Редактор: Наталья Якушина
(драма в двух частях)
«В нашей русской истории царствование царя Ивана Васильевича Грозного, обнимающее половину лет, составляющих XVI столетие, есть одна из самых важных и достойных особого исследования эпох...»Николай Костомаров «Личность царя Ивана Васильевича Грозного»Действующие лица:ИОАНН, великий князь Московский и всея Руси, 45 лет.
МИСАИЛ, протоиерей, духовник Иоанна, старец.
ГЕНРИХ, толмач Посольского приказа, немец, 33 года.
ФЕДЬКА, блаженный, 50 лет.
ЛУКЕРЬЯ, племянница Федьки, юная.
ТИМОШКА, прислуга Иоанна.
Московская Русь, 1575 год.ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1. КАНОН АНГЕЛУ ГРОЗНОМУ ИОАНН. Молитвами святых отцов наших, Господи Иисусе Христе, сын божий, помилуй нас! До страшного и грозного твоего пришествия смилуйся обо мне грешном, о рабе твоем, Иоанне. Возвести мне конец мой, да покаюсь в делах своих, да отрину от себя бремя греховное. Грозный ангел мой, не устраши меня, немощного. Приди ко мне с миром и милостью, и возрадуюсь я. Напои меня из чаши спасения, ангел святой, и с радостью поспешу вслед тебе. Молю: не оставь меня в сиротстве! Никто не свят, как ты, Господи! Господи, помилуй меня! Господи, помилуй! Господи, помилуй!..
Перекрестившись, Иоанн встаёт с колен. Опираясь на посох, идёт к висящему на верёвке колоколу, смотрит на него, гладит верёвку, сам колокол. Так и не ударив в колокол, отходит от него.2. ДОМОВИНА Лес. Заброшенный скит. Федька лежит покойником в прислонённой к дереву домовине. Лукерья собирает цветы. Иоанн следит, как варится в котелке каша. ФЕДЬКА (напевает).«Ой, да самой до могилы путь не близок,
А другой раз два шага – и вся дороженька…»
ЛУКЕРЬЯ (радуясь жизни, подходит к домовине, трясёт её, толкает Федьку). Не-ка, гу-со! Ду-гу да-ай?
ФЕДЬКА. Моя песня, хочу и пою.
ЛУКЕРЬЯ (присев в домовину, раскладывает на Федьке цветочки). Не-ка!
ФЕДЬКА. Ишь, чего набрала!
ЛУКЕРЬЯ. Ка-а-та?
ФЕДЬКА. Красота!
ЛУКЕРЬЯ. А-ка-жи. Да-гай! А-ка-ы-ай!
ФЕДЬКА. Про землю да про народ?
Лукерья радостно кивает: да.ФЕДЬКА. Так уж сказывал!
ЛУКЕРЬЯ. А-ка-ы-ай!
Федька поднимается, усаживается поудобнее, обнимает Лукерью.ЛУКЕРЬЯ. А-ка-ы-ай!
ФЕДЬКА. Была земля едина. И народ был. И случился потоп. И разделили сыновья Ноя землю. Симу достался Восток, Хаму – Юг, Иафету – Север да Запад.
ЛУКЕРЬЯ. Мы ге? Мы ге?
ФЕДЬКА. Мы-то? Мы-то на севере!.. Умножились люди на земле. Умножились и порешили у Вавилона города поставить столб аж до самого неба. Красоты чтобы аховой! Сорок лет строили – не достроили. Увидел сие Господь и сказал…
(Смотрит на Иоанна.) Молчун, каша, гляди, не горит?
ЛУКЕРЬЯ. Не-ка! Го-о-ть ду-го ка-за!
ФЕДЬКА. Знамо дело, другое сказал. Говорит: «Род един и народ един». И смешал народы, и поделил их, и по земле рассеял. И ветром великим разрушил столб недостроенный. И начали жить славяне на Дунае. Назывались морава, а другие чехиями. По Днепру жили поляне, а другие – древляне. По Двине – половчане, а другие назвались северянами. Были и обры, воевали супротив славян. Увидел сие Господь, истребил обров всех до единого. И пришли печенеги. И опять воевали.
ЛУКЕРЬЯ. Не-ка! Не-ка!
ФЕДЬКА. Не про войну?.. Поляне нравом были кроткие, тихие. Древляне звериным обычаем жили, охотились друг на друга. Вятичи да северяне ели нечистое, срамословили, жён имели, сколь хотели. Язычники были, не знали закона божьего. В год шесть тысяч триста шестидесятый стали мы прозываться Русская земля.
Лукерья взвизгнула от восторга, обняла Федьку.ФЕДЬКА. Не балуй!
(Лукерья целует его.) Сама сказывай далее.
ЛУКЕРЬЯ. Са-а?
ФЕДЬКА. Сказывай-сказывай!
Лукерья смущённо смеётся, замирает, но так и не произносит ни звука. ФЕДЬКА. Глянь, чего там с кашей.
(Напевает.) Ой, да самой до могилы путь не близок…
Лукерья выскакивает из домовины, бежит к Иоанну, смотрит на кашу в котелке, тормошит Иоанна. Иоанн не сразу встаёт; опираясь на посох, идёт к негромко подвывающему Федьке, всматривается в него, бьёт посохом по домовине. Федька замолкает. Иоанн сильнее бьёт посохом. ФЕДЬКА (подняв указующий перст). Не балуй!
(Иоанн хохотнул.) Молчун, кашу сварил?
Иоанн возвращается к котелку.ФЕДЬКА. Гляди, чтоб не горелая!
Лукерья ластится к Иоанну, осыпает его цветами.ИОАНН. Да куды ж ты!
ЛУКЕРЬЯ. Ага-да на-за цэ-и?
ИОАНН. Что за цветочек? Я знал да забыл.
ФЕДЬКА (с нежным ехидством). Ой, да Господи ты боже мой!
ИОАНН. Веночек будем плесть?
Лукерья кивает: нет.ФЕДЬКА. Веночек! Ой-ёй-ёй!..
ИОАНН. Цветочки? В косичке?
(Начинает вплетать цветы в косу Лукерьи).ФЕДЬКА. Пригорела каша?
ИОАНН (Лукерье.) И ещё один цветочек.
ФЕДЬКА. Пригорела?
ИОАНН. Помираешь – так помирай!
ФЕДЬКА (приподнявшись). Не могёшь – не вари!
ИОАНН. Не могёшь – не живи!
ФЕДЬКА. Молчун, а разговорился!.. Спина ноет – к дождю. А дождя бы нам не надобно.
ИОАНН (Лукерье). Да не вертись ты!
ФЕДЬКА (радостно). Дурная, а счастливее нас!
ИОАНН (оглядывает Лукерью). Красавица!
ФЕДЬКА. Эх, лодьюшка моя, домовинушка! Вот где жизнь истинная – во гробе!.. Мал ли ты, велик ли, богат ли, беден – не смерти страшись, человече, а бесприютности жития, бессмыслия, бессердечия. Все костьми ляжем. Обретём ли смирение? Истлеем ли прахом? Да послужит тление наше образом правды божией!
Лукерья всплакнула, слушая Федьку.ИОАНН. Ты шути, да знай меру!
ФЕДЬКА. Я-то? Отродясь я в шутах не был.
ИОАНН. Почто девку пугаешь?
ФЕДЬКА. Так ить пред Господом все живы во веки веков. Тело бренно, а душа бессмертна.
Лукерья подходит к Федьке, показывает цветы в волосах. ФЕДЬКА (Лукерье). Царица небесная!..
(Иоанну.) Гляжу, ты к детям привычный. Стало быть, семейный. А меня Господь не сподобил ни жениться, ни плодиться.
ЛУКЕРЬЯ. Ай-яй… По-да… Ага?..
ФЕДЬКА (Лукерье). Кашу будем есть? Будем!
ЛУКЕРЬЯ. Ка мол-ту ка-эт.
ФЕДЬКА. Понял? Как Молчун скажет! Твоё слово ждёт. Влюбил в себя девку!
ИОАНН. Девки – они другие.
ФЕДЬКА. Ой ли? Ай ли?.. Как помру, не бросай её, опекай.
ЛУКЕРЬЯ. Бо?.. Ну!..
ИОАНН. Помрёшь ты!
ФЕДЬКА. Справная домовина! Хочешь, тебе такую выдолблю? Я ж не завтра помру. Государь и тот озаботился. Из Москвы убёг. Да не один, а с семейством. Народ от него шарахался, будто он идолище поганое. Был царь – стал не разбери чего. От престола отрёкся, пущай другие жилы рвут. Посадил на царство бусурмана-татарина, выкрещенца, потомка чингисханова Симеона Бекбулатовича. Ему и служите, люди русские! А у того, сказывают, рожа! Сидит на Москве, на престоле…
ИОАНН. Служат?
ФЕДЬКА. Народец? Ему-то? А кто бы знал! Где поп, а где приход!
ЛУКЕРЬЯ. А-па-па ба-ба-ба нека!
ФЕДЬКА. Не любит, когда священство хулят!
(Лукерье.) Никто не свят на земле грешной! Ни я, ни ты, ни царь-государь!
(Иоанну.) Он-то, царь наш, думал опришниной разбой боярский усмирить! Какое там! Кругом обман воровской. Нужен мир государю, да не ведомо, какой мир. Коль во все щели лезешь, отовсюду и сквозит... Жаль мне его, царя-то – болезненный. Сказывают, днями в бочке сидит с солью из святых палестин. А толку? Еле на ногах стоит, с посохом ходит.
ИОАНН. Видал ты царя хоть раз?
ФЕДЬКА. Откель! Жаль мне его.
ИОАНН. А ему тебя?
ФЕДЬКА. Каша стынет, мать твою девицу!
ЛУКЕРЬЯ (радостно). Ага га-га-да!..
3. ТИХИЙ ЗВОН Из леса к заброшенному скиту выходит Тимошка, видит небольшой колокол, подходит, трогает верёвку, кладёт руку на колокол, приникает к нему ухом, пробует ударить, слушает тихий звон, а за ним – тишину. Громыхнуло в небе. Вздрогнув, Тимошка крестится и идёт дальше.4. ИЗ ТЬМЫ К СВЕТУ Чуть раньше. Москва, Кремль, царские палаты. Величаво, распевно бьёт колокол. К Иоанну, гремя амуницией, является Генрих фон Штаден. ГЕНРИХ (припав на колено). Радость я видеть русский цар.
ИОАНН. Встань, Генрих. Вставай, говорю!.. Звал тебя. Донесли на тебя. Пасквиль. Донос. Разумеешь?
ГЕНРИХ. Was ist los? В чём есть моя повина?
ИОАНН. Пьёшь с русскими не по-русски.
ГЕНРИХ. Mein кönig! В чём есть повина?
ИОАНН. Пил давеча медовуху?
(Смотрит в бумагу.) Стянули у тебя пару серебряных талеров. Люди видели.
ГЕНРИХ. Ich habe gesehen. И я видеть. Сам видеть!
ИОАНН (смеётся). Так какого ж хрена ты к ворюге в карман полез?
ГЕНРИХ. Dieb! Schurke! Воровать он! Я доказать, искать мой деньга! Наказать он!
ИОАНН. Так на тебя бумагу марают – и он вор, и ты!
ГЕНРИХ. Вор наказать! Я не есть вор! Он есть!
ИОАНН. Так ты мне дай ворюгу! Мне дай – и я присужу!
(Рвёт бумагу.) Разумеешь?
Генрих кивает, топчется на месте.ИОАНН. Говори!
ГЕНРИХ. Мой цар, нету сила терпение! Хлебный приказа дьяк Иван… Я в похода был, денег за два месяца не иметь… Говорить, дай десятый часть моя деньга ему…
ИОАНН. Кто сказал? Дьяк Иван? В Хлебном приказе?
ГЕНРИХ. Подмазать.
ИОАНН. Подмазать? Я ему сковородку маслом смажу, да голым задом на неё посажу!
ГЕНРИХ. Посади, цар Московия!
ИОАНН. Приказом заправляет, жалованье имеет, уважение – а без поборов не может, подлец! Будет ему масло на сковородочке! Иноземным коштом тоже он заведует?
ГЕНРИХ. Дьяк Иван. Двор мой право иметь пиво варить, медовуха ставить.
ИОАНН. Обдуривает тебя? Обманом живёт?
ГЕНРИХ. Ja, betrügen. Есть обман, цар мой. Если мёд не отчен карош…
ИОАНН. Да знаю-знаю! Варят дьяки мёд для тебя кое-как. А тебе, дурню немецкому, не разобрать, где мёд ядрёный, а где разведённый. А денежку за медовуху себе отписывают, словно тебе уплаченную. Знаю я этих иродов!.. А ведь я тебя, Генрих, ещё по новгородскому походу помню!
ГЕНРИХ. О, Новгород, да, воевать! Добыча был отчен карош! Звонарь в Новгород живот кто вспарывал? Генрих и ты, цар мой!
