурак
дрожащий пес-поводырь
ну
и попробуй тут утонуть
в луже живой воды
какой захватывающий пролог
какая празднующая музыка
долгая до невыносимости
ветер уносит листы-рисунки
которые никогда не смог
дом у моря дерево счастливого сына
все падало и горело
отдавалось в движение
ну и не стоило тела
не больно-то и хотелось
сколько их можно уже
домов
деревьев
стай
и только
ноющая все реже
ампутированная мысль
провести рукой по лицу
один раз
легко
вспыхивает
и исчезает
* * *
что спеть о свободе так долго мотая срок
орлы не летят кто ж сейчас полетит на восток
и sancta simplicitas тащит свой хворост в тир
хоть всем уже ясно что мир выбирает мир
орлы не летят моя прелесть спасенья нет
история гаснет в тюрьме зажигают свет
летят пузырьки потом музыкальный ток
затитровым послевкусом смывает смог
ты знаешь что смог и твой каждый тягучий миг
что длится веками прилипчив как нервный тик
будто попкорном хрустя уже кто-то ест
и зритель за пару ночей одолеет квест
и ночи его легки и весна светла
немного мурашек ужас но не дотла
ему коньяку и слез а тебе ни-ни
вот идиот страницу-то переверни
твой горлум в финальном полете который год
мол если не ты то кто это все снесет
туда где кончаются буквы и цвет лица
ужимки зеркал путешествие мертвеца
затянут сюжет хоть и великолепен вид
врожденные антидела не берет ковид
их раком не взять их не убить войне
но если б не музыка лучше б меня здесь не
гори моя прелесть гордо горлум горлум
не умоляй взорваться проклятый ум
ум ни при чем он старается он герой
сезона любви сериала последних войн
пусть рифмы бессильно горьки и мертвы слова
песня кристальная песня всегда жива
пусть голос твой тих пусть себя самого ремейк
гордо ступай уильямус бэггинс блейк
плевать на историю просто горит картон
орлы не летят их врисуют в другой сезон
сценария нет там лишь белая соль листа
переверни страницу листай листай
так ли немыслимо выйти из черных рек
плевать на историю главное саундтрек
такой саундтрек что на пиксели все разорвет
кристальная лодка не помнит
плывет
и плывет
* * *
на берегу реки полной собой
под крылом безвременья
с руками опустошенными
сидела я не плакала
говорила так себе
не быть времени безумия
хозяином моей души
и вот входит тональ времени
в тяжелых сапогах
в одеждах лжи
просит то что в моих руках
и не имеет во мне ничего
волны силы и бессилия
волны ненависти и страха
протекают через меня
просят то что в моих руках
и не имеют во мне ничего
дух нищеты и отчаяния
входит сидеть на моем стуле
просит то что в моих руках
и не имеет во мне ничего
входят белые и черные
правые и виноватые
свои и чужие
хотят меня на своей стороне
просят все что в моих руках
и не имеют во мне ничего
все что войдет
станет чистой рекой
а река слушает
река знает
река делает
* * *
эмпатом быть стыдно
будто встал у постели мира
с негасимой свечой в руках
навиделся непотребного
и теперь не можешь развидеть
пророс провонял
пропотел не своим
шипишь не на своей частоте
вот уже и забыл для чего пришел
и до следующего заклинания
ты лишь запах всеобщей беды
в колыбели чистого звука
тебя заждались
а тебе все некогда
нужно снова учиться дышать
стыдно быть эмпатом
не помнить своих желаний
не жить свою настоящую страсть
каждый день подниматься с колен
каждый день вспоминать свой запах
каждый день вспоминать свой вкус
каждый день вспоминать свой свет
* * *
потом настигает падает воет воняет ластится
зажмуришься вырастешь вниз дыши не дыши ты в матрице
и опять над собой склонясь нараспев говоришь как с маленькой
пройдет тошнота пройдет кибальчиш его серые ватники валенки
ржавые танки мосты самолеты чистые бомбы и грязные
ты встанешь такой что зажмурятся все даже если увязну я
даже если не вынесу крика людского слепого удушливого
знаешь кто-то из них скоро семенем станет для сада грядущего
не увидишь что зреет под раной земли пока красным поля перекрашивают
