Дикое чтение Ольги Балла-Гертман(
все статьи)
Перед нами — книги, представляющие собой разные способы высказывания о литературе. Два высказывания — авторские: одно — о словесности русской, по большей части, хотя и не исключительно, современной; второе — о поэзии: вообще, как о типе отношения к миру и работы со словом. И еще одно — коллективное, многоголосое, со многих разных позиций — и опять же о современной русской словесности (что предопределено самим замыслом премии, работы финалистов которой включены в обозреваемый нами сборник: эта премия — в принципе о том, что пишется в России по-русски здесь-и-сейчас). Думая, в каком бы — неминуемо иерархическом — порядке выстроить разговор об этих книгах, ваш покорный обозреватель пришел к такому решению: от высказываний более-менее ситуативных, то есть — описывающих актуальную литературную ситуацию с ее процессами — к принципиальному, касающемуся того, ради чего и в свете чего пишется, читается и думается вообще все.
Все это дает повод задуматься над разными возможными форматами высказывания о литературе, разным ракурсам взгляда на нее, среди которых критика как таковая — пусть не единственная, но, пожалуй, все-таки главная. Центрообразующая.
Неистовый Виссарион: сборник статей финалистов Всероссийской литературно-критической премии «Неистовый Виссарион» / Свердловская областная универсальная научная библиотека им. В.Г. Белинского; ред. Е.В. Соловьева. — Екатеринбург, 2024. — Вып. 5.В очередном, пятом — уже и юбилейном — сборнике материалов Всероссийской литературно-критической премии «Неистовый Виссарион», учрежденной пять лет назад в Екатеринбурге, но удерживающей в поле зрения происходящее в российской литературной жизни в целом, помещены не только — как предписывает уже сложившаяся традиция — статьи и рецензии победителя, призеров и финалистов премии 2023 года, но и тексты, подводящие некоторые итоги пятилетней работы. Прежде всего, это открывающая сборник статья Анны Кузьминой «Неистовый профессионализм», в которой анализируется не только путь, пройденный премией за эти годы, и критерии выбора победителя (с критериями все просто: главный из них — профессионализм. Интересно, какие еще?..), но также, что и того интереснее, типы критических темпераментов и позиций. Кроме того, замыкает сборник «Постпремиальная летопись за пять лет» Евгения Иванова — секретаря и члена жюри «Неистового Виссариона» и автора самой его идеи, — сборник в сборнике, составленный из репортажей автора о каждом из вручений премии, публиковавшихся ежегодно в журнале «Культура Урала».
В целом пятый сборник получился довольно репрезентативным — и в смысле анализа в нем очень разных сторон, уровней и явлений современной русской словесности, включая и критическую мысль (обладатель приза «За творческую дерзость» Кирилл Анкудинов жестко, но конструктивно высказывается об «увесистом томе <…> статей и рецензий шести авторов, объединившихся в группу “новые критики”», а получивший специальный приз «Перспектива» Борис Кутенков рецензирует сборник Сергея Костырко «Критика-2»), и филологические исследования (лауреат 2023 года Виктория Шохина в вошедшей сюда статье критически рассматривает литературоведческую книгу: сборник статей и архивных публикаций филолога и переводчика Андрея Бабикова «Прочтение Набокова. Изыскания и материалы»), и в смысле разнообразия представленных в нем форматов высказывания: помимо критических статей и рецензий, сюда вошло также (авто)интервью, которое шорт-листер прошлогоднего «Виссариона» Александр Марков взял у самого себя, обсуждая с этим достойным собеседником поэзию Василия Бородина и создав тем самым плодотворный критический жанр (прямо даже есть резон им воспользоваться, — очень подходит для осмысления сложных литературных явлений, к которым не сразу знаешь, как подобраться, и хочется понять сам процесс своего понимания).