Колокольный звон ударил так, что Иоанн еле устоял на ногах. Свет меркнет. Генрих исчезает во тьме. ИОАНН. Сам виноват Новгород – не хотел подобру в союзе с Москвой быть! И отец мой Василий, и дед Иван, все владыки московские от Новгорода одни беды имели! А ведь наша вотчина, изначально наша, от светлого князя Владимира! Бунтовал Новгород, на Москву крысился, в Польшу одним глазом глядел! Будет на Руси единое Отечество! Вавилон пал, Рим пал, а Московия устоит!
Колокольный звон. Возникает свет, и в нём – Генрих фон Штаден. ИОАНН. А скажи мне, Генрих, есть ли среди твоей братии опытный народ, чтобы корабли мне построили? Море! Корабли!
ГЕНРИХ. Schiffe? Корабли? Zu kämpfen? Zu handeln? Воевать? Торговать?
ИОАНН. И верных шкиперов! И команду на три корабля набрать!
ГЕНРИХ. Drei? Три корабля? Цар хотеть бежать из Московия?
ИОАНН. Бежать?
ГЕНРИХ. Laufen. Говорить, хотеть ты бежать Британь. Заговор на Московия, страх ты, измена.
ИОАНН (схватив Генриха за горло). У меня страх? Мне бежать? В Англию? Ты чего плетёшь, нерусь?
ГЕНРИХ. Не понимать. Плетёшь?
ИОАНН. Брешет кто? Языком про меня кто мелет?
ГЕНРИХ. Die вriten.
ИОАНН. Британцы! Вона чего удумали! Бегут по-тихому! А я хочу флот строить! Царь хочет видеть Русь на море! Воевать на Балтике будем, воевать на море Чёрном будем! Не я, так дети мои и внуки! Великой Русь станет!
ГЕНРИХ (задыхаясь). Перспектив? Впереди смотреть?
ИОАНН (едва не задушив Генриха, отпускает его). Понял, стало быть!.. А скажи мне, немецкая твоя голова, чего тебе дома не сидится? Выгоднее здесь, на Руси! А таких, как ты, из Европы тысяч двадцать приехало. И ещё приедут: торговать, строить, воевать плечом к плечу с нами. Труда рабского не допущу! Без дознания, без суда казнить никого не позволю! Тут тебе не Англия – вдоль дорог нищие не вешаются!
ГЕНРИХ. Die вriten говорить…
ИОАНН. Посланник англицкий? Трепло ещё то! Нагадил королеве своей в делах торговых, просил у меня заступничества. В ногах валялся! Приютил я его, денег дал, в меха одел, обласкал. Стало быть, воняет обо мне? Британцы брешут, немцы, французы, шведы! Боятся сильной Руси, оттого для них мы изуверы да умалишённые. Не далёк день, детей своих начнут пугать русскими иванами! А нам на них…
(Плюёт. Обнимает Генриха.) Надеюсь на тебя, Генрих! Надеюсь и верю!
Иоанн замер, оглянулся. Изловчившись, поймал в мелькнувшей тени Тимошку.ИОАНН. Тимошка, ты?
(Схватив за волосы, бьёт его посохом, таскает по полу.) Ах ты, вошь кровоядная!.. Подслушивать!
ТИМОШКА. Нет, государь, нет!
ИОАНН. Подглядывать!
ТИМОШКА. Смилуйся! Нет, нет!..
ИОАНН. Доносишь на меня? Кому? Раб ползучий!
ТИМОШКА. Да разве я смею…
ИОАНН. Выродок! Пёс – и тот хозяина любит!
ТИМОШКА. Так и я люблю! Люблю! Не бей! Люблю! Не убивай!
ГЕНРИХ. Цар мой!
ИОАНН (Генриху). Не встревай!
(Отбросив Тимошку в сторону, грозит ему посохом.) В другой раз прибью!
ТИМОШКА. Ага!
ИОАНН. Вот те крест – прибью!
ТИМОШКА. Ага!
ИОАНН. Чего лыбишься?
ТИМОШКА (нервно, радостно). Вспомнилось!
ИОАНН. Чего ещё?
ТИМОШКА. Резал меня! Как барана резал!
ИОАНН. Кто? Я? Когда?
ТИМОШКА. До Казани ещё. Девок тискали. Так они ж все твои! А тут я с одной… Хватанул ты тесак – и за мной! Загнал в угол, завалил как барана…
ИОАНН (припоминая). Чего-то было.
ТИМОШКА. Чего-то! Чуть не прирезал меня! Жена твоя покойница Анастасия вбежала, оглянулся ты, я и убёг! Дня три от тебя прятался.
ИОАНН. Сволочь ты, Тимоха!
ТИМОШКА. Ага! Медовуху спробуем, государь? Знатная медовуха, пьяная!
Иоанн обнимает Тимошку и Генриха. Величаво бьёт колокол.5. ПОЛДЕНЬ Яркий солнечный свет. Заброшенный скит. Федька лежит в домовине. Лукерья смотрит, как Иоанн строгает ножом ветку камыша. Вдали слышен звук колокола.ФЕДЬКА. Чего это?
(Приподнимается.) Слыхали, нет? Аль приснилось?
Пауза. ФЕДЬКА. Лежишь, брюхо греешь – ни забот, ни хлопот! Хороша была каша, навариста!
(Лукерье.) Хороша была каша?
ЛУКЕРЬЯ. Ага-га да ма-о…
ФЕДЬКА. Мало? И по мне – маловато.
ЛУКЕРЬЯ. Ага га-да…
ФЕДЬКА. А не в коня корм! Жру до отрыги и опосля тоже жру!
ЛУКЕРЬЯ. Ай-да ига-са…
ФЕДЬКА (Иоанну). Играться желает.
(Лукерье.) Не могу я, спину ломит, полежать бы.
(Иоанну.) Ты чего там?
ИОАНН. В дудку дудеть будем.
ФЕДЬКА. Чай для девки ляльку надо, не дудку. Да и не слышит она толком. По губам глядит, понимает, а сказать не могёт. Поёт по-свойски, лялякает.
(Отвернулся от Лукерьи, чтобы не видела, что он говорит.) Снасильничали её, вот она со страху и того.
ИОАНН. Кто?
ФЕДЬКА. Снасильничал? Да мало ли. Бабья доля такая. Племяха моя, племяха! Ни отца, ни матери! Помру – на кого оставлю? Одна надёга – на Господа.
Федька закашлялся, перекрестился. Лукерья подошла к нему, уткнулась в плечо.ФЕДЬКА. До Бога высоко, до царя далеко. Царь наш юродивых привечает. Был царь – да весь вышел! Гореть ему в аду!
ИОАНН. Бесы лишь пред Господом трепещут, что ж людишкам остаётся?
ФЕДЬКА. Погодь!
(Всматривается в Иоанна.) Ты откель понахватался умностей?
ИОАНН. Готова свирелька!
(Лукерье.) Глянь! Сюда глянь! Дырки пальцем вот эдак, а сюда дуй! Гляди!
(Пытается сыграть.) Погодь, не то.
Иоанн извлекает из дудки первые звуки. Лукерья визжит от восторга, обнимает его, целует. Иоанн играет на дудке. Лукерья радостно танцует.6. БУМАГИ ТАЙНЫЕ Негромкий удар в колокол, за ним – другой. По пролеску, оглядываясь, идёт Тимошка, замечает появившуюся тень, кланяется ей.ТИМОШКА. Видал я его. Вчерась видал и сей день по утру. Издаля видал. Ловит рыбицу, кашицу варит. На болоте сидит у скита заброшенного, где Федька-дохлый во гробе спит. Племяха евонна с ними, девка справная, но того, малость того, дурная… Кто бы знал, куда его занесёт! От Нагих, Годуновых, Курлятевых людишки землю роют, ищут его, а всё без толку. А я нашёл! Нашёл! От семейства сбёг государь, от охраны улизнул, от челяди. Куда? Зачем? Удумал чего? Чихал он на Думу, на Москву! Опришнину придушил, подбивал заговорщецких на плаху кинул, затихло на Москве. А где царь? А нигде! Да и вовсе нет на Руси царя! Хан татарский на троне сидит, о Святое Писание ноженьки вытирает. Выбрал царь-государь местоблюстителя! Письма сколь уже не читал, на людях не объявлялся!
(Достаёт из-за пазухи несколько листов.) По Удельной Думе доносы ему который день таю. Хотел было в огонь кинуть, да поостерёгся. С доносами энтими чего теперя? В Москву обрат, али как? А как схватят меня с добром энтим, башку свернут? Ждать? Чего ждать? Когда царь на престол возвернётся, ему и подсунуть? Так ить ныне глядеть за ним, али как?
7. НЕ В СВОИ САНИ Заброшенный скит. Федька и Лукерья смеются над лежащим в домовине Иоанном.ФЕДЬКА. Не в свои сани-то не садись – слыхал, нет?
ЛУКЕРЬЯ. Ай-да мыл-чи да-га!..
ФЕДЬКА. Разлёгся! Не тесновато, нет?
ЛУКЕРЬЯ. Ага-да ма-га…
ФЕДЬКА. Ручищи-то с ножищами подбери, мил человек!
Лукерья тычет в Иоанна дудкой.ФЕДЬКА. Как же, жди – отсвистел своё, в покойнички записался!
Лукерья настойчивее тычет дудкой, бубнит что-то своё. ФЕДЬКА. Преставился раб божий!
ЛУКЕРЬЯ. И-о-на!
ФЕДЬКА. Чё?
ЛУКЕРЬЯ. И-о-на!
ФЕДЬКА. Иона?
ИОАНН. Иона, раб божий.
ФЕДЬКА. Дурень Иона! Вылазь! А-ну, вылазь, говорю! Разлёгся!
ИОАНН (посмеиваясь, вылезает из домовины). Хилый ты, Федька, крикливый до погани.
ФЕДЬКА. Чего?
ИОАНН. Мелкая у тебя домовина.
ФЕДЬКА. По мне так в самый раз.
ИОАНН. Хочешь дом? Земли от сель до сель хочешь? Река твоя будет, озеро.
ФЕДЬКА. Глаза протри: болото – не озеро!
ИОАНН. Всё, что хочешь, твоим будет! Князем хочешь?
ФЕДЬКА. А ежели хочу?
Иоанн и Федька смотрят друг на друга и усмехаются – каждый по-своему.ФЕДЬКА. Дурень ты, Иона!
ЛУКЕРЬЯ. Ага-да…
ФЕДЬКА (Лукерье). Не встревай!
(Иоанну.) Дурень!
ИОАНН. Дурень ты.
ФЕДЬКА. Я и так князь. Сам себе князь. Живу, солнышку радуюсь.
ИОАНН. Много твоей радости?
ФЕДЬКА. Да уж поболе, чем у тебя. Господь вдунул дух в прах человечий, далее сам не оплошай. Сердце своё слушай, душу свою, да Господа.
ИОАНН (схватив его за горло). Знал бы ты, Федька…
Лукерья с кулаками бросается на Иоанна, тот отпускает Федьку.ФЕДЬКА. Премного благодарен тебе, мил человек.
ИОАНН. Не со зла я.
ФЕДЬКА. Дурное дело не хитрое. Чуть шею не свернул.
ИОАНН. Подь сюда.
ФЕДЬКА. Нет уж.
ИОАНН. Подь сюда!
Федька подходит. Иоанн начинает разминать ему шею. Лукерья смотрит на них, слушает, словно всё понимает.ИОАНН. Как ты там говорил? Никто не свят…
ФЕДЬКА. Никто не свят на земле грешной: ни я, ни ты, ни царь-государь!
ИОАНН. Ты прости меня.
ФЕДЬКА. Да разве я…
ИОАНН. Прости Христа ради!
ФЕДЬКА. Кто не без греха! Пожил жизнью сытой – и будя!
ИОАНН. Я-то?
ФЕДЬКА. Ты-то.
ИОАНН. А сам-то?
ФЕДЬКА. Я-то?
ИОАНН. От людей ушёл. На болоте живёшь, в гробу.
(Размял ему шею).ФЕДЬКА. Завидки берут?
(Подмигнул Лукерье.) Слышь, племяха, завидуют нам люди!
Лукерья хохотнула, прильнула к Федьке, легла к нему на колени.ФЕДЬКА. Иной раз я народцу завидовал! Живут же люди! А у меня всё не про то! Ушёл от мира. И монастырская жизнь не по мне! В одном скиту обитался, в другом. На камнях бы жил, аль в болоте каком, да племяха кому нужна окромя меня!.. Ты, Иона, не бросай её. Господь меня примет, а ты – Лукерью… Давненько я на людях не был. На Москве твоей чего? Маета, распри. Слыхал я, и государю жизнь мирская опостылила.
Пауза.ФЕДЬКА. Душу спасти думаешь? Ну, думай… Коли грешник кается – на небесах больше радости, нежели о сотне праведников. Как ни крути, государь, жизнь назад не воротишь. К чадам своим иди, к делам своим.
ИОАНН. Сам говоришь, прошли годы сытые.
ФЕДЬКА. У кого прошли, а у кого и не бывало! Мудрость – не от мира бежать, мудрость – дело своё делать. Скипетр у тебя в руках, держава.
