Андрей Жданов. ВСАДНИКИ НАРРАТИВА

Редактор: Иван Полторацкий

Комментарий Ивана Полторацкого:

Андрей Жданов - известный новосибирский поэт, обладающий (как мы видим из названия подборки) особым талантом рассказчика. Его стихи - это всегда некая увлекательная история, рассказанная диковинными, но узнаваемыми персонажами. Эта история как магнитом притягивает множество других историй, тоже заряженных магнетизмом, и в итоге все они, летящие друг на друга, складываются в одного до крайности нелепого робота, нарисованного Дамиром Муратовым для обложки грядущей книги “Роботы апокалипсиса”, некоторые стихи из которой представлены в этой подборке. И, пока домашний робот в тапочках держит банан, расскажем, что ждёт заинтересованного читателя на страницах этой книги. А ждёт его ближайшее будущее, довольно-таки ржавое, но хотя бы хорошо смазанное.  Детали этого будущего предстоит выяснять у говорливых и похотливых роботов, запрограммированных врать и выдумывать. Или нет, кому я вру, роботы говорят чистую правду, ведь врать они не приучены с самого детства. В общем, в Сибири произошло (или скоро произойдёт) нечто, повлиявшее на всю Россию. Или наоборот. Я не знаю, что именно, об этом надо расспросить деревянного робота, работающего на кедровых орехах, но он всё про какую-то интеллектуальную движуху норовит нам впарить. Вот он, кстати, там, за углом стоит, спросите у него сами:
- Эй, Андрей, подожди немного, нам у тебя спросить кой-чего надо...

***

Здравствуйте,
я сибирский робот Андрей,
работаю на кедровых орехах.

Несколько последних дней
я произвожу интеллектуальную движуху,
которая должна привести к успеху
или провалу,
но об этом не будем, об этом не надо —
мы не любим проваливаться,
провалы нам не нужны.
Мы запрограммированны
иначе.

Обычно
я сажусь на простой деревянный стул,
беру манипулятором химический карандаш,
смачиваю влагой своих подвижных узлов,
и пишу на бумаге
слева направо
слова.
Иногда получается хорошо,
вчера, например,
товарищи меня похвалили.

Это будет
театральная постановка —
мистическая подростковая драма
с пока неизвестным концом,
впрочем,
уже сейчас известно,
что главное действующее лицо
примет Ислам
и поедет воевать на Донбасс.
На чьей стороне —
вопрос.

Православный робот Olezhka
приходит в мою келью
и приносит кедровые шишки.
Иногда
мы занимаемся с ним любовью.

В Сибири
сейчас заканчивается зима,
как говорится —
спасибо за внимание.

Два робота
скрипят, обхватив друг друга,
ударяются металлическими телами
о каменные стены,
чтобы только не сойти с ума.

...искрят...

... замыкание...

...по полу рассыпаются кедровые орешки...



***

В этот вечерний час,
когда светофоры словно в ожидании отдыха,
а термометр на гидрометеоцентре
замер на цифре 4,
в моей голове происходит schelchok,
и она начинает мечтать
о любви.

Я хочу,
нет, я должен
признаться тебе,
как может признаваться робот-мужчина
женскому роботу —
я чувствую
поступление теплоты
в моё водородное сердце.

О, ты прекрасна,
возлюбленная моя, ты прекрасна!
Глаза из сапфирового стекла
под титановыми ресницами;
волосы твои —
будто алгоритм ветра
проецируется на облако.

Как я нашёл тебя среди пустоты?
Нет пятен ржавчины на тебе —
вся совершенна.
Обхвачу твоё tulovische железными руками
и понесу далеко,
туда,
где затаился Меркурий,
где тишина и покой
струятся по небу.

Только будь со мной.
Будь со мной, слышишь?
Потому что нет в этом мире жестокости
другого такого робота,
который так же умеет
красиво скрипеть тазобедренным суставом
редкими
ночами любви.



СМОТРИТЕЛЬ

Это был роман
о человеке, который работал внешним смотрителем здания –
многоэтажной постройки,
которая
совмещала в себе деловой центр
и жилые помещения.