в себя все в себя все во мне все так страшно для с боли не вставшего
ты встанешь вот тело легчает тончает и сброшено старое рубище
так медленно медленно плавятся пиксели в нежное облако будущего
оно обретает черты голоса аромат когда больше не ждешь его
когда не бежишь в темноту ничего задыхаясь от призраков прошлого
беги не беги все равно от дурацкой бастинды останется лужица
пройдет тошнота и ты в теле своем наконец обнаружишься
твое оно только твое без большого наследства и мусора мелкого
с запахом гроз и полыни с дыханием гор с тишины зазвенелками
ты встанешь собой и не вспомнишь как все из тебя выворачивалось
как выло воняло нудило хитрило врало и собачилось
и в ус нам не дуть никогда
а дуть на усатых котиков
знаешь их больше всего не хватало
в этой вот злой тягомотине
в этих чужих пропитавшихся ядом домах
в этом зомби-парада безумии
подуй же поду и не ду ничего от ума
я уже не подумала
аванпост
сладко ли не уснуть
видишь это ничто
ни входа в него ни выхода
а сильный человек
сам себе лабиринт
и чего ничту ни захочется
то у него и вырастет
он тебе не плечо
встанет и стоит
сном столбом столпом
покуда волна полна
накрывает и пьет нас
а Зосима кланяется
разгибаться некогда
встанет и лежит
не говорит догорает
в космической больничке
на кровати ничта
нас-то свет вошедший
новыми родит
а кому-то завтра еще темней
не бойся его
не иди за ним
он старая душа
аванпост зола
город мертвецов
ни входа в него ни выхода
некому его горевать
в сердце его площадей
понесу мертвого Зосиму
положу на древние камни
буду с ним быть сколько нужно
прости ему солнце мое
он служил тебе как умел
вот и время его истекло
* * *
но страшен твой сад и поле
и песня что встала вслух
но страшен твой свет и воля
и душ тополиный пух
такой весь внутри ужастика
и одновременно вне
где твое жало безжалостность
бывали же на коне
не прячущийся от стрима
не спящий который год
сидишь починяешь примус
уже не совсем ого
не боги месили глину
но богу терпеть горшок
гуляем на все рванина
рванем на себе поток
роняет мосты и лестницы
икота поплывшей ОС
и все еще слишком тесно
чтоб выдохнуть в полный рост
и все еще слишком мало
каляксели пиксели шлак
ах как мы ее ломали
теперь не вернуть никак
не вывернуть рек остылых
и этих жестоких лет
где сила ушла из силы
врезая кровавый след
созрели твои баклуши
не выпилишься из строк
теперь вот смотри и слушай
дыши через раз не впрок
в пожары в чужие бреши
сновидь себе ни жужу
а сами-то мы нигдешные
а мы ж по демонтажу
сломали под снами матрицу
тот сук на котором спят
и даже не крикнут мама
и глаз не открыв летят
и видится им кормушка
и чарка опять полна
и телик бубнит на ушко
и будто бы не волна
звезде ли себя разрушить
о воля твоя вполне
на целой шестой из суши
со всеми летишь на дне
а дно непростая штука
провальная как броня
там встает из служенья сука
сбрасывая щенят
там жизнь отпуская теги
внезапно опять полна
и души растят побеги
в просветы любого сна
* * *
каждый знает свою у-наринну
даже спящий в руке посиневшей
принесет из тревожного сна
то ли камушек лунный
то ли сладкую соль беды
то ли яд благодати необратимой
и заплачет о сбывшемся неизбежном
каждый знает что рана открыта
и со светом в дверную дырищу
ползет его Тень больной собакой
лижет ему руки и клянчит
впусти меня боже домой
сил нет терпеть на ветру
я взяла все чего ты хотел
но никогда не имел
я была всем кем ты хотел
но никогда не смел
я принесла тебе все
о чем ты не просил
но плакал во сне обо мне
всегда обо мне
и всегда за порогом дурак
со своей темнотой неразлучный
ждет непонятно кого и когда
да с собой разговаривает
шел бы ты дурак в свое дурацкое
теперь каждый сам себе дом и река
не считай дней сотых и тысячных
каждый знает свою игру
и играет пока не доиграется
каждый любит свою у-наринну
и на твою ни за что не променяет
* * *
ты разучился говорить
словами ртом
глазами плакать
тебя так много
нечем быть
ты помнишь песни боль
и запах
запах