ИОАНН. Было мне лет шесть-семь, говорила матушка: «В голове, сынок, держи две мысли – Богу служить, да злодеев на Русь не пускать! Хорошенько запомнил?» – «Запомнил, матушка!»
ФЕДЬКА. Видал я матушку твою однажды. И тебя видал мальцом.
Пауза. ИОАНН. Напророчили мне смерть скорую.
ФЕДЬКА. От стрелы ядовитой.
ИОАНН. Откель знаешь?
ФЕДЬКА. Струхнул, с престола убёг – пущай не в тебя, а в Симеона стреляют! А был ты смелый, отчаянный!
ИОАНН. Одной смелостью не прожить… Заплутал я. Дальше как жить?
Пауза. ИОАНН. Пойдёшь ко мне на Москву?
ФЕДЬКА. Отходил я своё, государь.
(Молитвенно.) Господи, человеколюбие свое обрати на меня, грешного, да сподоби на кончину блаженную!..
(Иоанну.) Помру вскорости.
Иоанн дурашливо бьёт кулаком Федьке по лбу. ИОАНН. Спит Лукерья-то?
ФЕДЬКА. Умаялась девка. А хочешь – женись. Чай не впервой!
Иоанн усмехнулся, щёлкнул Федьку по лбу. ИОАНН. А ежели от престола отрекусь навсегда?
ФЕДЬКА. Отрекался уже лет десять тому. Чего хотел-то?
ИОАНН. Кто бы знал! Сидел в Александровской слободе, письма писал боярам, священству. Измена кругом, мздоимство. О том и писал.
ФЕДЬКА. Баловство всё это! Дурь в башке!
ИОАНН. Не скажи! Иной раз назад шагнуть – всё одно, что вперёд!
ФЕДЬКА. Так ить языком молоть все горазды! Ты соловушкой не пой! Коли тошно, слазий с трона, отрекайся и ступай куды хошь: в лес, в поле, по святым местам!
Пауза. ФЕДЬКА. Не могёшь без власти-то?
ИОАНН. Я подвинусь, садись рядышком, правь!
ФЕДЬКА. Ты меня и подвесишь!
ИОАНН. Или ты меня!
ФЕДЬКА. Крепкой рука должна быть, а она у тебя, гляжу я, подрагивает.
ИОАНН. Рука-то?.. Устал я… То опричнина не про то, то бояре воду мутят.
ФЕДЬКА. Побродил среди народца, пошастал, кашицы нашей отведал – и прощевай! Не про твою честь лапти нашенские.
ИОАНН. Всё-то ты знаешь!
ФЕДЬКА. Так ить, чужую беду руками разведу, к своей ума не приложу!
Лукерья встрепенулась во сне, забалабонила по-своему и замерла, посапывая. Федька, напевая, баюкает её.ИОАНН. Лет двадцать назад – больше двадцати! – взял я Казань. Задумал взять ханство Астраханское – и взял! Каспий русским стал. Воевал против Ливонского ордена, против шведов, датчан – а тут Девлет-Гирей, хан крымский, с юга! Отдай ему Астрахань да Казань, да уплати дань за Крым! Двинул Девлет-Гирей на Москву. Ушёл я на север.
ФЕДЬКА. Убёг!
ИОАНН. Ушёл!
ФЕДЬКА. Убёг!
ИОАНН. Много-то ума не надо голым задом тьму татарскую встретить! Войско при мне было малое, казна скудная. Татар в чистом поле встречать надо, а допустишь до города, запалят стены огненными стрелами – и гори всё огнём!.. Сгорела Москва без меня! И при мне бы сгорела, и я бы с ней сгинул! Сколько слёз я пролил перед иконами! Услышал Господь молитвы мои. На другой год опять пошёл Девлет-Гирей на Москву. Так я ему вломил, что бежал он с визгом до самой своей Тавриды! Сына его труп зловонный собаки жрать брезговали, внука его в плену держал я на обмен, зятя на кол посадил да на телеге вослед Девлет-Гирею пустил. С тех пор опасается хан воевать, плетёт заговоры, хочет сесть на трон московский. А я ему – кукиш! Другой чингизид по моей воле на Москве правит – Симеон Бекбулатович. Не станут чингизиды друг с другом за власть московскую воевать, мне их сговоры тайные ведомы. Вернусь на трон московский, кровью харкать будут!
Усмехнувшись, Федька баюкает спящую Лукерью. Иоанн тихо подпевает ему.ФЕДЬКА. Ждал я тебя. Ой, как ждал! Избавь меня от тягот земных, государь. Пора мне к Господу!
Иоанн смотрит на Федьку. Пауза.ФЕДЬКА. Не женись на Лукерье, государь. Дай девке пожить по-человечьи.
«Дай пожить по-человечьи!» – обернулся Иоанн на зычный голос.8. РУКА ДУХОВНИКА Москва, царские палаты. К Иоанну в белом клобуке подходит протоиерей Мисаил. МИСАИЛ (замахиваясь посохом). Дай пожить по-человечьи! Христом Богом прошу, дай пожить! С хлеба на воду перебиваемся! Глянь на усердье монашеское, государь! Сказано в Писании…
ИОАНН. А не сдурел ли ты, отче? Не зажрался ли?
МИСАИЛ. Да как смеешь ты…
ИОАНН. Сам разжирел в три обхвата, и монахи твои…
МИСАИЛ. Да как ты…
ИОАНН. Кабы не седины твои, уж я бы тебя по хребту погладил бы!
МИСАИЛ. Одумайся, Иоанн!
ИОАНН. Я-то не одумаюсь! А ты задумайся! Протоиерей к царю ломится ни свет ни заря, а ведь я не звал тебя!
МИСАИЛ. А не на этих ли руках ты рос? А отец твой? А дед твой? Целуй руку!
Иоанн подошёл к руке своего духовника.МИСАИЛ. То-то же!.. Монахи по Москве христарадничают, а ты их за это в подвалы бросаешь? Ополоумел вконец? Не спасут тебя от огня адова твои молитвы!
ИОАНН. Твои спасут, отче!
МИСАИЛ. Лыбишься? Скалишься?
ИОАНН. За кого просить пришёл? За мордатых? Ни пройти ни проехать – кругом христарадничают, за руку хватают, в карман лезут! Не ты ли учил меня: милостыню по душевному зову подавать! Подавал я и подавать буду, но сам! И народ подаст! А зубами из рук вырывать не позволю! Милостыня, лишённая смирения, не приемлется небом!
МИСАИЛ. Поучи меня! Поучи!.. На монастыри собираем всем миром!
ИОАНН. А видел ты, отче, от Москвы чего осталось? Пепелище! Строимся!
МИСАИЛ. А кто тебе денежку собирал на все твои походы? Али забыл? А на какие шиши одевали-обували, поили-кормили войско твоё? Земли чужие воевал – слава тебе! От лихоимцев оборонял – слава тебе! А ныне смиренному священству за это – в морду?
ИОАНН. Смиренному священству верой жить надо! Верой, надеждой, любовью! А не тем, что карман тяжелит!
МИСАИЛ. Ишь как заговорил! Залил кровушкой землю русскую! Опришники твои людишек разделывают, как скот, на вырезку!
ИОАНН. Народец у нас таков: не сожми его в кулак – толку не будет! Когда это было! Учинил я над злодеями суд! Ныне всё по-иному!
МИСАИЛ. Где? Укажи, где?.. Не слышишь ты меня, Иоанн!
ИОАНН. А ты меня, отче?
Пауза. МИСАИЛ. Любо мне дело твоё, государь, да не по нутру хватка звериная. От Рюрика ты, а Рюрики – прямое колено от цезаря Августа. В кого ты такой?
ИОАНН. В волю вольную. С малолетства кровь кипит. Матушка чай из рода Мамая.
МИСАИЛ (усмехнувшись). В волю, стало быть, путь через неволю лежит? Все мы тлен и прах перед Господом!
ИОАНН. Сидишь в монастыре, в келье, золотом убранной, да сказки о прахе сказываешь!
МИСАИЛ. Не слышишь ты меня! Другой духовник тебе нужен – не я!
Пауза.МИСАИЛ. Сиротинушка ты моя! Были б живы отец твой с матерью…
ИОАНН. Матушку помню. Любила по богомольям ездить. Строго было по тем временам. В Троицком монастыре царице с царёнком ни каши, ни хлеба не дали – жди общей трапезы! Нынче попробуй встретить государя вон эдак-то!.. Сам знаю, через пень-колоду всё! Так наощупь, впотьмах, умишкой своим раскинув, дело делаю! Сам! Один! Каков есть! На троне бессильному делать нечего! А за околицу выйдешь – душа вся наизнанку! Научи, как жить? Вразуми!
МИСАИЛ. Никто не свят.
(Молитвенно.) Никто не свят, как ты, Господи! Святой ангел Христов, помилуй грешного раба твоего Иоанна!
ИОАНН. Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!
Перекрестились. Иоанн преклонил голову перед Мисаилом.9. СИНОДИК Скрип половиц. Во тьме со свечой в руках крадётся Тимошка. Оглядывается, кланяется кому-то. ТИМОШКА. Хуже зверя лютого стал, ей Богу! Ночами не спит! Не есть, не пьёт, пером карябает. А чего, почему? Другой раз мне давал глянуть, переписать, нынче рычит: «Отлезь, дурень!» Видать, тайное! Слезами рыдает!.. Бросит перо, падёт наземь, молится! На коленях мозоли вона какие!..
(Достаёт из-за пазухи несколько бумаг, всматривается в один из листов.) Опришников наперечёт. А на кой? Видать, счёты сводить надумал.
(Смотрит в другой лист.) Помершие.
(Читает.) Синодик опальных царя Ивана. Поминать на литиях и литургиях по грамоте царёвой, а коих имена и прозвища не писаны, отошедших в мир иной – без имён поминать.
(Усмехается.) Мертвяков убоялся! Сдурел государь! Ей Богу, сдурел!
(Смотрит в третий лист.) Глянь, чего удумал!
(Читает.) Бояр, дворян, мужиков и баб, людей старых и малых наперечёт и в опись. Живность, скотину разную наперечёт и в опись. Знать, чего и где по Руси. По единому правилу принимать людей достойных, что с Востока, что с Запада, чтобы жили и служили на Руси. По единому правилу прочь посылать неугодных. Границы мерить да в книгу писать. Без суда праведного у людишек не отымать вотчины, деньжонки и всячину всякую. На смерть посылать с ведома царского – не иначе!
(Крестится.) Вона как! Не шутейное письмецо! Боярам бы в Думе знать, чего царь Иван пером среди ночи карябает!
Тимошка кладёт бумаги на землю, кланяется тени и исчезает во тьме.10. БЕСОВСТВО НОЧНОЕ Тревожно бьёт вдали колокол. Дрожит земля в пламени адовом. Вылезает нечисть всякая – шипит, рычит, дыбом встаёт, заполонив собой весь мир. Видны в луче света иконы, дрожит на ветру огонёк свечей. Мечутся тени, и среди них – тень Иоанна. Несёт дымом смрадным в схватке тьмы и света. Вырывается из лап нечисти Иоанн, падает на колени в молитве перед иконами.11. ТИТ И СМАРАГД Царские палаты. На лавке, опираясь на посох, сидит Мисаил. На полу, в ногах у него – Иоанн.МИСАИЛ. Три войны вёл великий Карфаген. После первой прославлен был! После второй ещё жили в нём люди. После третьей не осталось от Карфагена ни пылинки, ничего!.. Царь ли ты? Царь. Кругом измена, вражьи твари, воры, подлюги. То война, то голодомор, то сызнова война. И всё – на одной твоей шее! Того на кормление посадить, другого отсадить, иного на куски порвать! Вечно недосмотрят, недоглядят, украдут.
ИОАНН. Голова чумная, потею. Батюшка перед смертью потел.
МИСАИЛ. Спаси, Господи, раба грешного Тита и Смарагда! От Бога наречён ты при рождении дважды: Титом в честь святого Тита, ученика апостола Павла, и Смарагдом в честь святого мученика римского. Оттого и живёшь в мучениях, да в поиске святости. Не смерть страшит тебя, а посмертие: жизнь там вечная, али страдания... Промыслом божьим быть тебе для народа русского и отцом, и матерью, и злодеем диким. Неси свой крест и веруй!
Пауза.ИОАНН. Третьего дня посол хана крымского поклоны бил. Желает Девлет-Гирей Литву воевать. Москву стороной обойти хочет. Да будет вечным мир с Русью! Ступай, говорю, посланцу ханскому к Семиону в Кремль, а меня, грешного, оставь в покое. Его аж передёрнуло! А напослед передай хану, чтобы Рязань в покое оставил, заплатил мне за пожар московский да награбленное вернул всё, опосля и отвечу ему, обойдёт он Москву стороной, али с войском русским встретится.