В сборнике много нетривиальных текстов о современной поэзии, иные из которых перерастают пределы критики, тяготея, скорее, к литературоведению, — такова статья — куда более исследовательская, чем критическая — Андрея Таврова «О категориях сильного и слабого в поэзии Парщикова», и вообще расшатывают сложившиеся жанровые рамки, как упомянутый монодиалог Александра Маркова о Василии Бородине и аналитический некролог (автор такого определения не дает, но оно напрашивается) Татьяны Щербины Александру Еременко «Ты взял меня из схемы мирозданья». Чистая критика здесь — большая статья Владимира Козлова «Эскапизм современной русской поэзии 2022 года».
Интересно, что сборник получился еще и полемическим внутри себя: чистой волею судеб под его обложкой оказались два (идущих почти сразу друг за другом) текста очень разных — и по поколенческой принадлежности, и по темпераменту, и по устройству интеллекта — критиков об одной и той же книге — о романе Виктора Ремизова «Вечная мерзлота». Михаил Гундарин в короткой рецензии «Сериальная мерзлота» оценивает его как, скорее, неудачный («Попытка создать роман в стиле “как у Анатолия Иванова, но с бедными зэками и злым Сталиным” ему [автору. — О.Б-Г.] не удалась, возможно, просто в силу несовпадения с творческим темпераментом <…> здесь не “большой стиль” и не “большая книга”, но пухлая (1000 страниц) книжка Впрочем, способная увлечь иных читателей, любящих по старинке окунуться в длинную прозу с головой»), а Ирина Роднянская посвящает роману подробную, основательную статью, в которой внимательно анализирует его с христианских позиций и оценивает очень высоко: «…долгую жизнь этой книге обещает не только то, что она с отважной настойчивостью предложила нашему обществу заново узнать о себе уже задвигаемую в шкаф со скелетами правду <…> Она, книга, останется жить и тем, что поставила перед глазами читателя чудо Творения, каким явлен воссозданный в слове восточносибирский край, — и показала хрупкую зависимость этого чуда от доброй и злой воли человека». Право, задумаешься и о том, что достоинства книги в значительной степени — в (проявляющих ее) глазах читателя.
А кроме того, примечательно, что впервые за все годы работы премии лучшей — в огромном конкурсе: 61 номинант, 13 шорт-листеров — в 2023-м была признана статья, посвященная нехудожественной книге (Шохиной — о Бабикове), да притом скорее отрицательная (организаторам премии не раз приходилось выслушивать упреки в том, что-де лауреатам недостает неистовости, а их статьям — полемичности. Неистовства у Шохиной, правда, никакого, — бесстрастный, ясный, взвешенный и точный анализ, но оно и к лучшему). На мой взгляд, это еще одно свидетельство расширения «виссарионовских» рамок.
Елена Сафронова. Улица с фонарями: Книга критических статей. — Рязань: ИП Коняхин А.В. (Book jet), 2023.Свой взгляд на русскую словесность, большею частью — актуальную (но не только), Елена Сафронова, прозаик и литературный критик, выстраивает кинематографически: от общих планов — к крупным. Авторское внимание движется от больших панорам современного (2010–2020-х годов) литературного процесса, обзоров его тенденций — к рассматриванию и анализу отдельных персон и их персональных проектов — монологическому и диалогическому.
В книге (почти) нет планов совсем крупных — анализа отдельных текстов; но это и понятно: сюда включено то, что имеет отношение к мышлению связями и закономерностями. Портреты отдельных авторов и интервью с ними — тоже мышление связями, закономерностями и обобщениями. Отчасти анализом отдельного текста можно назвать статью «“Зулейха” равно “Асан” 2.0», но там речь не столько о том, как устроен роман Яхиной (хотя оценка его, сдержанно-жесткая, есть), сколько о его восприятии читательской аудиторией).
В соответствии с типами взгляда и его направлениями в книге четыре части. Первая, «Процессы», посвящена большим тенденциям. Тут впечатляет не только многоохватность авторского взгляда, но и то, что автор предисловия к книге, Михаил Хлебников, назвал «здоровой всеядностью» и отказом делить литературу на «высокую и низкую», а я бы назвала, скорее, принципиальной цельностью: стремлением учитывать если и не все мыслимые уровни творящегося в литературе (точно нет), то, по крайней мере, основные из них — с ясным пониманием того, что это все-таки разные уровни — и удерживать таким образом в поле зрения нечто приближающееся к цельной картине. В центре такой картины оказывается прозаический мейнстрим — разговор начинается с русской прозы «в том ее сегменте, что выходит в центральных издательствах, распространяется через книжную торговлю, доступен максимальному кругу читателей, то есть наиболее репрезентативен», — и в целом, помимо разве включенных сюда же текстов о писательских биографиях и о книгах двух современных критиков (в общем, это тоже о тенденциях), рассматривается здесь литература по большей части массовая.
