ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 217 апрель 2024 г.
» » Татьяна Сорокина. ФРИНЖ-ПРОГРАММА ЛЮБИМОВКИ–2021. ЧТО МЫ ЗНАЕМ О НЕЙ СЕЙЧАС?

Татьяна Сорокина. ФРИНЖ-ПРОГРАММА ЛЮБИМОВКИ–2021. ЧТО МЫ ЗНАЕМ О НЕЙ СЕЙЧАС?

Редактор: Серафима Орлова





А ничего мы о ней не знаем.
Кроме того, что заявленная тема – “В поиске границ”, кураторов в этом году – шесть (отряд потерял бойца в лице бесподобного выдумщика и художника Жени Сташкова), и они, честно говоря, не очень разговорчивы. Почему? Нам тоже интересно. Вероятно, не хотят портить саспенс зрителям, которые в среду, 8 сентября 2021 года придут к Другой сцене театра «Современник», чтобы насладиться (или огорчиться) читками фринж–программы.

Читок будет четыре  – по числу отобранных в этом году пьес. Выбором кураторов стали Анастасия Василевич из Минска с её текстом «IS MY RAVE», Ольга Казакова из Москвы и её «Ю-Ноу-Ху», Артём Материнский с «И.,9 лет» и Зухра Яникова с «Опытами с шифром Виженера» – оба тоже москвичи. Нам очень хочется познакомиться с текстами финалистов, подвергнуть их анализу и поделиться с вами впечатлениями – как объективно–филологическими, так и субъективно–зрительскими. Но, к сожалению, в открытом доступе мы нашли, кажется, только один.  Почему? Нам тоже интересно. Вероятно, “любимовцы” не хотят портить саспенс зрителям, которые в среду, 8 сентября… ну вы поняли. 

А пока сентябрь ещё даже не начал гореть, а критики – плакать, давайте послушаем тех кураторов, которые пожелали написать нам о том, что за тенденции они увидели на этапе отбора и что нас ждёт в этом году.

Если коротко: текст фринж–пьесы в 2021 году самодостаточен, силён и независим [от театра], даже если там не упоминается 40 кошек, полифония – это круто, обычный русский язык – круто, но в нём очень тесно, как в туфлях при варикозе, поэтому давайте говорить языками ангельскими, но и любви иметь, или вообще язык переизобретём, а то чего он, историю можно переписать не только для учебника, но и для пьесы, а главное – текстов выбрано мало не потому что ридерам ни черта не нравится или им лень, а потому что 8 сентября они будут в супертельняшках! Не ридеры, тексты. Хотя кто знает.

Если длинно, с цитатами и рефлексией: 

Оксана Мороз, исследователь цифровой среды и блогер:
– В этом году на конкурс поступило более 750 пьес. Я не могу сравнивать это количество с прошлым годом, поскольку первый раз выступаю ридером фриндж-программы, но интуитивно мне кажется, что это большая цифра. Она говорит о довольно интенсивном поле молодой драматургии, где до сих пор остается место как текстоцентричным повествованиям, так и экспериментам с визуальностью, звуком, организацией данных. Интересно это сосуществование довольно традиционных по форме и иногда банально сделанных «нечитабельными» текстов; или злободневных, повесточных нарративов и тех, погрузиться в которые можно, освоив какие-то фундаментальные точки сборки культуры (например, латынь, древнегреческий или двоичный код). Такое соседство, на мой взгляд, говорит о поиске голоса, который обладал бы какой-то уникальной ценностью, на экзистенциальном уровне понимаемой «всеми».

Конечно, такого всепонятного ангельского голоса не бывает, однако каждая из удавшихся пьес старается нас убедить, что выбранный регистр, символическая система – это «то, что надо». Пьесы, в которой запечатлен городской променад-интервенция, требующий путешествия по местам боли, доказывают, что говорить, например, о личной травме можно только так. Так – бережно. Другие пьесы, где жизнь показана списками и таблицами, пытаются рассказать о бренности бытия, о вечных спорах с собой и со смертью, в которые мы обязательно попадаем. Так – правдиво. Третьи спорят со временем – как будто можно перепридумать странные то ли лихие, то ли свободные 90-е, или то ли пандемийные, то ли авторитарные 20-е. Так – принципиально важно. Эта борьба за голос понятна и актуальна, авторы сражаются с самим бытием за право высказаться. Между тем, источником борьбы здесь оказывается, прежде всего, человеческое – только мы сами, очерчивающие именно такое сущее.

Мне думается, что обнаружить правоту и витальность в одном голосе, в одном медиуме совершенно невозможно. Поэтому для меня наиболее «говорящими» оказываются такие произведения, где звучат, мерцают разные медиумы. Причем совершенно не обязательно в полифоническом содружестве, можно – контрапунктом. Если мы различаем эту работу разных символических и жестовых систем, то можем увидеть полиакторность, полисубъектность мира. Навык такого видения особенно полезен, когда нас пытаются убедить в монохромности бытия. А оно же никогда не переставало пестрить. 