Пауза.МИСАИЛ. Послы иноземные напраслину на тебя наводят. На весь мир ославили в наветах своих! На Руси мол народ пьян, тёмен, в Святом Писании не смыслит. Мастеров нет. Болезни лечат водкой. Царь московский – злодей, каких свет не знал!.. Злодей, а суд народный придумал, чтобы по сердцу да по совести судили люди русские друг друга. Не привычные мы к этому. Прощать да жалеть – у кого душа лежит? Сам-то по молодости много кого жалел? Кругом глянь – измены, подлости, распри. Вот и думай: душу смирением спасать, или дыбы по Москве возводить? Дитятко ты моё!
ИОАНН. Батюшка помер. Матушку отравили. Щенка любимого – и того Шуйские придушили. Кормилицу Аграфену в монахини постригли, в монастырь сослали. Пожалели б её – глядишь, стал бы я тихий, богомольный.
МИСАИЛ. Спасение в вере православной.
ИОАНН. Мечтают нас в католиков перекрестить: одна надёга на Папу Римского – и настанет во всём мире благоденствие. Так и пишут ироды европейские! С прихлебаями, с толмачами идут ко мне. Сватают на союз с Папой Римским!
МИСАИЛ. Господи, помилуй!
ИОАНН. Любезен, говорю, сердцу моему союз с Папой. Но сперва пущай примет веру нашу. Мы татар без латинян побили, выстоим своей верой. Посланник римский мне в глаза чуть не плюнул. А я кукиш ему в харю – троеперстие сатанинское!
МИСАИЛ. Грозить смеют! Мечтают Русь перешагнуть, порядки свои наводить от Китая до Белого моря. Что бы вы, нехристи во Христе, без нас делали? Валялась бы Европия ваша под монголами!
ИОАНН. Соберу поход в Палестину, освобожу Гроб Господень от басурман, станет Москва воистину Третьим Римом!
МИСАИЛ. Славен будь, государь московский! Нельзя тебе слабеть ни телом, ни духом.
ИОАНН. Писал среди ночи письмо, так чернила не просохли, упёрли письмецо да в Думе исподтишка читали. За денежку любой мой секрет злодеям продают прислужники. Другой раз дурь пишу ахинейную, да на круг пускаю – воруйте, читайте, мозгами своими крутите! Поиграю я с ними словно кошак с мышью, да придушу злодеев!
Вдали ударил тонким звуком колокол. Иоанн приподнялся, прислушался. Колокол ударил ещё раз и ещё. 12. КОГТИ ПТИЦЫ ТЕМНОКРЫЛОЙ Яркий солнечный свет. Заброшенный скит. Федька лежит в домовине. Лукерья, напевая по-своему, ходит, посматривая по сторонам. Вдали слышен звук колокола.ФЕДЬКА. Придёт он, не боись. Слышишь, нет? Придёт, говорю!
ЛУКЕРЬЯ. А-ка-га?
ФЕДЬКА. Нагуляется по делам своим царским и придёт.
ЛУКЕРЬЯ. И-о-на ца? Да, га?
ФЕДЬКА. Молчун-то? Думаешь, монах-отшельник? Видали мы таких монахов! Так ить, помазанник божий!
(Приподнимается из гроба.) Звал меня к себе в палаты московские, ага! Хошь, говорит, всё твоё будет? Вот от тель и до тель всё, что глазом видишь и далее куды хошь – земли, реки, люди – всё твоё! А я говорю: «Да кто ж меня знает!»
ЛУКЕРЬЯ. А-да-да га?
ФЕДЬКА. Вот те крест – не вру! А он говорит: «Федька, мать твою!» А я: «Прикинуть надобно, рассудить».
Лукерья подходит к домовине, ластится к Федьке.ФЕДЬКА. Баловница!.. Эх, жизня! Сил нет, помирать пора! Светлый день! Уйду я ныне, Лукерьюшка. На небо уйду: вон, где солнышко. Придёт Иона и свершит, что ему Господь повелел. И встретит меня Господь... Ты гляди, не осуждай Иону. И не плачь надо мной! Сказано Иоанном Златоустом: «И увидит Господь смирение твои, и воздаст тебе по заслугам». Поняла?.. Любишь Иону-то? Эх, дурья твоя башка!
Лукерья молчит, застеснявшись. ФЕДЬКА. Ты гляди, того…
ЛУКЕРЬЯ. И-о-на ма жи-на-ма?
ФЕДЬКА. Чего?
ЛУКЕРЬЯ. Жи-на-ма, га?
ФЕДЬКА (приподнявшись из гроба). Есть у него жена?
(Обнимает Лукерью.) Ты в ту сторону не гляди, не мечтай, царица Лукерья! У него баб, знаешь, сколь! Одних жён четыре было венчанных! Три померли, четвёртую он в монахини постриг да в монастырь на веки вечные сослал. Вот и думай! А детишек сколь! Димитрий да Василий, Анна, да Мария, да Евдокия во младенчестве померли. Двое сыновей на Москве возле трона живут: одному двадцать годков, другой года на два младше. Иван заполошный, в отца. Фёдор тихий словно инок.
Лукерья отходит от Федьки, останавливается, оглядывается, всплакнув.ФЕДЬКА. Любишь, гляжу!
ЛУКЕРЬЯ. Ага-да.
ФЕДЬКА. Да!..
Лукерья рассмеялась сквозь слёзы. Федька вылезает из домовины.ФЕДЬКА. Была у меня любовь, такая, что не продохнуть! Сам не свой ходил! Мальчонка шебутной. Ластился к ней телёнком. Мечтал, чего будет. Домечтался! Просватали её за другого, даже проститься не пришла. Вешался Федька, да сорвался. С этих пор не живу – доживаю!
Подойдя к Федьке, Лукерья утыкается лбом ему в грудь. Федька плачет.ЛУКЕРЬЯ. Фэ-ка!.. Фэ-ка! Лю-лю!..
ФЕДЬКА. Коли любишь – люби!
ЛУКЕРЬЯ. Аш-но!
ФЕДЬКА. Чего страшно? Любить? А иначе никак!
Достав из-за пазухи дудку, Лукерья даёт её Федьке.ФЕДЬКА. Чего это? Да не могу, да не умею я!
ЛУКЕРЬЯ. И-ай!
ФЕДЬКА. Не могу!
(Пытается играть на дудке.) Видала?
ЛУКЕРЬЯ. И-ай!
Федька как может свистит на дудке, Федька начинает танцевать. Ей всё радостнее, всё вольготнее. Федька уже не играет, а Лукерья, напевая по своему, счастливо летит в танце. Подбежав к Федьке, обнимает его, берёт свирельку, нежно прижимает её к груди.ФЕДЬКА. Птица ты моя, птаха! Дитя неразумное!
Лукерья счастливо смеётся.ФЕДЬКА. Ну, и чего теперя делать?
Лукерья укладывается ему на колени. ФЕДЬКА. Ты, гляди, того этого... Девок у него – что берёз в той рощице! Да не, поболе! Какая ж под царя не ляжет! Так что ты того, девица, блюди себя. С мужика в ентом деле какой спрос! С царя – тем паче! Подойдёт к тебе, возьмёт за руку – ты и рада-радёшенька! А ему годочков сколь? А тебе? Да на кой ляд он тебе сдался!
(Напевает.) «Ой, летит по небу птица темнокрылая,
Птица грозная, ужасная, свирепая!
Ой, боюсь тебя я, птица! Ой, люблю тебя!..»
Лукерья засыпает. Появляется Иоанн, Федька не замечает его.ФЕДЬКА (напевает). «Знать, душа моя увязла во твоих когтях!
Ой, да как мне быть, что делать, подскажи, Господь!
Ой, да рассуди на небе…»
Заметив Иоанна, Федька замолкает. Иоанн, подсев к Федьке, негромко подхватывает его напев. ФЕДЬКА. На Москве был?
Иоанн продолжает напевать.ФЕДЬКА. Ходишь всё, ходишь, таишься.
Иоанн напевает.ФЕДЬКА. Возвращался бы уж на трон.
Иоанн напевает.ФЕДЬКА. На Москве от тебя толку-то больше.
Иоанн рассмеялся, словно закашлялся.ФЕДЬКА. Кашу я сварил. Не дождались тебя, поели. Глянь там, не остыла?
Иоанн продолжил напевать, замечает кровь на рубахе.ФЕДЬКА. Ждала тебя девка! Ой, как ждала! Во все стороны ходила, глядела, умаялась! Гостинец-то принесть догадался? Пирожка сладенького, али калачика?
Иоанн пытается оттереть кровь. Федька видит кровь. Пауза.ФЕДЬКА. Вона чего!
ИОАНН. Не трогал я его.
ФЕДЬКА. Кровушка! Кровинушка!
ИОАНН. Нет на мне греха!
Усмехнувшись, Федька смотрит в небо.ФЕДЬКА. На Москве мертвяков трое. Парень, девка да баба. В подвале лежат.
ИОАНН. Откель знаешь?
Федька смотрит в небо. ИОАНН. От него самого?
Федька улыбается, глядя в небо.ФЕДЬКА. Оладушек с медком принеси другой раз девке-то.
Иоанн снимает рубаху, крестится.ФЕДЬКА. У чучельника твоего в подвале дома мертвяки. Трое. Девка, дочь его, годов четырнадцати. Муж ейный, здоровенный парняга. Жена чучельника, баба наглая.
Лукерья вздрогнула во сне, Федька баюкает её. Иоанн негромко напевает. ФЕДЬКА. Года два тому выдал чучельник дочку замуж. Пока дозревала девка, мать её сношалась с зятем. От Адама и Евы во грехе живём! Подросла девка, взревновала мать. Слово за слово, схватились бабы. Тут и парняга влез. И чучельник за нож схватился! Ну, и покромсал всех в угаре злобном!
Иоанн продолжает напевать. ФЕДЬКА. Страсти человечьи!
ИОАНН. Писал я в «Судебнике»: не дозволено тёще жить с зятем!
ФЕДЬКА. По закону хошь?
Федька вздохнул так, что лежащая у него на коленях Лукерья чуть не проснулась. Баюкая, Федька кладёт Лукерью на траву. ФЕДЬКА. Много ль мы по закону жили? В человеке скотства вона сколь! Ты-то чего в подвал попёрся? Государь в тебе взыграл?
Иоанн продолжил напевать.ФЕДЬКА. Прибить его хотел? Чего же не прибил?
ИОАНН. Судом судить сволочь!
ФЕДЬКА. Так в подвале том все сволочи были окромя девки-то.
ИОАНН. Мертвяков судить без толку. А убивеца на плаху по суду.
Солнце уходит во тьму, словно в тень от птицы огромной. Сгибая деревья, поднимается ветер. Федька и Иоанн крестятся, накрывают собой от ветра Лукерью. Громыхнуло в небе то ли громом, то ли взмахом крыла. Ветер стихает, солнце выходит из-за тучи.ФЕДЬКА (смотрит в небо). Никто не свят, как ты, Господи! Смертоносного часа не мину. Спаси душу раба твоего Федьки, предай гробу да на суд свой прими.
(Перекрестившись, идёт к домовине). ИОАНН. Ты чего это?
ФЕДЬКА (Иоанну). Не ори, разбудишь девку. Делай что Господь тебе рассудил.
Федька ложится в домовину.ИОАНН (смотрит на платье Лукерьи). А скажи мне, праведник…
ФЕДЬКА (горько рассмеявшись). Делай!
ИОАНН. Куда деньги мои…
ФЕДЬКА. Господи, прими душу раба твоего Федота.
ИОАНН. Куда деньги мои дел? Отвечай! Не придуривайся!
ФЕДЬКА. Какие деньги?
Иоанн идёт к домовине, хватает Федьку за горло.ИОАНН. Отвечай! Не придуривайся! Те, что третьего дня давал я Лукерье на новое платье, на побрякушки! Где они? Платье новое где?
ФЕДЬКА. Не ори, девку разбудишь.
ИОАНН. Отвечай! Отвечай, а не то придушу!
Лукерья вскрикивает во сне.ФЕДЬКА. Господи!..
ИОАНН (кричит). Отвечай!
Лукерья громче вскрикивает. Иоанн душит Федьку рубахой. Отдышавшись, крестится, смотрит в небо, одевает рубаху. Опираясь на посох, идёт к Лукерье, встаёт перед ней на колени, плачет. Лукерья просыпается, тянется к Иоанну, обнимает его. ИОАНН. Дитятко! Девонька!
Лукерья встаёт, радостно пританцовывает перед Иоанном, бежит к домовине.ЛУКЕРЬЯ (Федьке). Гля-ка! Лю-бо!
(Тормошит Федьку. Поняв, что тот мёртв, бежит к Иоанну.) Фэ-ка! Фэ-ка!
Иоанн обнимает Лукерью, она прижимается к нему. Он ласкает её, она – его. В порыве страсти Иоанн рвёт на Лукерье платье; опомнившись, отталкивает от себя. Лукерья падает на траву.ЛУКЕРЬЯ (не в силах подняться, плачет). И-о-на! И-о-на, лю-лю!
Опираясь на посох, Иоанн идёт к домовине, обыскивает тело Федьки, находит в его котомке несколько монет, показывает их Лукерье.ИОАНН. Видала? Я тебе монеты зачем дал? На платье новое, на бусики, ленточки! А он, гнида праведная, припрятал! Тебя, убогую, обокрал!
