* * *
Дом отступал к реке, как Наутилус,
приборами почуявший январь.
Антоновки неистово молились,
но осень ранняя вела себя, как тварь.
Береговушки рыскали по-сучьи.
В предчувствии недетских холодов
густела кровь в скрещённых жилах сучьев
и закипала в мускулах плодов.
ЛЕСНас три-четыре. Помешались тени
и прячутся за наши голоса.
На день пути вокруг горят леса
раскидистых реликтовых мгновений.
По мигу в час. Проходит полчаса.
Куда деваться дальше, я не знаю.
Так как-нибудь. Какая-никакая,
а все же вот такие чудеса:
заржавленная певчая коса
по пепелищу бродит, намекая,
что вскоре, не сияя, не звеня,
усталая, запнется об меня.
Потом лежит, прижатое росой,
под ультранемариновою сенью,
распорото до неба по косой,
туманное пустое Воскресенье.
Сто экзерсисов, сорок миражей
я на его потратил описанье
у Мурома, за Тверью, под Рязанью…
Сомкните лики, близится касанье
ведомого с неведомым. Уже.
Да. Это – я, Святая Полутень.
Мне сам Господь приотворяет воздух,
настоянный на говорящих соснах,
сдвигая шапку неба набекрень.
Я земленею. Человечный лес
остыл и жаждет теплого – людского.
Поэтому отсюда, из-под Пскова,
уйти совсем сейчас – не интерес.
Единственный на тридевять небес,
я остаюсь – ничтожный эпилог,
кость от костей Создателя вселенной –
здесь лишь затем, чтоб первородный слог
приемлем был смолою постепенно
в янтарный многосильный оберег,
спасающий от нас под Вавилоном.
Светает. Пахнет сыростью, паленым.
Довольно. Точка. Выпадает снег.
* * *
Да в то ли мы столетие попали? –
Душа зажмурилась, но из последних сил, –
здесь кто-то скалами большой огонь кресалил!
(Отбитые куски я обходил,
но чувствовал, что кто-то по следам
за мной идет, психически сминая…)
Душа зажмурилась, но шаг я убыстряю!
Почти бегу!.. Похоже, успеваю…
В вагон влетаю!.. Слава поездам!
* * *
Бездомные, мы создали туризм
за счет воспоминаний… были где-то…
Для встреч Господних правильно одеты,
мы знаем путефирный афоризм.
На нем летают перпетумобили.
Так-тики-так! Увыувыувы…
— Жми! Жили-были мы как таковы.
— Как таковы? Уже ли жили-были?!
* * *
За горизонт в горизонтальном лифте
тащусь на север по боку земли.
О Господи, зачем так молчалив ты?
Скажи лифтерам, чтобы подмели
все эти звезды, фантики и спички.
Сор не растет, не тает, не горит,
но развращает душу Елекрички,
ползущую на встречный Елекрик.
* * *
Я выучил паучие движенья –
ты видишь, сколько смыслов я плету,
Земле переменяя притяженье,
чтоб ей не запинаться на лету
о кромку яви. Все, что может сниться,
но было врозь – я завяжу в одно.
Луч о зеницу гнется, точно спица,
и воробьям просыплется пшено.
Стою на коврике. В вокзальном светлом холле
ручной работы. Из травы и птиц.
И разница лучей глазницы колет,
и ранит зрячих щебетанье спиц.
ХРАНИТЕЛЬВ июле – небо. В небе – птицы.
Вдоль горизонтовой тропы
легко секут воронежницы
перворассветные снопы.
Тулят крязанок москворцы,
кольцом уфаисты зависли.
Тронь журальвиные дворцы!
Качнись на здешней хоромысли.
Перисторук и клюволиц,
сердцестремителен, как пуля,
храни, верней семи зениц,
от небыльцов и небылиц
в себе сияние июля,
в июле – небо, в небе – птиц.
* * *
Жизнь истончается – и это незаметно.
Всё недосуг продеть её в иглу
и подрубить хоть как-то, худо-бедно,
дешёвую, затасканную мглу.
Позор лохмат, но ровненько, красиво
пройдёт подзор по всей его длине.
Пока ж лохмотья. Срам. И несносима
бессмертья мгла, повисшая на мне.
* * *
Земля не пух, но ложе не скрипит,
хотя гранит замшел и перекошен.
Давным-давно никто уже не спит
под сенью лип. Сочтя ворон и кошек,
считаю листья, капли и грибы,
пропущенный игольным горе-ушком,
и ухожу в отверстие судьбы,
швырнув пиджак на ржавую грядушку.
_________________________________________
Об авторе:
ВАЛЕРИЙ ИСАЯНЦ(1945-2019)
Родился в Воронеже. Окончил суворовское училище и Воронежский государственный университет. Работал учителем в Приамурье, позднее - в областной юношеской библиотеке Воронежа. В 1978 году в Ереване вышел первый сборник поэта «Облики» (Ереван: «Советакан грох»). В начале 1990-х гг. он остался без жилья, скитался по стране в электричках, жил в лесу. В 2000-е гг. воронежский клуб поэтов «Лик» взял Исаянца под своё покровительство. Итогом проекта стал второй сборник поэта «Пейзажи инобытия» (Москва: «Водолей», 2013). Похоронен на Берёзовском кладбище Воронежа.
Фото Константина Добровицкогоскачать dle 12.1