ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Татьяна Злыгостева. СПОКОЙНЫЙ ГОД

Татьяна Злыгостева. СПОКОЙНЫЙ ГОД

Редактор: Иван Полторацкий





Комментарий Ивана Полторацкого:

Стихи Татьяны Злыгостевой в некоторых случаях работают как заклинание «Остолбеней» – наводишь волшебную палочку на объект и он мгновенно замирает. Напомню, что сам  Гарри Поттер в фильме «Орден Феникса» описывал это заклинание как «хлеб с маслом для каждого волшебника». То же самое и в поэзии, прекрасно умеющей останавливать время.  В десяти  новых стихотворениях Татьяны Злыгостевой замер целый год жизни. А за ним ещё один. И ещё. А также всё, что вобрала в себя память этого года. Огромный перечень предметов, как появившихся в поле зрения, так и покинувших его. Это очень много, это можно даже сказать бесконечно. Десять стихотворений. Кропотливая работа по сборке и разборке мира, молитва конструктора Lego о том, чтобы его пересобрали по идеальной схеме. Как узнать, получилось ли это, если не у кого спросить? Читать до конца, надеясь на то, что за краем карты будет нечто, похожее на уже знакомое слово.
Впрочем, каждый читатель справляется с этим по-своему. Кому-то страшно, кто-то замирает в восторге, кому-то достаточно того, что названо вслух по имени, кто-то продолжает вопрошать безымянное, вдруг увидев себя замершим с волшебной палочкой возле неподвижного зеркала.
Стихи Татьяны Злыгостевой узнаваемы, как узнаваема классическая поэзия, выполняющая свою первичную и древнюю задачу – дать читателю возможность сравнивать миры –  мир свой и чужой, мир вещей и  мир впечатлений, чтобы выбрать из них подходящий для жизни и жить в нём дальше. То двигаясь, а то засыпая.



***

Мир сузился до этого экрана.
Но был ли он действительно широк?
А были ли вообще другие страны?
Был Север, Юг, и Запад, и Восток?

Хоть просканируй каждый уголок
Планеты или воздуха над нею,
Морей ее и недр, лесов и скал, -
Возможно, ширины, что ты искал, -
Уже давно и нет ее в помине.

Но не грусти - возьми диагональ
Экрана - натяни струной потуже
(Пока ее еще не отменили),
И так - играй,
Играй и сам же слушай,
Зависимый мой, нежный мой, пустой,
Печально уязвимый Homo ludens.

Пусть сердце скажет - мне нужна река,
Но что поделать, не достать реки,
Как не пожать знакомому руки,
Как не обнять родного человека.

Пусть сердце скажет - нужно больше света,
Но что поделать, нынче с этим туго.

Пусть сердце скажет - булочку с кунжутом
Хотя бы дайте прямо на ходу,
Хотя бы дайте прямо на ветру
Съесть быстро, торопливо и без кофе.
Нельзя, нельзя, поскольку нет дороги -
И не было. Развеялся мираж.
Нет поля, нет завода, нет моста,
Нет самолета, нет его полета.
Лишь на экране существует что-то -

Забавный зверь, прекрасное лицо,
Изящных кленов пламенные листья;
Там - гонится герой за подлецом,
Там - расцветает праздник городской,
Там - тает позвоночник серебристый
Какого-нибудь горного хребта,
Злодей - не побеждает никогда,

И бабочка

на лепесток

садится.

 

***

Блажен, кто Гарри Поттера смотрел,
Когда и сам учился в первом классе.
Блажен мой кот, он выспался, поел,
И снова лег на солнечной террасе.

Блажен мужчина в сонном неглиже,
Проснувшийся в квартире у подружки.
Он холостяк - веселые пирушки
И офис на двадцатом этаже.

Блаженны те, кто тихие уже.
Своих гробов бессмысленных не чуя,
Лежат себе, как разный пляжный сор,
Смиренно, как смиряется простор,
Стреноженный жилой застройкой плотной.

Блаженны междометия в июле -
Ах, дождь пошел -
По лбу стекают струи -
Холодная, спасительная гжель
На хохломской пылающий узор -
Горячий, нестерпимый, грубый, потный.

Блаженны алгоритмы странных снов,
Их мутной географии прорехи.
Блаженна шутка: растворяясь в смехе,
Вибрирует на сотнях языков.

Блажен фонарик - освещая суть
На метр вперёд,
Захватывает грушу,
Что сбоку притулилась у ограды, -
Она цветет,
А путники идут.

Все сущее блаженно как-нибудь.

Космическими ребрами наружу
Навис над темным садом Млечный путь.
Над этим садом -
тем,
нездешним садом.



***

В эти дни
Я ни чему не принадлежу.
Не на кого равняться,
Нет никакого дискурса,
Языка, никакой системы.

Но я существую.