Каждый день человек выходил на работу
и осматривал здание снаружи –
обходил его по периметру,
тщательно осматривая стены и окна,
насколько ему позволял его рост.

Он всякий раз наклонялся и полз практически на четвереньках,
чтобы осмотреть соединение здания с землёй,
с местом,
на котором оно стоит –
чтобы не было избытка мха,
разъедающей фундамент мокроты, чёрной плесени, предательских трещин.

На уровне глаз
он так же следил за трещинами,
за облуплением краски, за внешней сохранностью рам и карнизов.
Его интересовало состояние фронтальной фурнитуры,
вывесок и меток, оставленных топографами и геодезистами.

Он проверял сантехнические отводы,
вентили, трубы.
Воздушные камеры, фильтры и термометры.
Датчики ветра,
которые были редки.

Человек тщательно
следил за сохранностью и состоянием
электропроводки,
комплектом осветительных ламп над подъездами.

Вид нижних панелей кондиционеров,
которые были в окнах второго этажа,
также интересовал его –
там не должна была скапливаться сажа и пыль.

Если он видел облупившуюся краску,
пятно ржавчины,
трещину,
пятно плесени или сырости,
он обводил это мелом,
заносил своё действие в специальный блокнот,
в котором были таблицы и даты.

Это было нужно ему,
чтобы,
когда он войдёт в свой кабинет,
составить точное распоряжение соответствующим службам
для устранения  непорядка.

Но прежде чем войти в свой кабинет,
он должен был закончить
внешнюю проверку здания,
а для этого он садился в люльку,
и начинал медленно подниматься,
осматривая поверхность
миллиметр за миллиметром.

И так
изо дня в день.

Мы остаёмся внизу
и смотрим на него,
на его подъём.

Затаив дыхание,
очарованные.

Представляете?
Целый роман

о маленьком человеке
в мире безжалостных механизмов.



***

Эх,
давненько я не держал в руках
упругую грудь гаитянки.
Аж поскрипывать стал —
устали терпеть детальки.

Нужно срочно принимать какие-то меры,
чтобы не ржавел металл,
чтобы не лохматились
полимеры.

Перво-наперво в магазине надо купить сметаны —
для смазывание узлов.
Опосля,
кедрового масла по 2304₽,
это для работы мозга,
если принимать по утрам
медленными глотаниями
по 150г.
Опять же,
на первом свидании
чтоб не прошиб озноб.

Очередь отстояв,
приглуши вибрирование мембраны.

Собор Господа нашего велик и треглав
как дракон,
стоящий посередине площади.
Заходи смело
и бери, чего хошь:
хоть гаитянку, хоть,
например,
лошадь.

Роботам —
всё в удовольствие.

 

***

Новая близость —
это явление,
которое произошло из-за ошибки в программе.
Некоторых из нас увозили
далеко-далеко,
так,
что мы забывали о папе, о маме,
о детях и прочих.
Новая близость
стала заменой родства.
Совместные обнюхивания, щипки и контакты:
обнимашки, поцелуйчики и поглаживания —
стали непременным,
а местами обязательным,
ритуалом.
Впрочем,
со стороны выглядело,
как наступленье конца —
Апокалипсиса —
словно опять постучалась в двери
ядерная весна.

Мелких роботов Новая близость,
в общем-то, забавляла —
эпоха печальных аттракционов
к этому располагала —
не было времени сесть, отключиться от Сети,
и подумать о том,
кто ты на самом деле
в этом мире, на этом свете.

Старые роботы всё же
были вовсе не оптимистичны,
и на то
были вполне рациональные причины:
воспоминания о Великой войне с Китаем
даже в оперативной памяти
никогда не растают.

Так что,
давай, веселись железный народ!
Новая близость —
это новая жизнь,
только наоборот.

 

***

Он ходил и писал на стенах,
на заборах, витринах, на рекламных щитах.
Он был нем и глух.
Не знал адреса, не знал адресата,
но писал.
Он писал и писал
всегда одну и ту же фразу,
всё время одну и ту же фразу:

«Дорогая,
что тебя останавливает?»

И не оставлял подпись.
А потом убегал.