ЛУКЕРЬЯ (дрожа от страха). Лю-лю Фэ-ка! И-о-на лю-лю!
ИОАНН. Дура баба! Ой, дура!.. Меня ты любишь?
(Кричит.) Меня?
Иоанн подходит к плачущей Лукерье, поднимает её. ЛУКЕРЬЯ. Фэ-ка лю-лю! И-о-на лю-лю!
ИОАНН. Со мной пойдёшь! Поняла? Со мной в Москву!
(Обнимает Лукерью.) Слышишь, девонька? Радость моя!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ13. ШКАТУЛКА НАСТЕНЬКИ Москва, царские палаты. Опираясь на посох, Мисаил сидит на лавке. Лукерья плетёт косичку. У её ног лежит небольшая шкатулка. МИСАИЛ (напевает). «Ой, да как мне быть, что делать, научи, Господь!
Богородица, да подскажи, да приласкай меня.
Приласкай меня да спой мне песню добрую…»
(Лукерье). На двор бы пойти тебе, побегать, позабавиться, а нельзя, не велено. Другая б давно норов показала! А царевне Лукерье для отрады надо всего ничего! Царевна ты?
Лукерья засмеялась, взяла Мисаила за руку, погладила его рукой свою косичку.МИСАИЛ. Вона как! Ай-да-ну, красавица!
ЛУКЕРЬЯ. Кра-са да-га!
МИСАИЛ. Сиротинушка! И государь наш по малолетству сироткою рос. Батюшка его помер, Ванятке сколь было? Годика три. Спустя четыре лета матушка преставилась. Народец шептал – отравили. Бояре над ним опекунствовали. На людях – лесть, а про меж собой – пинки да затрещины. Нарядят мальца по-царски, на трон посадят, а сами, с перепоя рыгая до поблёвывая, со смеху по полу катаются. Сгонят с трона, в чулан запрут – и сиди без еды и питья. Бывало, миску на пол поставят – жри, скотина этакая! Не знал я об этом. Случаем прознал, боярам тем анафемой пригрозил, проклятием вечным – не сразу утихомирились.
(Смахнув слезу, замечает шкатулку.) Это ж надо! Шкатулку назем чего бросила?
ЛУКЕРЬЯ. На-да-га ага!
МИСАИЛ. Подай-ка сюды!
Лукерья игриво отходит от Мисаила на пару шагов. Мисаил встаёт, идёт к шкатулке, поднимает её.МИСАИЛ. Ты уж, милая, не скачи егозой. Ноги мои, сама видишь, как ходят.
(Сев на лавку, рассматривает шкатулку.) Ныне государь не всех жалует, затворником на Москву вернулся… Кваску хочешь, девонька? А медку? А пряничка?
ЛУКЕРЬЯ. Ня-га не-ка!
МИСАИЛ. Велено ни на шаг от тебя не отходить. Я бы медовухи спробовал!
Лукерья садится рядом с Мисаилом, тянется к шкатулке.МИСАИЛ. Шкатулку-то не тряси. Открой. Дай, помогу. Ай, руки-крюки!
Лукерья суёт нос в открытую Мисаилом шкатулку, он в шутку бьёт её по лбу.ЛУКЕРЬЯ. Кэс-тя!
МИСАИЛ. Крестик! Золотой! Видала!
ЛУКЕРЬЯ. Кэс-тя!
МИСАИЛ. Серьги с камнями золочёными и вона чего. Настенькина шкатулка, покойной царицы Анастасии Романовны. Твоя ныне.
Мисаил помогает Лукерье приложить серьги к ушам. Лукерья достаёт из шкатулки зеркальце. ЛУКЕРЬЯ. Зе-ка-о!
МИСАИЛ. Зеркальце! Память от матушки государя нашего. Ванятка ещё младенчиком в колыбельке гляделся в него.
Лукерья смотрится в зеркальце.МИСАИЛ. Красота!
ЛУКЕРЬЯ. А-га да-га!
МИСАИЛ. Гребень, глянь, какой!
ЛУКЕРЬЯ. О-а-сы!
МИСАИЛ. Ваняткины завитки спутались. Ежели гребнем энтим провесть, думы сами собой по уму разложатся.
Лукерья подставляет голову, Мисаил проводит гребнем по её волосам. Лукерья целует ему руки.МИСАИЛ. Не балуй! Не балуй!
ЛУКЕРЬЯ. Ка-са-ва!
МИСАИЛ. И чего он в тебе углядел?
ЛУКЕРЬЯ (показывает, чтобы Мисаил ровнее держал зеркальце). А-га зе, да, ага?
МИСАИЛ. Любил он Настеньку! До беспамятства любил! Смиренна, набожна, красотой не обижена. Скажет слово – и не ответишь вопреки! Всем царицам царица была! Венчались на царствие – Иоанну шестнадцать годов, Настеньке на год меньше. Под венцом стояли чисто дети христовы – светлые, радостные!
(Закашлялся.) Бояре Настеньку с первых дней не взлюбили: из Захарьевых-Юрьевых она, не ровня царю! Так где ж ему было ровню сыскать! В честь отца её Романа прозывать их род Романовыми стали. Иоанн-то из Рюриков! Слыхала про таких? А Настенька – на царевича Фёдора глянь – есть в нём неземное от матери! Сколь ни женился опосля государь – всё не то!
ЛУКЕРЬЯ. И-о-на ге? Ге ца?
МИСАИЛ. Мне откель знать, где он! Сиди, говорит, с ней – я и сижу. И ты сиди, не егози!.. Вспылит, бывало, государь, подойдёт к нему Настенька, приобнимет, слово тихое шепнёт – и как не бывало царской злобы! Словом и делом наставляла государя на добродетель. Рукодельница была! Вышивает да напевает тихонечко!
Слушая Мисаила, Лукерья всплакнула.МИСАИЛ. Ты чего это, зачем?
Лукерья отвернулась, утирая слёзы.МИСАИЛ. Гляжу на тебя, а вижу её! Государевыми глазами вижу! Я ж его с малолетства нянчу! Ершист, с норовом, огрызается! Всё должно быть, как им задумано! А иначе как? Иначе на троне нельзя! Трон-то видела?
Лукерья кивает: да.МИСАИЛ. Неужто и присесть успела? Успела, нет?
ЛУКЕРЬЯ (хохотнув). А-га-да!
Мисаил собрал драгоценности, сложил в шкатулку, закрыл её. МИСАИЛ. Лет двенадцать, нет, тринадцать, прожили. Родила ему Анастасия Романовна шестерых деток. Анечка года не прожила, Машенька и того меньше. Евдокия преставилось – двух лет не было! Димитрий во младенчестве на тот свет ушёл. Иван с Фёдором, слава Богу, живы!.. Знать бы, откель беды ждать!..
(Держит шкатулку словно гробик.) Нашлись злодеи, ядом травили Настеньку. Занемогла царица, померла. Понесли её в Вознесенский монастырь, народ ко гробу с плачем кидался, пройти не давал! Иоанн за гробом шёл сам не свой! Схоронил он с Настенькой сердце своё счастливое! Солнце своё схоронил!
Лукерья замерла, по-иному взглянула на Мисаила.МИСАИЛ. С тех пор другим стал!
Лукерья кивает: нет.МИСАИЛ. Всё понимаешь, а сказать толком не можешь, девонька!
(Даёт шкатулку Лукерье.) Играйся!
Лукерья отталкивает шкатулку, Мисаил поднимает её с пола.МИСАИЛ. Дитё ты дитё!
Лукерья, потупив взгляд, наматывает косичку на нос, кусает её хвостик. МИСАИЛ. Ревнивица!
(Кладёт шкатулку на лавку.) Сердечко небось того?
Лукерья обнимает его. МИСАИЛ. Тяжко тебе на Москве? Вижу: тяжко! Поначалу летала от окна к окну, всё ждала его.
ЛУКЕРЬЯ. Аш-но!
МИСАИЛ (поглаживая её по волосам). Так и мне боязно! Другой раз государь осерчает – хоть беги! А ноги мои еле ходят.
(Шутливо дёргает Лукерью за косичку.) Тебе-то чего страшиться?
ЛУКЕРЬЯ (смутившись). Лю-лю.
Мисаил всплакнул. Лукерья достаёт из-за пазухи дудку.МИСАИЛ. Вона как! Чего это? Свирелька?
Лукерья даёт дудку Мисаилу, тот рассматривает её. МИСАИЛ. Сама смастерила?
Лукерья кивает: нет.МИСАИЛ. Кто же постарался?
ЛУКЕРЬЯ. И-о-на.
МИСАИЛ. Иоанн? Государь? Мальчонкой был, баловался, но чтоб ныне! Да как ловко!
(Начинает играть на дудке.) Глянь, чего! Вона как!
(Играет.) А ну-ка, попляши!
Лукерья встаёт, начинает танцевать, но тоскливо, оттого неловко, нескладно. Садится рядом с Мисаилом, затыкает дудку. ЛУКЕРЬЯ. И-о-на ге?
Мисаил не отвечает.ЛУКЕРЬЯ. Ге И-о-на?
МИСАИЛ (кладёт дудку на лавку). Так ить дела государевы.
Мисаил берёт шкатулку, встаёт. Лукерья вскакивает, хватает Мисаила за руку.ЛУКЕРЬЯ. Ум-у я! Ум-у!
МИСАИЛ. Чего?
ЛУКЕРЬЯ. Ум-у!
МИСАИЛ. Господь с тобой! Помирать собралась! И не думай!
(Взяв у неё дудку, кладёт в шкатулку. Даёт шкатулку Лукерье.) На-ко, твоё теперя всё, храни… Помирать! Все там будем!
Лукерья, прижавшись к шкатулке щекой, отходит, словно убаюкивает ребёнка.МИСАИЛ. Все предстанем перед Господом. Ждали конца света, судного дня – не дождались! Бог миловал. Другим стал государь. Ну, да Бог ему судья!
14. ЖУТЬ В ЗАБЫТЬИ Тревожно бьёт колокол. Скорчившись от боли, Иоанн лежит на полу. Из тьмы с бумагами в руках является видение Тимошки.ТИМОШКА. По изменному делу смертью казнить…
(Читает.) Новгородского архиепископа Пимена, дьяка Посольского приказа Ивана Висковатого, казначея Никиту Фуникова…
ИОАНН. Сил моих нет!
В луче света возникает плаха, рядом с ней – видение Генриха с топором в руках. ГЕНРИХ. Радость я видеть, мein кönig, русский цар.
ИОАНН. За что страдаю, Господи?
ГЕНРИХ (Тимошке). Сколько их?
ТИМОШКА. Сотни три без малого.
ГЕНРИХ. Всех на плаха?
ТИМОШКА. Всех!
Генрих врубает топор в плаху. Тимошка хохочет, пускаясь в дикий танец вокруг лежащего в забытьи Иоанна. ТИМОШКА. Помнишь, государь, на второй неделе по Пасхе Христовой, во вторник, поутру, в Китай-городе на Москве по указу твоему три сотни плах стояли? Народ был страхом одержим. Выехал ты на площадь на чёрном коне, в чёрном платье в окружении стрельцов, повелел по росписи людей казнить. Аль не помнишь?
Иоанн кричит, корчится от боли. ГЕНРИХ. О, мein кönig!
ТИМОШКА. Харитона, купца, помнишь?
Генрих вновь врубает топор в плаху. ТИМОШКА. Первым семерым головы срубили в миг! А восьмым лёг на плаху Харитон, купец. Здоровенный мужик, жилистый! Глянул он на царя…
ИОАНН. Молчи, сволочь!
ТИМОШКА. Да как заорёт!
ИОАНН (кричит). Молчи!
ТИМОШКА (кричит). Почто, государь, невинную нашу кровь проливаешь?
Генрих врубает топор в плаху. Тимошка склоняется над Иоанном. ТИМОШКА. Голову помнишь? Отскочила, кровью харкая! Харитон, обезглавленный, встал, да пошёл на тебя! Идёт, трясётся, кровь из него хлещет! Бежал ты! Первый раз в жизни бежал!
(Хохочет.) В палатах кремлёвских места себе не находил!
(В истерике катается по земле). ИОАНН (пытаясь подняться). Изыйди!
ГЕНРИХ. Не та ли площадь народ Красной прозвать за кровь?
Тимошка плюёт в лицо Иоанну. Генрих вновь врубает топор в плаху.ГЕНРИХ. О, мein кönig, русский цар!
ТИМОШКА. А потом… А потом чего?
Иоанн встаёт, с трудом идёт е Генриху. Тимошка увивается вокруг Иоанна.ИОАНН. Помиловал.
ТИМОШКА. Чего?
ИОАНН. Всех помиловать приказал.
ТИМОШКА. Со страху, с перепуга!
(Хохочет).ИОАНН. По совести.
ТИМОШКА. Чего?
ИОАНН. Всех помиловать! До единого!
Подойдя к Генриху, Иоанн падает. Тимошка валяется в истерике. Жонглируя топором, Генрих кладёт голову Иоанна на плаху. ГЕНРИХ. О, мein кönig!