Андрей Жиганов, режиссёр, сценарист и драматург:
– Когда мы говорим о драматургии, мы предполагаем определенный контекст, дискурс - грубо говоря поле, в котором находится предмет. Поле драматургии, имеет динамичные границы и циклы. Границы определяет дискурс. Циклы – контекст и время. Со временем поле драматургии превратилось в что-то неотъемлемое от поля театра. И пьеса перестала восприниматься как отдельное, автономное произведение. Говоря о fringe–драматургии, мы выходим из этого негласного правила. И, безусловно, признаём, что текст предназначен не только для постановки. Такой текст автономен, закончен или самореферентен. Таким образом fringe выходит из поля общепринятой драматургии и стремиться к тому, чтобы найти себя в собственном поле. И, возможно, никогда не пересекаться с полем театра. Само понятие театр расщепляется на два означающих: есть два театра – тот, о котором мы говорим, и тот, в котором мы находимся. Поле fringe–драматургии стремится взаимодействовать с полем второго «театра». Тогда же как общепринятая драматургия взаимодействует с первым. Здесь и находиться развилка, начиная с которой «театр» и fringe–драматургия начинает идти параллельно в две абсолютно отличные стороны. Fringe-драматургия, это инструмент для работы с ещё не известным и полностью отличным «театром». На данный момент, можно говорить о нескольких разновидностях этого инструмента: структура, форма, объект. Наша задача - находить и открывать эти инструменты. Например, структура, помещённая в поле «театра, в котором мы находимся» это инструмент, препарирующий саму ткань видимой «реальности». Активист, располагающий своё тело на площади, это fringe драматургия, где автор представляет своё тело, как объект, превращаю локальный контекст в одно сплошное случающееся на протяжение всего действия событие. Fringe драматургия - это событие, которое случается на территории «нашей реальности».

Полина Пхор, театровед:
– Мои впечатления от фринджа связаны с проблемой возможности проектирования поиска «нового». А также с вопросом: сохраняется ли современная драматургия обособленной в контексте взрыва междисциплинарного искусства или же периодически драматургия может становится его частью? И как тогда обособить текст от проекта? В этом году мы выбрали меньшее количество пьес, зато глубже и дольше будем с ними работать. А действовать планируем сразу по двум направлениям. С одной стороны — продолжать выискивать что-то совершенно нам неясное, непредсказуемом, что подсказывает собой новые театральные решения. С другой — поддерживать новые тенденции, которые намечаются в драматургии на наших глазах и выстраивать вокруг них лабораторную среду.

Что дальше?

Мы идём в “Современник” и будем искать границы вместе с авторами, ридерами, зрителями и кураторами. Если вы в Москве – приходите тоже. Если вы не в Москве (и даже не в Серебряных Прудах или Туле, чтобы прыгнуть на электричку или поезд и притаранить сюда) – ждите нашего дальнейшего разбора пьес и их подачи! До сентября!

Ах, стоп.
Мы же сверху писали, что нашли один текст.
Это «Опыты с шифром Виженера».

Хочется назвать эту пьесу “игра с расширением границ языка”, но в том и дело, что это не игра.
Ставя в центр своей маленькой пьесы острую ныне (нет, мы не скажем – “хайповую”) фемповестку, вторя греческому хору голосов эпохи #MeToo, авторка делает воистину потрясающий социальный жест.

Она создаёт безопасный язык для жертв насилия

Вы когда-нибудь задумывались, почему жертв насилия, особенно детей, просят показывать и рисовать многие вещи, но не рассказывать о них? (Я сейчас имею в виду – в цивилизованном обществе, а не в том, где “убьют – приходите”, “родилась – виновата”.)

Потому что есть вещи, для которых нет безопасного языка 

Безопасного для жертвы

Я знаю это, потому что я много раз в кабинете психолога испытывал это чувство: ты хочешь сказать – и как будто налетаешь на ледяную стену
Ужас – от того, что тебе не поверят
Ужас – от того, что тебе поверят
Ужас – от того, что говоря что–то, ты впускаешь это в мир и признаёшь это окончательно случившимся
Ужас – что услышавший это расскажет другим
На эту тему замечательно высказался кинематограф – лентой “Говори” с Кристен Стюарт, о девушке–художнице, которая пережила насилие и не может говорить. Если задуматься, сказка про “Элизу и диких лебедей” – о том же.
Часто для жертв абьюза доступным языковым средством является селфхарм. Каждый порез на теле – зашифрованный сигнал “мне больно”

Но авторка пьесы предлагает иной способ: когда она понимает, что русский язык страшен, бесчеловечен, неумолим, а потом и вовсе отказывается работать [“Блядь? Это я? Может, я шлюха по натуре? Я грязная, я гнилье потасканное <.....> но и не скажу, что меня прям изнасиловали, понимаешь? <.....>Только никому не рассказывай, ладно?], она создает другой язык – из таблицы Эксель, шифра Виженера, хокку, французских слов, аграрных терминов, говна и палок, неважно чего – главное, что у неё получается язык–костыль для проработки травмы “абсолютно любой женщины”, который даёт ей в руки другая “абсолютно любая женщина”

Этот текст – как  раз тот самый, не для подмостков, а для глаз, он может счастливо и полноценно жить без театра, как женщина – без мужчины, как жертва – без чувства вины и онемения

И если вам по прочтении этого текста захочется сказать #MeToo или пересмотреть документальный фильм Women (2020), или позвонить своего психотерапевту и сказать ему, что вы поясните ему кое-что при помощи таблиц – СДЕЛАЙТЕ ЭТО.

Если все пьесы фринжа будут так же хороши, как эта – это будет отличный фринж.







_________________________________________

Об авторе:  ТАТЬЯНА СОРОКИНА 

Татьяна Сорокина (настоящее имя - Татьяна Александровна Рыжкова) - родился 10.07.1991 года в Омске, с 2016 года живет в Москве. Поэт, драматург, художник, журналист, глобалист. В 2020 году был участником Лаборатории Новых Медиа Винзавода. Автор НОЖа. Исследователь современного искусства и постдрамы. Автор проекта @dramynet о современном театре.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
757
Опубликовано 31 авг 2021

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