И ночью, когда внутри меня
Начинает медленно распускаться
Белый, призрачный
Цветок снотворного,
Я представляю,
Как сначала растекается по нёбу, по языку
Густая капля смородинового терпкого ликера,
Потом я словно бы ем снег - горстями,
Он щиплет и колется.
Я стараюсь не думать о пустоте,
О поездах, проспектах и офисных башнях.

Я представляю пекарни, заводы, электростанции,
Теплицы, зеленеющие озимые.

У нас за окном сорока свила гнездо
На дереве,
Названия которого я не помню.
Сорока высиживает яйца,
Как я высиживаю мысли -
День за днём.
Я думаю, что хочу
Представлять людей абстрактными,
Так, будто бы они не строят бесконечное количество
Взаимоисключающих реальностей
Друг для друга.
Так, будто бы здание мира -
Не хрупкая головоломка, которую
Нельзя решить,
А раз и навсегда доказанная теорема.

Цветок распускается полностью,
Я засыпаю, мне снится обычная жизнь,
Все те же сценарии,
Люди, недосягаемые в реальности,
Транспорт и улицы,
И комнаты,
Полные незнакомцев.



***

Двое спорщиков, оба - в неброской раме,
На одном белоснежном листе, как дети -
На площадке с одной заводной игрушкой:
Злились, звали на помощь маму,
Проморгали - пластмассовая лягушка -
Прыг - за край за последний самый -
И по тусклому сложному лабиринту:
В то, что раньше, что станет дальше -
В золотистые контуры небывальщин.

И неяркий источник света
Удаляется постепенно.

Стой лягушка моя, постой!

Хватит спорить - ложитесь спать.
Прямо здесь - у подножья дешёвой рамы,
Здесь, под сенью оливы старой,
В старом городе под горой.



***

"Джон Донн уснул, уснуло всё вокруг".

Но дай подумать - всё ли в самом деле
Реальные и прочие постели
Здесь заполняет спящим веществом
И существом?

Конечно же, не всё.

Есть нечто, что не спит -
Ни днем, ни ночью,
Слепое, но упрямое - на ощупь
Находит уши до сих пор не спящих,
И узким ртом, подобьем всякой щели,
Не поцелуем - жаждой едока -
Касается - и дарит пир шипящих,
Всё шепчет, что тоскливо в настоящем,
Что будущего кромка не видна,
Что прошлого не проглотить, забудь,
И ёлку в этот раз уже не ставь,
Зачем тебе такая снова мука?

Что больше вы не встретите друг друга.

Не выйдет книга, не взойдет тираж
На поле белом - злаки Гутенберга -
Не твой удел, не твой надел, не спи,
Смотри, смотри до четырех утра,
Как тяжело на крылышках у фей
Дрожит пыльца.

Когда оно отступит

(На время, чтоб ты слух восстановил),
То этот мир - кровати, книги, вещи
Носильные и прочее, душа -
Провалятся в мигающую тьму,
Где есть сюжет, но он почти не важен -
Отсутствуют развязка и финал.

Как думаешь, он так же засыпал,
Джон Донн? -

Вот так:

Притихло всё вокруг,
Притихли светофоры и столбы,
Притихли лифты, гулкие моторы,
Притихли (и давно уже) конторы,
Их клерки, их печатные машинки,
Притихли опечатки и ошибки
В отправленных на вычитку поспешно
Сумбурных и ненужных новостях.

Притих артрит в отсиженных костях,
Притихли политические споры,
И боль тупая, острая - любая -
Притихла, только плачь издалека,
Как лай собачий или вой сирены -
Не здесь, а там, за километр, два.

Да, кто-то плачет в чуткой темноте
(Под утро в декабре темно и гулко) -
И точно не архангел Гавриил,
И точно не Господь на небесах,
Но бедная заблудшая душа,
Спасаться не имеющая сил.

И тонет ночь в далеких голосах,
И утро наступает тяжело.
Проснись, Джон Донн, на улице светло.
Восходит день,
хоть
ты
и
не
просил.



***

Так во сне прозревает раб:
Кто хозяин, тот в воду, а глянешь - уже уплыл.

Ты стоял здесь
и камни свои считал:
Десять - солнечный крокодил,
Девять - кошка, а восемь - птица.

Просыпаешься - надо же, что приснится.

Это камни, дружочек, с которыми не ужиться,
Это стены твоей темницы,
Это бог - не послать стрелы,
Не вонзиться, не замахнуться.

Что поделать - иероглифы и дожди.

От зелёной воды до небесного крокодила,
От верховья до устья Нила -
Если кто-то уплыл, а тебе - останься,
То понятно, кто солнышко проглотил,
А кому - навертеть повязку,
И - под голос нещадный любых светил,
Жёлтый, жаркий, упрямый, влажный,
Выходить и сжимать в руке
Что-то вроде тяжёлого инструмента,
И трудиться на тесном своем наделе -
Из него
выходить
не велено.