Вдали бьёт колокол. Встрепенувшись, Тимошка встаёт и, поквохтывая, идёт вокруг Иоанна петухом. Выбирает, куда клюнуть Иоанна – в висок или в загривок. Так и не клюнув, радостно кричит петухом. Дрожит земля. Скачет в пламени адовом нечисть всякая – рычит, дыбом встаёт, глумится над Иоанном. Несёт дымом смрадным. Другой раз кричит петухом Тимошка – и понемногу расходится тьма. 15. МОЛЕНИЕ ВО ЗДРАВИЕ Удар колокола. Скорчившись от боли, Иоанн лежит на полу. Рядом с ним, в слезах стоит на коленях Лукерья: то дунет в дудку, то завопит от отчаяния.Вдали, в луче света Мисаил стоит в молитве.МИСАИЛ. Милосердный Боже, Отец, Сын и Святый Дух, в нераздельной Троице поклоняемый, призри благоутробно на раба твоего Иоанна, болезнию одержимого. Отпусти ему прегрешения, подай исцеление от хвори, возврати здравие, силы телесные и духовные. Господи, спаси и помилуй! Спаси и помилуй, Господи!
Тревожно бьёт колокол.16. ВИДЕНИЯ БОЛЕЗНЕННЫЕ Иоанн лежит на плахе. Поклёвывая с земли, петушком примостился рядом Тимошка. Из тьмы выходит Генрих. ГЕНРИХ. Обоз твой, мein кönig, под Рязань грабитель весь. Стража мёртвый есть. Петух кричать слышать? Адов крик!
Тимошка, поперхнувшись квохтаньем, замер. ГЕНРИХ. Кудеяр на Москва идти!
ТИМОШКА (встрепенувшись). Неужто объявился заново?
(Заглядывает Иоанну в лицо.) В народе сказывают, Кудеяр – царь истинный, а не ты!
Приподнявшись, Иоанн отпрянул от плахи.ГЕНРИХ. Кто есть верить!
ТИМОШКА. Не скажи! Кому – Кудеяр, а кому – в Покровском монастыре рождённый тайно великий князь Георгий!
(Иоанну.) Батюшки твоего и первой его супруги Соломонии Сабуровой сын!
ГЕНРИХ. Кто есть верить!
ТИМОШКА (Иоанну). Выблядок ты для него! Самозванец на троне!
Тимошка кричит петухом. Скорчившись от боли, Иоанн встаёт, пытается отдышаться.ГЕНРИХ. Пойти Кудеяр на Москва! Иоанн скидывать, царствие брать!
ТИМОШКА. Кто из царских детей старше, тому и на троне сидеть! А он старше!
(Смеётся).ГЕНРИХ. Не видеть никто Кудеяр! Есть он, нет он – кто знать!
ТИМОШКА. Сызмальства чай помнишь, кричали бояре – князь Василий на литовской бабе женился, по её навету будто нехристь бороду сбрил!
ИОАНН (корчится от боли). Молчи, ирод!
ТИМОШКА (кудахчет петухом). Как изволишь молчать?
ИОАНН (падает от приступа боли, кричит). Молчи!
ТИМОШКА. Бошку отруби, замолчу! Бошку отруби! Отруби!
Генрих вонзает топор в плаху. Вскрикнув петухом, Тимошка падает. Видение Генриха исчезает. Иоанн пытается приподняться. Бьёт колокол. В луче света возникает видение Лукерьи. ЛУКЕРЬЯ (напевает).«Ой, да самой до могилы путь не близок,
А другой раз два шага – и вся дороженька!
Ой, да где ж мне силы взять –
Да подскажи, Господь!..»
ИОАНН (привстав, напевает). «Как один орёл на небе царствует…»
ЛУКЕРЬЯ (напевает). «Как один среди зверья могучий, грозный лев…»
ИОАНН (идёт к Лукерье, напевая). «Как на море-акияне правит рыба-кит…»
ЛУКЕРЬЯ (напевает). «Так и ты един есть царь на всей Московии!..»
ИОАНН (напевает). «Ночи чёрные! И думы чёрные!..»
ЛУКЕРЬЯ (напевает). «Ой, придёт заря светлее светлого!..»
ИОАНН (напевает).«Ветры буйные – в душе сомнения!
Подскажи, как жить, как править, дева чистая!..»
ЛУКЕРЬЯ (напевает). «Не меня проси – проси у Господа!..»
Преклонив перед Лукерьей колено, Иоанн обнимает её.ЛУКЕРЬЯ (напевает).«Ой, да самого до счастья путь не близок,
А другой раз два шага – и вся дороженька!..»
Бьёт колокол. Иоанн падает. Видение Лукерьи исчезает. Тьма.17. ИЗ ЗАБЫТЬЯ Царская опочивальня. Склонившись над Иоанном, Тимошка приводит его в чувство. ТИМОШКА. Государь!.. Государь!.. То криком кричишь, то лежишь бездыханный! Слышишь меня?.. Господи, помилуй раба твоего…
ИОАНН. Гнида ты!
ТИМОШКА. Слава тебе, Господи!.. Лекаря почто прогнал?
ИОАНН. Я-то? Когда?.. Травит меня, гнида!
ТИМОШКА. Так ить все мы гниды, ежели рассудить.
ИОАНН. Жар у меня!
ТИМОШКА. Как есть жар! Во бреду такое нёс!
ИОАНН. С царём говоришь, бестолочь!
ТИМОШКА. С царём! Ну-кась, встанем!
ИОАНН. Сил моих нет.
ТИМОШКА. Ничего, прибудет силушка! Посиди, подыши малость. А я гляжу – уж не помирать ли государь вознамерился?
ИОАНН (показывая Тимошке кукиш). Отца Мисаила зови.
(Кричит.) Зови!
ТИМОШКА. Так ить, а Лукерью звать?
ИОАНН. Какую такую Лукерью?
ТИМОШКА. Так ить девицу. Аль не в памяти ты?
ИОАНН. Прочь гони.
ТИМОШКА. Так ить кого гнать-то?
ИОАНН. Всех гони! Всех!
Иоанн теряет сознание. Тьма.18. ВО ИСКУПЛЕНИЕ ГРЕХОВ В молитве стоит перед иконами протоиерей Мисаил. МИСАИЛ. Господи, владыка жизни и смерти, услышь меня! Рассуди, помоги, всемогущий! Дай сил рабу твоему, великому князю Московскому и всея Руси Иоанну, наставь на путь истинный. Сомневается он, – ой, сомневается! – оттого и болезнует. А нельзя государю в слабости быть! Ты всё видишь, Господи, всё знаешь. Подскажи, дай знак!.. То опришнина была, плахи да виселицы кругом, казематы да затворы монастырские по гроб жизни. А ныне – чего? Иноком, схимником, затворником из Москвы сгинул! С чем вернулся, зачем?.. Стар я стал, Господи. Не нужны ему наставления мои. Что ни сделаю, что ни скажу – всё впустую, всё тщетно! А кругом – лень, обман, непотребство скотское. Будет добрым царь, ласковым – сожрут, в миг единый проглотят, и выплюнуть нечего! Другой раз свирепствует так, что гореть ему не сгореть в геенне огненной! А ведь что ни делает – всё по воле своей и твоей! Господи, во искупление грехов наших помилуй нас, очисти от всякой скверны! Помоги довершить начатое! Господи, помилуй раба твоего Иоанна! Господи, помилуй! Господи, помилуй!
19. ГДЕ ОНО – СЧАСТЬЕ? Царская опочивальня. Со свечой в руке Тимошка склонился над Иоанном. ТИМОШКА. Богородица дева, молений наших не презри в скорбях!
ИОАНН. Дай... Света дай, света!
ТИМОШКА. Так ить вона! Сюды глянь!
(Иоанн стонет.) Ась? Чего?
ИОАНН. Дай.
ТИМОШКА. Так ить вона! Глянь! Аль не видишь огня-то?
ИОАНН. Дай.
ТИМОШКА. Да чего тебе? То водицы, то мякиша хлебного, то огня!
ИОАНН (кричит). Дай, сучий сын!
ТИМОШКА. Обделил Господь разумом!
ИОАНН. Руку дай.
ТИМОШКА. Чего?
ИОАНН (кричит). Руку дай! Да держи меня!
(Пытается подняться.) Держи, говорю!
ТИМОШКА. И не думай встать! Расхлебенешься рылом-то!
Иоанн с трудом встаёт. Оттолкнув Тимошку, смотрит по сторонам. ИОАНН. Который день так?
ТИМОШКА. Так ить…
ИОАНН. Который день?
ТИМОШКА. Третий.
ИОАНН. Врёшь, небось.
ТИМОШКА. Пятый.
ИОАНН. Сдохнешь – не хватятся!
ТИМОШКА. Не скажи!
Оба рассмеялись. ИОАНН. Умре государь – чего будет! Звон колокольный, пир на весь мир! Первым на радостях спляшешь!
ТИМОШКА. Я-то?
ИОАНН. Ты-то!.. Что за ночь без конца?.. И приидет божий рассвет… За что, Господь, обделил ты меня светом? Светом сияния твоего сохрани меня, отгони от меня…
(Тимошке.) Чего лыбишься, мудозвон?
ТИМОШКА. Помирал – лежал дитём малым!
Иоанн показывает Тимошке кукиш.ТИМОШКА. Велел лекаря гнать в три шеи – погнали! Отца Мисаила взашей!
ИОАНН. На кой ляд?
ТИМОШКА. Так ить не меня спрашивай – себя!
ИОАНН. Ещё чего было в забытьи?
ТИМОШКА. Жидов велел звать. Отвар чтоб варили.
ИОАНН. Я велел?
ТИМОШКА. Нет – я! Пришли, принесли отвар. Велели поить тебя. Деда твоего поминали. Расплодились при нём на Руси. И откель взялись! Коли поможет отвар, просили милости твоей. Дабы по образу деда не вешал их, не жёг живьём. А надо бы! Вконец стыд потеряли! Всё гребут под себя!
ИОАНН. Они одни разве гребут?
ТИМОШКА. А на кой усмехаются? Князь Владимир, креститель наш, мол рождён был жидовкой, и все Рюрики от него – ихней крови! И ты, государь!
ИОАНН. Полоцк не поминали?
ТИМОШКА. Поход твой? Сколь тогда жидов на Двине под лёд пустили, не считал?
Иоанн устало рассмеялся и неожиданно схватил Тимошку за загривок.ИОАНН. Не тычь мне в харю-то! Кому помирать, а кому жить – мне да Господу решать! На мне Русь-матушка лежит, мне за неё и ответ держать!
Иоанн бросает Тимошку на пол, тот отползает прочь. ИОАНН. Скажи там – государь обедать желает!.. Погоди! Мисаила вернуть!.. Чего в забытьи было?
ТИМОШКА. Девицу вернуть?
ИОАНН. Девицу?
ТИМОШКА. Лукерью. Аль забыл?
Пауза.ИОАНН. Ангел… Перед Казанью было. Явилась девица-ангел. Песню поёт, за руку берёт. Поставь, говорит, церковь в один миг, будет тебе всё, чего желаешь! Да как можно в один миг? Да разве смогу я? Хотел сказать, да не успел. Улыбается: «Захочешь – сможешь! Будет Казань твоя!» Нет, думаю, дай Казань взять – там хоть сто церквей поставлю! И опять сказать не успел, гляжу – знает она, девица-ангел, помыслы мои. Улыбается! А чему, отчего? Ничего не ответила мне, запела тихо так…
(Напевает.) Ой, да самого до счастья путь не близок…
(Плачет.) Только где оно, моё счастье?
Пауза.ТИМОШКА. Так ить чего с девицей-то?
ИОАНН. С ангелом?
ТИМОШКА. С энтой, с Лукерьей.
ИОАНН. Кто такая?
ТИМОШКА (кричит). Обедать государю! Обедать! Живо!
20. КАЖДОМУ СВОЁ На одной лавке сидит протоиерей Мисаил, на другой – Тимошка и Генрих фон Штаден. МИСАИЛ. Стало быть, молчит, государь?
ТИМОШКА. Который день слова не вытянешь. Перед иконами стоит, рыдает, стонет.
МИСАИЛ. Не зверствует?
ТИМОШКА. Не ест, не пьёт. Тише воды, ниже травы. Кабы чего с собой не сотворил!
МИСАИЛ. Грех сей тяжек. Не дай Бог!
ТИМОШКА. Ноги еле ходят, спину не разогнуть. С утра до ночи в молитве стоит.
МИСАИЛ. Сызмальства учил – крепи веру свою, окромя Господа не боись никого! С нами Бог и крестная сила, и святые угодники. Бедствия наши от нас же самих, от неверия нашего, от того, что любить не умеем, боимся. Тщетна вера христова без любви!
ГЕНРИХ. Радость слушать тебя!
МИСАИЛ. Понимал бы чего в человеке русском, басурман!
ГЕНРИХ. Я есть христианин!
МИСАИЛ. Православные мы – правильно славящие Бога! Грешны. Ну, а кто не грешен! Другой раз, бывало…
ТИМОШКА. Идёт! Чую – идёт!