«Персоны» второй части книги — поэты (один из них, Бунин, который еще и прозаик, анализируется здесь только в связи с его «весьма радикальными» высказываниями о современных ему литераторах), и среди них ни одного ныне живущего — все это если и не сплошь классики (как Лермонтов и Бунин), то, по крайней мере, авторы с устоявшимся культурным статусом: Светлов, Винокуров, Рубцов. Очень любопытна третья часть, «Провинциальный бинокль», она тоже о поэтах: тут Сафронова открывает читателям своих земляков-рязанцев — Владимира Доронина (1935–2002), «неизвестного русского поэта», и Александра Архипова (1935–2001), «одного из крупнейших лириков есенинского края, искреннего и талантливого продолжателя есенинской работы с образами». Четвертая часть, «Прямая речь», — интервью с ныне здравствующими: с поэтом Александром Городницкий, с одним из авторов «современной саги о космосе» (детективной) Сергеем Литвиновым, с прозаиком Ильей Кочергиным и с биографами: Фазиля Искандера — Евгением Поповым и Михаилом Гундариным и Вениамина Каверина — Владимиром Новиковым.
Итак, у автора заметна — и совершенно нормальна — некоторая избирательность при построении цельной картины литературного процесса. Чего тут точно нет, это сложной интеллектуальной прозы и сложной же, проблематичной, ломающей сложившиеся ходы высказывания и восприятия новейшей поэзии (а также, за исключением главы о детективном «импортозамещении», не рассматриваются переводы). Сафроновой как критику интересны в основном устоявшиеся формы литературного высказывания, обеспечивающие культурную преемственность и культурную (а с нею ведь и психологическую) устойчивость, — скорее, норма и равновесие, хоть бы и динамическое, чем проблематизация основ. Кажется, именно это стремление к пониманию механизмов выработки культурной и психологической устойчивости, а вместе с тем — и к массовому восприятию, стало для автора основанием к тому, чтобы уже в открывающем книгу тексте — о мейнстриме — уделить немало внимания литературе развлекательной (кстати, нынешнюю нашу продукцию такого рода она оценивает справедливо-жестко). Кроме того, в ту же первую часть включен текст, целиком посвященный развлекательной литературе, прежде всего детективам (отчасти и «женской прозе») — тому, что делать писателям, издателям и читателям в ситуации, когда, в свете некоторых исторических событий, «многие ставшие нам привычными иностранные авторы» — а также некоторые покинувшие отечество ради иных краев русские писатели — «приняли решение не “допускать” свои новинки в Россию», — а ведь «зарубежные криминальные романы стали, — говорит автор, — “культурным кодом” российского читателя, в том числе интеллектуального и подготовленного». Статью о том, какие у нас есть возможности для заполнения образовавшейся лакуны и как мы ими пользуемся (отважиться ль на спойлер?.. — ну, чуть-чуть: пользуемся не очень хорошо, по меньшей мере, пока), автор размещает хоть и в первой части книги, но на последней позиции, — из чего можно сделать вывод, что литературный процесс в ее глазах организован все-таки иерархически.
Владимир Козлов. Зачем поэзия: книга эссе. — Ростов-на-Дону: Prosodia, 2023. — (Про себя)В недавно рассмотренном нами пятом сборнике «Неистового Виссариона» Владимир Козлов, один из прошлогодних финалистов премии, представленный во врезе к его статье как поэт, литературовед, журналист, медиаменеджер, доктор филологических наук, а также как создатель и главный редактор литературно-исследовательского журнала о поэзии Prosodia (заметим, «критик» в этом пространном списке отсутствует) говорит о себе так: «Критиком себя никогда не считал. Я поэт, который рефлексирует над поэзией. мне это помогает. Если посмотреть на историю мировой поэзии мы найдем довольно много фигур, которые помимо того, что писали стихи, всю жизнь делились опытом чтения и понимания стихов. Это как раз мой случай».