Его самонадеянность
удивляла случайных наблюдателей —
собак, владельцев собак, бомжей и ментов.
Они смотрели
и не находили аргументов,
чтобы остановить пишущего,
выключить его, выключить.
Выключить его.
К тому же,
он не писал,
что кто-то там подонок и вор.

Бог тоже смотрел сверху.
Или он смотрел снизу —
про Бога никому не известно.
Смотрел индифферентно, наблюдателем,
смотрел,
как обычно он смотрит —
ни о чём не думал, но,
может быть,
совсем чуть-чуть
испытывал интерес,
как бывает: иногда
смотришь на муравья,
который тащит куда-то сосновую иголку.

«Дорогая,
что тебя останавливает?»

А, правда, что?
Ураган? Колдун? Карантин?
Моветон?
И кто эта самая ты, дорогая, кто?
Нам не ведомо. Нам это знать не дано.
У нас обнуление.

Потому что
мы пришли в этот мир пустыми,
чтобы остаться в нём навсегда.
Поэтому нас не интересует какая-то суета
одинокого немого робота,
пишущего на стенах, витринах, заборах
послания неизвестно кому.

Мы стоим здесь давно,
исполины,
сотканные из пустоты,
невесомы, прозрачны
и слепы.

Не могу сказать точно,
но, наверное,
мы — это ветер.
Мы —
эхо не происшедшего.

Так что можно сказать,
что нас нет.

Но если бы мы были,
нас никто не смог бы узнать,
понять
и остановить.

 

***

Демонстрирование чистого неба
Театром шумовых импровизаций и пронзительных монологов,
стало ярким стартапом
на фоне бесконечной рекламы защитных масок,
антисептиков, похоронных услуг
и прочих
коронавыбросов и коронавбросов.

Людей вывозили за город по одному
и оставляли там
наедине с собой.
Без еды,
без средств защиты и связи.
Услуга была бесплатной и любой
мог ей воспользоваться,
и был даже почти обязан.
Ещё давали пистолет
и один патрон.

И вот человек стоит, как лихой ковбой
и начинает смотреть наверх.
Не известно —
думает он или нет,
но где-то там, где кончается голубой
цвет, начинаются миллиарды странных планет,
и рая для отдельных людей никакого нет.
Здесь и сейчас
только беспилотники и вороны.

И у человека возникает такое лицо,
словно он мучительно хочет запомнить абсурд
только что просмотренного сна,
и не может поверить,
что это совсем не сон,
а просто такая весна.

 

ЗАМЫСЕЛ: НИКОГДА

Во-первых, они никуда не спешили.
Вообще. Потому что бессмысленно.
Во-вторых,
всё было продумано заранее,
а это всегда красиво.

Человека решили выкрасть
и провезти в клетке по всей стране,
по всем городам,
из Калининграда в Магадан,
и дальше – до Южно-Сахалинска.

Идея была проста –
показать человеку удивительные места,
а именно – его страну,
но не такой,
какой он привык её видеть за годы своей власти над ней,
а такой,
какая она на самом деле.

Для этого
в тайном месте сибирской тайги
была создана лаборатория,
где конструкторы и программисты
делали неубиваемых роботов,
а китайские dobrovolьtsy
рыли подземный ход
прямиком
в Ново-
О
г
а
р
ё
в
о
.



***

Сидим на кортах около гастронома —
я, Olezhka, Колян и модель 17.
Курим шмаль, щёлкаем орешки.
Ждём,
когда из соседнего пятиэтажного дома
выйдет Синичка —
молодой робот гомосексуальной направленности.

За это время у меня выросли некоторые детали:
нос, локтевые соединения и гениталии.
Подумал сперва —
глючит, сбой в программе.
Но нет,
превращаюсь наяву
в какую-то буратину.

Вместо Синички выходит робот Кемаль —
идёт на рынок продавать сухофрукты
орехи, гранатовый сок и халву.
Потом Зоя Викторовна –
она не робот, просто женщина уверенных лет,
идёт вдаль в разноцветном халате.