Тяжело опираясь на посох, входит Иоанн. Генрих припадает перед ним на колено. ИОАНН. Без твоих поклонов обойдусь.
Иоанн подходит к Мисаилу. ИОАНН. Благослови, отче.
Мисаил благословляет его.ИОАНН. Голова словно не моя, спасу нет!
МИСАИЛ. Господь поможет, не оставит.
ИОАНН. Уж все слёзы в молитве выплакал. Где он – Господь-то?
МИСАИЛ. Мало я тебя по малолетству за ухо таскал: придут мысли дурные – ты их, Ванечка, не думай, прочь гони, за ними другие придут, добрые, их размышляй!
ИОАНН. Вот он я, бери. Хошь – за ухо таская, хошь – за волосья, хошь – за бороду. Не слышит меня Господь! В забытье по болезни лежал. Чего наговорил, чего натворил – кабы знать!
Мисаил обнимает Иоанна. Пауза.ИОАНН (Тимохе). Чего пялишься? Пошёл прочь, сучий сын!
Тимошка боязливо уходит. Генрих встаёт.ИОАНН (Генриху). Сядь. Я тебя звал, я и выгоню, ежели чего. Говори. У меня от отца Мисаила секретов нет. При нём говори.
ГЕНРИХ. Кругом измена есть, цар мой. Бояре измена мутить. Прикажи на плаха!
ИОАНН. Мало тебе крови?
ГЕНРИХ. Тебе мало есть кровь, мein кönig!
ИОАНН. Заставлял бояр друг за друга поручаться.
ГЕНРИХ. Мало есть!
ИОАНН. Да чтоб за одного двое поручались, а за тех двоих – ещё по двое, а за тех – ещё. Домами, деньгами, нажитым всем, жёнами, дочерьми, сыновьями чтобы клялись! Жизнями своими клялись!
ГЕНРИХ. Верить им нет возможность!
ИОАНН. Все грешны! Все в сговоре!
ГЕНРИХ. На Москва купцы сговор. Король Польша ездить. Просить его воевать Москва.
ИОАНН. Знаю! Без тебя знаю!
ГЕНРИХ. Голова рубить. Повешать надобно.
ИОАНН. Бог им судья!
ГЕНРИХ. Бог? Кто есть Московия Бог?
ИОАНН. Я от смертных дел удалился! На всё божья воля!
Иоанн, Мисаил и Генрих крестятся. ИОАНН (Генриху). Говори.
ГЕНРИХ. Turmuhr. Часы на башня Кремль московий не ходить, маховик менять.
ИОАНН. Давно?
Генрих кивает: да. ИОАНН. И ни одна тварь не озаботилась!
(Мисалу.) Ты чего молчал?
МИСАИЛ. Прости, государь, не обратил взор.
ИОАНН. А ты обращай! И мне доноси!
(Генриху.) Делать чего? Механик где?
ГЕНРИХ. Mechaniker Шлоссер просить цар… Aus Europa железо покупать.
ИОАНН. На кой ляд? Механик Шлоссер сам починить не могёт?
ГЕНРИХ. Нет, цар мой.
ИОАНН. Чего он могёт? Сам зачем не пришёл Шлоссер? Чего молчишь?
ГЕНРИХ. Говорить, ты злость был на он.
ИОАНН. Я-то? Когда это?
ГЕНРИХ. Болеть механик, бояться тебя.
ИОАНН. Ну, двинул в ухо. За дело двинул. Не убил?.. Чего с железом?
ГЕНРИХ. Spezialmetall надобность. И чертёж купить.
ИОАНН. Знаю я немчуру эту!
ГЕНРИХ. Я есть тоже немец, мein кönig.
ИОАНН. Тебе верю. Шлоссеру верю. А другим веры нет. Мастеров из неметчины выписываю, дома даю, денег сколь захотят, всего вдоволь, а они бегут назад словно крысы! Ты вот не бежишь и Шлоссер.
ГЕНРИХ. На Русь жить сложность. Das ist nicht Europa.
МИСАИЛ. Что же мы, по-вашему, звери лютые, поленья неотёсанные?
ИОАНН. Железо нам продаёте гнилое, чертежи прячете! Механики, лекари приезжают – сплошь мудозвоны! Из Ливонии посольские люди указ привезли: сенат ихний согласен пустить в Московию мастеровых людей, тех, что в Ливонии за ненадобностью – неумелых да старых!
ГЕНРИХ. Я не есть понимать логика.
МИСАИЛ. Хотят, чтобы Русь латинскую веру приняла.
ИОАНН. Кукиш им, хрена лысого! Боятся – освоят русские механику, наукам научатся, будут пушки лить, корабли строить, хлынут в Европию да под себя её подоймут! Ничего, мы хоть и лапотные, долго запрягаем, да быстро едем!.. Шлосеру скажи, помнит царь его науку и дела, ценит и к себе ждёт. Я ж его, ливонца, сколько лет тому в плен на Озёрах взял, повесить мог. Он мне клятву дал и клятве сей верен! Водовод, пекарня – всё его рук дело! Ваньке Фёдорову печатный станок тайно из Майнца выкрали, разобрали да железка к железке без всякого чертежа на Москве собрали. Кто собрал? Шлоссер! Славянские литеры в строки набирать Ванька Фёдоров у кого учился? То-то же! Писчим дьякам переписное дело дороже – сожгли печатню со станком и книгами. Убёг Ванька в Литву, будь она неладна! Там книги шлёпает и меня проклинает. Ну, да Бог ему судья!
Пауза.ИОАНН (Генриху). Говори.
ГЕНРИХ. Послы московские не есть галантны в Европия. Дело не знать. Себе цена знать. За подарки и талеры любить. Отстегнуть любить.
ИОАНН. Отстегнуть? Кишки выверну! Кто такие? Говори!
ГЕНРИХ. Каждый. Сам видеть.
ИОАНН. А не врёшь?
Пауза. ГЕНРИХ. Других людей иметь надо русский цар на служба.
Иоанн в гневе схватил Генриха за загривок. Выдохнув, отпустил его. ИОАНН. Знаю я, знаю! Откель взять-то других?
Пауза.ИОАНН. Нашёл ты мне среди твоей братии мастеров, чтобы корабли мне строили?
ГЕНРИХ. Schiffe? Корабли?
ИОАНН. И верных шкиперов! Нашёл?
ГЕНРИХ. Gefunden. Есть народ, мein кönig. Будут корабли.
ИОАНН (радостно обнимает Генриха). Ах ты, морда вислоухая! Ты уж сделай дело, я в долгу не останусь! Денег сколь надо, скажешь! Мне ждать нечего! Ступай.
Генрих уходит. Иоанн садится на лавку к Мисаилу, прислоняется к его плечу, как бывало в детские годы. МИСАИЛ. Гляжу я на тебя, Ванятка…
ИОАНН. И чего?
МИСАИЛ. Радуюсь! Откель задумки у тебя оные?
ИОАНН. Чай не от Сатаны! Будет Русь великой, державной! Верю, будет!
МИСАИЛ. Другой раз всуе не поминай рогатого!
ИОАНН. А не ты ли учил меня писать ему – Сатану иной раз умилостивить не худо бы! Чернилки красные подсовывал не ты ли?
МИСАИЛ. Бесу выскажись, глядишь – дров поменьше наломаешь!
ИОАНН. Ой, ли!.. Князь тьмы, оставь нас, людишек московских! На что мы тебе? Надо тебе – сожри меня, но не искушай! Падок я на гнев, на прелюбодеяние, страстен, унынием грешен, отчаянием, тщеславен! Так возьми меня разом, всего заглоти, аль оставь, обойди стороной! Чур меня, чур!
Пауза.МИСАИЛ. Бывало, стоишь в молитве пред иконами, спрашиваешь Господа, а ответа не слышишь. Говоришь ему, говоришь! Плачешь, рыдаешь! А в ушах словно ветер гуляет!
ИОАНН. Не слышит он?
МИСАИЛ. Всё слышит, всё знает. Отвечает не в ухо твоё, а в душу, в сердце. Ими услышь попробуй!
Иоанн плачет.МИСАИЛ. Тучи ныне кругом. Выйдет солнышко – и возрадуется душа. Где свет, там и тепло, и жизнь. Человече – хозяин души своей! Чай не с чужого плеча рубаха! Дождик крапает – в каждой капельке душа новая к земле тянется. Градом архангел Михаил души грешников о землю словно о камни бьёт. Снег метёт – старый стал, не помню, чего снегом с душами деется!
ИОАНН. Ты не помнишь, я и знать не знал... Вот скажи, присоветуй…
МИСАИЛ. Стар я советовать. На кой ляд тебе советы мои – всё ж по-своему порешишь! Сколь раз говорено было: утихомирься! Ты ж как назло – всё больше до жути охочь! Чай не язычники мы – кровушкой богов своих ублажать!
ИОАНН. Сколь уж не был я у тебя на исповеди!
МИСАИЛ. Вона как! Слёзы лить будешь, али совета спрашивать?
ИОАНН. Коли Бог всё видит, на кой праведников на страдания обрекает, а грешникам что ни попадя всё спускает с рук?
МИСАИЛ. Да неужто?
(Треплет Иоанна по загривку.) Уж не себя ли в праведники записываешь?
ИОАНН. А хотя бы!
МИСАИЛ. Ой, ли!.. Мы-то, грешные, на земле, а Господь где? На небе. Вот приидем в высь, и воздастся каждому… Дед твой строил Спасскую башню. А зачем? Предсказали ему: придёт Христос на землю судить нас последним судом, войдёт в Москву. А куды ему входить-то, Спасителю? Башня нужна, высоченная, во имя Спаса. А в Кремле Собор поставить надобно Успенский. В нём вершить свой суд Христос будет!.. Ждали мы второго пришествия, а не пришёл Иисус. То ли отложил суд, то ли пожалел нас, дал пожить ещё.
ИОАНН. Пожили.
МИСАИЛ. За всех-то не скажи!
ИОАНН. Так ить царь я!
МИСАИЛ. А не Господь Бог!
ИОАНН. Прозывают меня в народе…
МИСАИЛ. Злодеем, демоном! А тебе небось сахарку да медку хочется? С бабой-то когда полюбовничаешь, случалось, от боли кричишь, нет? Вот тебе и полюбовь!.. Залил землицу кровушкой, разделил на земщину и опришню – теперя плачешься! Может, и прав ты. Да только сказано в Писании: «Пастух стрижёт своих овец, но не сдирает с них шкур». Сходил в народ? Осмотрелся? К себе прислушался? То-то же!
Иоанн встаёт с лавки. ИОАНН. Благослови, отче.
МИСАИЛ (благословляет его). Неси свой крест и веруй!
Тяжко опираясь на посох, Иоанн отходит. ИОАНН. Утихомирился я, отче. На веки вечные зарок дал – никто от рук моих смерти не примет.
МИСАИЛ. Ни ты не вечен, ни я. Коли дал слово – держи... Вот ещё – вели сыскать на Москве да на двор к себе привесть…
Иоанн подходит к Мисаилу. МИСАИЛ. Болит у меня душа за неё!.. Девку Лукерью сыскать вели.
ИОАНН. Знать не знаю…
МИСАИЛ (кричит). Иоанн!
ИОАНН. Вот те крест – не знаю, не помню!
МИСАИЛ (смотрит Иоанну в глаза). В голове прореха – чай не на сердце дыра! За тебя, дурня, душа болит!
21. НИКТО НЕ СВЯТ Бьёт вдали колокол. Иоанн стоит в молитве. ИОАНН. Никто не свят, как ты, Господи! Святой ангел Христов, грозный воевода, помилуй меня, грешного раба своего Иоанна. Настанет пора прийти тебе за мной, грешным, отделить душу мою от тела – с радостью встречу тебя! Молю тебя, святой ангел, яви лик свой, взгляни на меня, да не устрашит меня приход твой. Дай мне время покаяться в согрешениях, отринуть от себя бремя тяжкое. Дай мне сил идти вослед тебе. Помилуй грешного раба своего Иоанна! Господи, помилуй меня! Господи, помилуй! Господи, помилуй!
22. МАРЕВО СОННОЕ Бьёт колокол один раз, другой. Из тьмы к Иоанну является видение Федьки.ИОАНН. Федька? Федька, ты?
ФЕДЬКА. Спи, государь, спи. Гляжу: болел.
ИОАНН. Откель глядишь?
ФЕДЬКА. Так ить с неба, откель!
ИОАНН. Не к добру, ежели мертвец во сне придёт.
ФЕДЬКА. Дураки в приметы верят.
ИОАНН. А которые не дураки?
ФЕДЬКА. Гляжу: болел ты, едва не помер. Грехи не пускают?
ИОАНН. Чего скалишься?
ФЕДЬКА. Я-то?
ИОАНН. Ты-то. Сгинь! Исчезни!
Федька рассмеялся.ИОАНН. Помер, а всё бродишь вокруг меня!
ФЕДЬКА. Не боись. Жив буде. Воротился на Москву, сел на престол. Сказать, надолго ли?