свои атлантиды
и горные храмы
и злые творенья свои
страшная штука память
мы сделали в себе человека
мы дали ему свободу
мы смастерили прочные цепи
и человек бормотал мы встретимся
мы обязательно встретимся
через тысячи лет карантина
в невозможные шесть часов вечера
в последние шесть часов вечера
после последней войны
а свечка горит не мечется
не чувствует страха
не знает сомнений
никогда не устанет
слышишь
она не устанет
так много любви
которую сделал человек
так много любви
которую забрала свеча
человек выгорает а огонь снова есть
если все это выгорит
если все расцветет и проявится
сможешь ли ты забыть
боль своего человека
мы дали ему свободу
мы смастерили прочные цепи
и человек бормотал мы встретимся
мы обязательно встретимся
через тысячи лет карантина
в невозможные шесть часов вечера
в последние шесть часов вечера
после последней войны
что еще достать из-за пазухи
черной как ночь пацифиста
горстку орешков из прошлой жизни
фантик от пропавшей конфетки
новый мир без дыр и заплаток
новое время легкое как слеза
человек не может
а свеча плачет
если сам захочет
человек растворится
станет что-то другое
мы дали ему свободу
мы смастерили прочные цепи
мы обещали что встретимся
что мы обязательно встретимся
через тысячи лет карантина
в невозможные шесть часов вечера
в последние шесть часов вечера
после последней войны
* * *
так бездонной и страстной
горячей цыганской душой
прикипает звезда к этой власти
играть на ладони большой
самой страшной любви нефилима
так мы отступаем от силы
по всем коридорам твоим
где меня навсегда просквозило
проросло метастазами
глупой вселенской печали
с дудочкой долгих эпох проходя
задыхаясь прощально
так бездонно и страстно
врастая друг в друга ветвями
доросли до большого костра
до напевов медвяных
это радость кричу это воля такая
все что было ногами толкая
так долго из рук выпуская тебя
отпуская тебя
отпуская
расскажи же как просто
другим отдавать эти струны и струи
и я все еще плачу над ростом
но раны твои не врачую
сколько б страха они ни искали
в бездонных любимых морщинках
все яснее звучит ты не камень
человек не песчинка
но сам себе дом и огонь
мы уйдем
мы так страстно уйдем
и шепчу будто этого мало
вот была бы дождем
я б с тобой до рассвета стояла
целуя в макушку сырую
все то чем была для меня ты на свете
в пылинку
в сухую кору
в несмолкающий ветер
Примечания:intermezzo — вставка (перерыв) между двумя разделами произведения, имеющая иное построение и иной характер; первая часть упомянутой сонаты Метнера
allegro risoluto — последняя часть упомянутой сонаты Метнера, где затронувшая автора тема возвращается в новом качестве
хук (англ. hook — крючок, цеплялка) — часть песни или композиции, которая каким-либо образом выделяется и особенно нравится слушателю, «цепляет» его
О sancta simplicitas! — выражение, приписываемое Яну Гусу; приговорённый католическим Констанцским собором к сожжению как еретик, он будто бы произнёс эти слова на костре, когда увидел, что какая-то старушка в простодушном религиозном усердии бросила в огонь костра принесённый ею хворост.
У-Наринна, Смутные дни — отсылка к роману В. Васильева и А. Ли "Идущие в ночь".
_________________________________________
Об авторе:
ОЛЬГА АФРАЙМОВИЧПоэт, автор песен, психолог, специалист по телесно-ориентированной инсайт-терапии. Родилась 1 апреля 1970 года в Алма-Ате. Лауреат и член жюри фестивалей авторской песни, «мать-основательница» творческой студии «Полнолуние» (г. Иркутск). Студией выпущены альбомы «Беглянка»(1998) и «Танец русалочки» (2001), изданы сборники стихов и песен «Беглянка» и «Сухое дерево». Альбом «Волчий виноград» (2003) был записан Валерием Мустафиным на студии «Сибирский тракт». В 2008 году в издательстве «Иркутский писатель» вышла книжка «Открытая дверь». В 2014 году на студии группы «Театр одного вахтера» был записан альбом «Яблочные хроники»
скачать dle 12.1