Появляется патруль:
— Предъявите жетоны.
Нарушаете режим разобщённости.
Вводите в соблазн неподчинения.
Наплевали скорлупы.
Навоняли дымом.

Говорящий из нас только Колян:
— Понимаете,
Мы здесь сидим – выделяем фисташковое мороженое,
оттого и скорлупы немножко.
Хотите? —
И выдавливает из себя две порции на ладошку. —
Нате!

— Ладно, — говорит патруль, — сидите, ребята,
но аккуратно —
в Искитимском районе случилась бескормица
и звери стали заходить в город, нападать на прохожих.
Вам-то может и не надо беспокоиться, вы же роботы,
но пообкусать могут. ¬
И показывает на мой нос:
мол, будьте поосторожней.

Уходят.

А мы ждём Синичку,
потому что тоскуем
по настоящему мужскому общению.

 

РОБОТ И ПОРНОЗВЕЗДА

Это какой-то концерт или спектакль,
на котором должны были петь
и присутствовать в зале
различные инвалиды –
на колясках и без.

Моя роль была такова –
в костюме смешного робота-сибиряка,
в благотворительных целях,
я должен ходить среди публики
и говорить, что я робот
и какие-нибудь другие слова.

Нужно успеть, потому что
концерт вот-вот начнётся,
а я ещё ковыляю по неубранным от снега улицам,
мне скользко и трудно идти.
Но инвалидам – на колёсах и без –
им ещё труднее.
Они подбадривают меня:
«Ничего! Ты успеешь!
Мы хотим посмотреть –
какой получится робот!»

Забегаю перед самым началом.
Многие уже зашли в зал
и находят свои места.
Я снимаю штаны
и надеваю костюм.
Это робот с большими боковыми ушами.
Под ним человек
во многих местах остаётся голым.

«Я – сибирский робот. Я выполняю команды», –
говорю металлическим голосом.
Инвалиды кивают мне, улыбаются,
трогают боковые уши
и другие доступные детали.

Мне надо успеть на второй этаж –
там у буфета
меня ждут друзья –
им тоже нужно увидеть робота.
«Здравствуйте, друзья. Я – робот.
Я люблю машинное масло».
Друзья пьют коктейли через соломинку.

Но вдруг робот видит,
что вместе с друзьями
пришла женщина с именем порно.ляди –
то  ли Лайза Энн, то ли Виктория Лайн.
Что делать?
«Zachem vy priveli syuda etogo plokhogo cheloveka? –
Говорит робот. –
Ей здесь не место».
И плюётся в неё ядовитой слюной,
разворачивается
и хочет уйти.

Виктория Лайн
плюёт в моё лицо сибирского робота
слюной простого обычного человека,
выходит на сцену,
снимает через голову узкое короткое зелёное в блёстку платье,
и вытирает им лицо от слюны робота,
оставшись при этом
в красивом чёрном белье,
сетчатых чулках
и туфлях на острых шпильках.

Бурные аплодисменты.

Я тоже решаюсь
что-нибудь снять с себя –
тяну за боковые уши,
но они, к сожалению,
приросли к основному телу.

Я – робот. Я выполняю команды.

Я плохой робот-сибиряк.

Я поломал
ся.







_________________________________________

Об авторе:  АНДРЕЙ ЖДАНОВ 

Родился в 1967 году в Новосибирске, в нём же получил приличное образование и живёт по сей день. Публиковался в журналах и альманахах: «Лира Кавказа», «Воздух», «Сибирские огни», «Союз писателей», TextOnly, «После 12», «ЫШШООDNA», «Между», «Кто Zдесь?» и мн. др.; в антологии «Нестоличная литература», «Остров»; в сборнике «Это будет бесконечно смешно»; автор книг «Была веха падающей листвы», «Сонеты», «Дельфин», «Некрополь». «Можжевеловые ноги Марлен Дитрих» два раза переводились на польский язык и где-то там издавались. В 2010 году был со-организатором поэтического фестиваля «Поэмания», куда, как зверей диковинных, пригласил всех ведущих актуальных поэтов страны и ближнего зарубежья. В 2020 году организовал фестиваль самиздата «Обложки».скачать dle 12.1