Так вот, здесь он говорит изнутри своего опыта, — не фиксируясь на собственном «я», но видя в прожитом опыте один из обликов универсальности. Выявляя универсальное в единственном. И не о стихах — но об их основе, порождающем принципе.
В этой книге — если уж постараться определить тип занимаемой автором позиции — он очень близок к позиции философа. В конечном счете то, что здесь предлагается, — это разновидность антропологии: взгляд на человека в перспективе поэзии как одной из важнейших человекообразующих практик.
Интересно (на самом деле выглядит очень естественным), что Козлов не ставит в названии книги вопросительного знака, который, казалось бы, напрашивается. Для него это не столько вопрос, сколько обозначение темы, общего направления внимания — а вот ответов у него очень много (я насчитала одиннадцать). Ни один, разумеется, не исчерпывающий — и все они дополняют друг друга.
Вот и сам автор говорит во введении к книге: «Определение поэзии совсем не обязательно должно быть единственным. <…> Разные моменты жизни высвечивают тот смысл поэзии, который наиболее значим именно сейчас. Никогда не знаешь, какой именно смысл творчества окажется спасительным завтра. Когда в одном явлении сосуществуют разные смыслы, в каждый конкретный момент какой-то из них выступает на первый план».
Кстати, вопрос хоть и не вопрос, но поставлен он совершенно конкретно: не вообще о поэзии как вневременной сущности, но о задачах ее именно в современном мире (так что прикладной момент в этом философствовании не просто есть, а очень силен и, пожалуй, даже принципиален). «Больше, чем в новых шедеврах, — говорит Козлов в самом начале, — поэзия нуждается сегодня в переосмыслении собственного назначения».
(Тут сразу хочется сказать, что шедевры на то и шедевры, что они и создают, вырабатывают в себе новые понимания назначения поэзии, что вообще текст, а уж тем более сильный, — опережает, порождает и превосходит свое понимание, — ну да ладно.)
В книгу собраны эссе, большей частью опубликованные в журнале Prosodia в 2021-2023 годах, но выглядит она цельной — можно даже сказать, организованной как монография. Разбитая на большие главы и внутри них — на более дробные подглавки, она дает многосторонний и иерархически выстроенный образ своего предмета: от главного к… еще более главному. То есть, в конечном счете это — лестница для восходящего движения, с большими ступенями.
Начальная — даже не хочется говорить «низшая» — ступень — «собирание целого человека». Ступень совершенно необходимая — без этого исходного условия никакое движение не начнется: некому будет подниматься по лестнице. И далее поэзия объясняется как: полная противоположность идеологии; путь преображений; борьба за выживание играющего ребенка. На последней — по всем приметам, высшей — ступени она представлена как прикосновение к священному.
«Сегодня поэзия пересоздает пространство сакрального. <…> наивная сила поэзии состоит в том, что она по умолчанию считает достойными не только жизни, но и спасения любое место и любую душу, в которых она возникает. Поэтому для нее пространство мировой давильни не может быть космосом, поэзия отрицает антисакральный мир, к котором никто не может быть спасен. Поэзии не нужен мир, в котором невозможно и немыслимо спасение. Поэтому она всякий раз пересоздает высшую реальность, выгораживая в хаосе пространство космоса».
То же, что может быть принято за менее важное, прикладное: поэзия «как арт-терапия», «как исследование», «как форточка в сознании», «как черновик», «как проект», «как протестная история про сложность», — упаковано в одну-единственную, предпоследнюю главу под общим названием «Еще несколько определений поэзии». Почему же автор не поместил эти функции царицы-поэзии — как бы младшие, как бы вторичные — куда-нибудь уж совсем под лестницу, предназначенную для восхождения, в постскриптум? — Ну, например, потому, что ведь без них — без каждой из них — никакое восхождение тоже не будет возможным.
скачать dle 12.1