Жарко, душно, тревожно, зелено.

Жалко - нет ни воздушных крыльев,
Ни холодных сверхзвуковых
Скоростей,
Ни прозрачных, полых,
Невесомых глухих костей,
Ни светящихся перьев,
Сухих зубов,
Тонких клювов,
Конических черепов.

В черном космосе плавает крокодил,
В белом космосе кит - уплыл
За границу живого мира.

Раб проснулся, вокруг - квартира:
Все простое - нейлон, акрил.

Он проснулся и закричал.
Но остался,
Кем раньше был.



***

Свобода - это холод. Хорошо. -
Подумала, и сразу снег пошел.

Пошел сквозь годы - год литературы,
Потом - года какой-нибудь культуры,
Облезлой шкуры и архитектуры,
Год доллара по 38 рэ,
И год, когда деревья в ноябре
Проснулись от тепла - и было странно.
Год пончиков и кружевных вещей,
Спокойный год и год погорячей.
Год грозного молчания. И речи -
Отдельный год. Год елок и свечей.
Год человеческий и год не человечий.
Год плоский, как стиральная доска,
И год объемный - барабан машинки,
Год завитка у глупого виска,
Год мушки, год ошибки, год пушинки.
Варенья год - не пробовали мы,
Хотя ассортимент и поражал.
Год клавиши, которую нажал
Какой-то бог - и многое исчезло.

Смотрю сквозь снег - и мне не интересно:
Что было, что уплыло, что сбылось.

Свобода - это кротость, это слабость,
Свобода - это мало что осталось,
Свобода - не начало, а финал.

Ты скажешь, что не знал -
а
кто
же
знал?



***

Всё под небом - Твоё.
Твоё же и над, наверное -
Звездный сад или ад, или бездна, полна сияния:
Всё какие-то жуткие расстояния,
Потеряешь, пожалуй, зрение,
Если пристально вглядываться в неё.

Вот какое Твоё жильё.
Не до слов в нём и не до дел.

И поэтому в черной морской пучине
Закипает безумный левиафан,
И поэтому суша плодит чудовищ -
Наступает огромный стеклянный зверь,
Напирает чугунный панцирь,
И земля почернела, и обратились воды
Вспять -
Подальше
от новой своей породы.
Только разве от этого убежать?

Без Тебя ничего не родит природа,
И куст горячий не плодоносит,
Не набухает капустой грядка.
Всяк, хоть не робкого был десятка,
Впредь не решается разродиться -
Ни тюльпана, ни Пана, ни конденсата.
Не звучит никогда соната,
Не выпадает под утро снег.
Никому ничего не надо,
Ни за что не в ответе любой на свете.

Только светится бездна Твоя над нами,
И ничего, кроме бездны, нет.



***

Я вижу металлические волны.
Над ними - стаи
Железных чаек.
И все статично,
Но так случайно.

Всего лишь кадр.
Проявили пленку.

Но в этом кадре
Совсем нет места
Ни для зазора, ни для чего:
Ни для пророка, ни для ребенка.

Ни хлеба,
Падающего с неба.
Ни трав, ни песен.
Ни плут, ни плот -

тут
это
точно не поместится.

А если это произойдет?
Что если правда оно случится?

Когда исчезнет живая плоть,
Кто будет плакать,
просить,
молиться?

Не чайки же железные,

Господь.



***

Стоит погода, впрочем, час неровен -
Колеблется от минуса до плюса.
У перехода через Ленинградку
Негр раздает который год листовки.
Ещё там есть цветочный магазин,
Табачный магазин и что-то с кофе.
Я вечно останавливаюсь здесь -
У негра и цветов в табачной дымке,
У маленькой кофейни, но ни разу
Не думала,
что это жизнь,
как будто
Я вижу сон,
и сон стоит столбом.
А Лотман возле Пушкина стоит,
А Пушкин смотрит в черную метель,
А снег идёт,
а кони пляшут дыбом.

Ты знаешь,
за подземным переходом -
Заправка, остановка, банк, спорткомплекс.
Потом большой наземный переход,
Потом торговый центр и метро.
За ними парк, потом жилой квартал,
А дальше - тьма,
Ее
на картах
нету.







_________________________________________

Об авторе:  ТАТЬЯНА ЗЛЫГОСТЕВА 

Родилась в 1983 году в Новосибирске, с 2012 года живет в Москве, работает в области управления коммерческим и медиа-контентом. Постоянный участник поэтического фестиваля “Юникаст”, участник поэтического фестиваля MyFest 2017 и дискуссионного проекта «Полет разборов» (2017). Печатается в литературных журналах ("На середине мира", "Полутона" и т.п.) Новосибирска и Москвы. В 2012 году вышел сборник стихотворений «Среда обитания».скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 380
Опубликовано 31 авг 2021

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