ИОАНН. Изыйди!
ФЕДЬКА. Сказать?
ИОАНН. По звёздам гадаешь, али как?
ФЕДЬКА. Знаю.
ИОАНН. Сгинь! Пропади пропадом!
ФЕДЬКА. Травят тебя исподволь мышьячком да ртутью. Кровью гниёшь? Воняешь? Ночами не спишь?
ИОАНН. Бомелий травит, лекарь?
ФЕДЬКА. Золотишком боярским ластится.
ИОАНН. Сколько мне ещё?
ФЕДЬКА. А сколь хошь?
ИОАНН. Говори.
(Кричит.) Говори!
ФЕДЬКА. Девять.
ИОАНН. Чего – девять? Дней девять?
ФЕДЬКА. Девять лет.
ИОАНН. Чего ж тянет лекарь? Чего сразу не отравил?
ФЕДЬКА. А ты покумекай!.. Живой ты им нужен, боярам. Слабый нужен, да не в Москве, а подале, чтоб сбежал куда-нибудь. Чтоб земля, народ, казна – чтобы всё под боярами было. Под себя гребут, всё под себя! Лишь бы хапнуть! Лишь бы брюхо себе набить! А землица русская заботы требует. Ты испробуй её на вкус, землицу-то – хороша! Нет другой такой! Любо землицу вскопать, зёрнышко вложить, холить его, лелеять. Бурьяну вокруг тьма! Гадов разных ползучих тьма! То дождь, то жар, то хлад, то ветер. Молись да трудись. То водицей, то потом, то кровушкой поливай – а иначе никак!
ИОАНН. Девять лет!.. Собирал я в пригоршню, в кулак земли разные, воевал, убивал, думы тяжкие думал.
ФЕДЬКА. Успеешь ещё!
ИОАНН. Вдесятеро больше Русь-матушка стала от края до края. Вдесятеро! Народ плодится. Худо жили – разве плодились бы?
ФЕДЬКА. Успеешь!
ИОАНН. Чего успею?
ФЕДЬКА (подходит к Иоанну, обнимает его со спины). Пьёт сыночек старший, царевич Иван? Ослабел по мужской части, оттого и бесится на своей половине, жену поколачивает. Помрёшь, кто править будет?
(Отходит от Иоанна).ИОАНН. Кто? Говори, кто?!
ФЕДЬКА. Младший твой, Фёдор.
ИОАНН. Блаженный?
ФЕДЬКА. Для кельи монашеской, не для власти рождён. Померли первенцы твои – Димитрий, Василий. Им бы править – не Ивану с Фёдором!
ИОАНН. Стало быть, не Иван – Фёдор опосля меня?
ФЕДЬКА. Помрёт царевич.
Иоанн перекрестился.ФЕДЬКА. Лет через шесть помрёт.
(Берёт посох Иоанна.) На тебя грех ляжет. Случаем ли, умыслом ли свара будет. То ли ты его, то ли сам он на посох твой налетит. Вот и весь твой грех. Этот весь. За другие грехи не скажу, этот – весь.
Иоанн перекрестился. Пауза.ФЕДЬКА. Грех на лавке сидеть государю. Молчать – грех.
ИОАНН. Как понять, чем люди живы?
ФЕДЬКА. А тебе и не понять. Ты – голова, они – руки.
ИОАНН. Нет, мил человек! Рядком пристройся да поживи с народцем малость хотя бы. Где палаты кремлёвские, а где Русь-матушка!
ФЕДЬКА. Ангел ты, как я погляжу, белокрылый!
ИОАНН (горестно рассмеявшись). Когда помру, отчего?
ФЕДЬКА. Шахматы где?
ИОАНН. Чего? Шахматы?
(Оглядывается).В луче света возник стол, на нём шахматы. ФЕДЬКА (идёт к доске). Белыми любишь?
(Поправляет фигуры.) Белыми кто не любит! Молчишь? Вот и будет: вспухнет горло от язв, зубы выпадут – слова сказать сил не станет! Засмердишь трупным духом так, что таскать пред тобою будут воду сладкую, пахучую. А всё одно – гнилью несёт от тебя!
ИОАНН. Чёрными ходи.
ФЕДЬКА. Так ить твой ход первый.
ИОАНН. Ходи!
ФЕДЬКА. Так ить белые у тебя!
ИОАНН (кричит). Ходи!
(Федька делает первый ход.) За меня ходи! Ходи, ирод!
ФЕДЬКА (делает ход за Иоанна). Волхвам с земли карельской не веришь? А чего ж велел привезти их, при тебе держать?
Иоанн идёт к шахматам. Федька делает ход.ФЕДЬКА. Али веришь?
Ход за ходом – играют. ИОАНН. Дурней слушать!
ФЕДЬКА. По звёздам ведомо. В восемнадцатый день марта месяца государь Иван Васильевич умре!
Иоанн замер. ФЕДЬКА. Утро в тот день будет ясным, светлым! Ни спина не болит, ни ноги. Трупом от тебя не несёт. Рот жевать может. Голос объявился. Отобедаешь, пошлёшь человека за волхвами. Плюнуть в них захочется! Да на куски порвать за враньё их наглое! А они стоят, страха в них нет.
ИОАНН. Солнце ещё не зашло.
ФЕДЬКА. Сказали и ждут. А чего ждут? Смерти своей? Твоей смерти?.. На закате решишь ты в шахматы сыграть с Родькой Биркиным…
Иоанн кричит диким криком. Видение Федьки исчезает. Пауза.ИОАНН. Люди божии, благочестные, помолитесь обо мне! Ежели тело моё мёртвое, на землю поверженное, душа моя, имя моё, смрадом овеяны будут, помолитесь обо мне ангелу смертоносному, да проведёт он душу мою сквозь все двадцать мытарств в пристанище тихое!.. Господи, не предай меня, грешного, тлению! Взываю к тебе! Нет никого милосерднее тебя, справедливее в исправлении! Направь душу мою на путь вечный! Господи, помилуй меня! Господи, помилуй! Господи, помилуй!
23. ОДИНОКИЙ ПУТЬ Сверкнула молния, ударил гром, обрушился ливень. Наперекор стихии идёт, опираясь на посох, Иоанн. Дождь сменяется снегом. Всё труднее идти Иоанну. В вихре снежном возникает видение Лукерьи, радостной, светлой, танцующей словно птица в полёте. Не дойдя до Лукерьи, Иоанн падает.24. МОЛЕНИЕ К БОГОРОДИЦЕ Протоиерей Мисаил стоит в молитве. МИСАИЛ. Пресвятая Дева Богородица! Сиротам кормилица, обижаемым помощница! Слаб человек, плотью немощен, духом нестоек, в сомнениях разум. Воля подчас хуже неволи! Пресвятая Богородица, даруй рабу твоему, великому князю Московскому и всея Руси Иоанну избавление от грехов его! Божия Матерь Пречистая, всех ты спасаешь и милуешь. Помилуй грешного раба своего Иоанна. Сил нет, а нужны ему силы! Будь заступница ему и помощница, помоги, помилуй его!
25. АНГЕЛОВА СМЕРТЬ Царские палаты. Диким криком кричит Иоанн. Из сумрака с мёртвой Лукерьей на руках к нему выходит Тимошка, кладёт её на пол. Сотрясаемый дрожью Иоанн идёт к Лукерье, садится рядом, трогает рваное, в крови и грязи платье, горестно смеётся сквозь слёзы. Стоявший в молитве, Мисаил поднимается с колен. МИСАИЛ. Кто её?
(Кричит.) Кто?
ИОАНН (напевает). «Ой, да самой до могилы путь не близок…»
МИСАИЛ (кричит). Кто?
ТИМОШКА. Так ить кто ж знает!
ИОАНН (напевает). «А другой раз два шага – и вся дороженька!..»
МИСАИЛ (хватает Тимошку за шкирку). Кто?
ТИМОШКА. Так ить мало ли!
ИОАНН (напевает). «Ой, да где ж мне силы взять…»
МИСАИЛ. Кто посмел?
ИОАНН (напевает). «Да подскажи, Господь!..»
ТИМОШКА (на коленях ползёт к Иоанну). Найду! Землю рыть буду, а найду! Не казни, государь! Дозволь!..
(Давится слезами.) Дозволь!.. Дело сделать!..
ИОАНН (отрешённо). Так уж наделали делов... Кто насильничал? Убивал кто?
ТИМОШКА. Так ить девка по-всякому хороша. А ежели шалая да с придурью, так и вовсе!
ИОАНН. Да я ж тебя заживо сожру!
ТИМОШКА. Найду, кто! Узнаю! Из-под земли достану!
Иоанн с криком бросается на Тимошку, валит его, душит посохом. Опираясь на посох, встаёт, долго не может отдышаться. МИСАИЛ. Господи, прости и помилуй!.. Все на Страшном суде предстанем. Многого ль ты ждал от нас, Господи?
ИОАНН. Многого ждал, непосильного.
(В слезах идёт к телу Лукерьи.) Зачем ему девица? Зачем душа невинная?
(Садится, обнимает Лукерью, у которой из-за пазухи выпадает дудочка. Плачет). МИСАИЛ. В тот год на Пасху дворовый твой человек, мальчонка лет четырнадцати, – уж не помню, как звали его! – в небо лететь собрался! Белобрысый, худенький – птенчик! Ты постарше, тебе годочков шестнадцать. Рассказал ты ему о летучем человеке Икаре: мол летают люди не только во сне. Могут летать! Могут, будь на то воля божия да ветер попутный! Птенчик этот – ко мне: разве бывает такое? А я чего – с царём спорить буду? Слыхал, говорю. Про Икара слыхал. Сам во сне летал пару раз. Во сне!.. День, другой, третий. Собрал он перьев разных, смолой слепил, на плашку деревянную посадил, верёвки к спине приспособил. И объявил на дворе: на Пасху во славу Господа полетит птицей небесной! Во славу Господа!.. Всего ничего как венчали тебя с Настенькой, с Анастасией Романовной. Всюду ты с ней! Взгляда от неё не отводил! А уж как она на тебя глядела!.. Благословил ты мальчонку во славу Господа, царица благословила, я благословил. Стоял он на колокольне вот такусенький, махонький! Кричал нам оттель чего-то радостное! И ведь полетел! Полетел!.. Где-то там, на пригорке, упал. Рёбра вспучились, нога болтается, а сам лежит, смеётся! Лекарь твой над ним хлопочет. Ты радуешься! Царица от счастья плачет! Любо-дорого вспомнить!.. К вечеру приехал Владыка Феофан, велел птенчика нашего вздёрнуть на дыбу, да выпытать у него, дьявол его надоумил, али ведьмы какие на дело богопротивное. Птицам летать дозволено да ангелам – и никому более! Хотел было я вступиться – так Владыка на меня посохом! Струхнул я, обделался. Пошёл Владыка к тебе. Каких тебе песен напел, не знаю, но и ты, государь, струхнул по молодости: подсунули бумагу, махнул ты подпись – и прощевайся с жизнью! Четвертовали мальчонку – голову отрубили, руки, ноги! Свиньям по кускам бросили на съедение! Отлетался человече!
Обнимая мёртвую Лукерью, Иоанн осеняет себя крестным знамением.Занавес._________________________________________
Об авторе:
АЛЕКСАНДР ИГНАШОВ Кандидат филологических наук, член Союза писателей России, Союза театральных деятелей России. Руководитель секции современной драматургии Самарского отделения СТД РФ. Окончил Литературный институт им. М. Горького (семинар драматургии В.С. Розова, И.Л. Вишневской). Живёт в Самаре. Театральный критик, член жюри областного профессионального конкурса СТД РФ «Самарская театральная муза» (2016, 2017, 2018, 2020 годы), член жюри межрегиональных театральных фестивалей «Волга театральная» (2019 год), «Время театра (2018 и 2021 годы). Пьесы побеждали в конкурсах драматургии «Авторская сцена», «Армия России: война и мир», «ЛитоДрама», «Читаем новую пьесу», «Время драмы», «Майские читки», «История.DOC», «Мелодрама. Заявка на творческий проект» входили в шорт-листы Международного Волошинского конкурса, конкурса драматургии «Свободный театр», конкурса монопьес Российской Государственной Библиотеки Искусств. В 2014-2020 годах пьесы «Стояние Зои», «Напутственные таинства», «Нюрнберг. Скамья подсудимых», «Страсти по самозванцу», «Крапива» публиковались в журнале «Современная драматургия». Спектакли по пьесам «Особые люди», «Стояние Зои», «За что я всё помню?», «Чудо моё особенное», «Разве я не любила тебя?», «Рождество. Начало пути», «Гончарный круг», «Легенда о Тарасе (К Божьему порогу)», «Интимные отношения», «Вакханалия страсти» («Бунин. Тёмные аллеи»), «Соло на два голоса» поставлены в драматических театрах Москвы, Стокгольма, Берлина, Смоленска, Перми, Липецка, Новокуйбышевска, Сызрани, Орска, Бугуруслана, Уссурийска, Губахи, Ирбита и в Тольяттинском театре кукол.
скачать dle 12.1
