ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Алексей Масалов. ЛОГИКА ТЕКУЩЕГО МОМЕНТА

Алексей Масалов. ЛОГИКА ТЕКУЩЕГО МОМЕНТА

Редактор: Максим Дрёмов


(О книге: Полина Андрукович. Периоды / предисл. В. Бородина. М.: Новое литературное обозрение, 2020.)



В современной поэзии границы между фикциональным и нефикциональным становятся все более проблематичными, подрывающими нормативизм привычного эстетического канона. Это проявляется или в пересборке границ между поэтическим и авторским Я, или в экспонировании и транспонировании документального материала, или же в работе текста с внеположными чисто литературному дискурсу задачами, связанными и с политизацией искусства как способа сопротивления.

Уникальным случаем в этом плане является поэзия Полины Андрукович, существующая, как отмечают почти все, кто писал о её стихах, будто бы сразу в нескольких коммуникативных регистрах: дневника, черновика и собственно художественного поэтического текста. А новая книга еще и усиливает эту интерференцию как за счет заголовка «Периоды», отсылающего и к математике, и к музыке, и к бытовым жизненным периодам, так и за счет вплетения в поэтическое высказывание различных, не присущих ему элементов.

Важной чертой дневника, по мнению Анны Зализняк, является то, что «дневник – это текст о текущем моменте (о сегодняшнем дне или нескольких прошедших днях, но не более). Даже если содержанием записи являются воспоминания, планы на будущее или общие рассуждения, автору существенно, что описываемые мысли и чувства имели место именно в этот день и именно при данных обстоятельствах» (1). Такая подчеркнутая датировка, присущая всем текстам Андрукович, наиболее отчетливо проявлена в поэме «Неравномерное», открывающей книгу. Здесь в текущий момент посредством указания даты включено каждое движение мысли, каждое наблюдение (от «18окт.14; низкий слой серых тёмных / облак близко к стеклу окна в / 9 утра» до «31окт.14; густая высокая мгла равномерная в не / бе; солнце сквозь неё как мягкая / белая монета (расплавленная) к / половине 10-ого»), и в этом хронотопе момента собираются переживания о Другом, о «друге», о лжи и беспомощности:

…движение во мне — всегда было
ложью, данью времени и кому-то;
я их обманывала. Аллергия на дви
жение; и снова начало. Поедем днет поедем ли з
автра на чердак? И так внутренне с
другом вместе, а увидеть его — значит
убедиться глазами и ощущениями,
что мы – два разных существа;
<…>

В этой логике текущего момента соединяются и воспоминание, и ожидание, и воображение, обнажая, как считает Данила Давыдов, движения «внутренней речи» (2) (термин Льва Выготского), существующей как бы между языком и мышлением. Такая субъективация как раз и возможна за счет напряжения между нефикциональностью дневника и фикциональностью поэтической техники, где «фрагментарность, нелинейность, нарушение причинно-следственных связей, интертекстуальность, авторефлексия, смешение документального и художественного, факта и стиля, принципиальная незавершенность и отсутствие единого замысла» (3) отсылают к речевому жанру дневника, но при этом та же фрагментарность во взаимодействии с визуальной композицией и проблематизацией «границ отдельного стиха и лироэпического последовательного движения от внутренней речи к внешней» (4) уже обращена в область литературной коммуникации.
Возможно поэтому сам феномен текущего момента в поэзии Андрукович устроен не столько как первичное впечатление, сколько как «пребывание» (так названа вторая часть книги), в котором «осенняя Земля не отп / устит корабля», «из каждого слова может / произрасти цепочка смысл / ов, надо выбирать, как-то / координировать…», «высшему из океанов / не хватает капитанов» и т.п. Сосредоточенность внимания на текущем моменте подчеркивается спотыкающимся синтаксисом, будто бы неуместными анжабеманами, опечатками («ффеёнет феёнет», «правлонет», «сейчснет» и т. д.) и даже метарефлексивными вставками в рифмованных частях, где рифма нарушает предзаданные ожидания:

затягивает рифма в сон, –
проснусь – и нет её; а Он
не просыпался уж давно, –
с тех пор, как посмотрел кино…

я – про         корабли
те,        что, на мели,
закладывая за рукав,
считают, что Фелли
ни         неправ,
            неточен,
            досконален,
и так      банален.
<…>

Символика и метафизика «Мини-поэм» также включена в эту особую темпоральность опыта, в которой субъективация происходит в длительности текущего момента. Иными словами, синтез воспоминания о прошлом и воображения о будущем и делает возможным субъективацию в феноменах текущего момента, даже когда в самих текстах на первый план выходят образы-символы «корабля», «театрика», «Луны» и «покоя и хаоса» в их непрерывном настоящем:

…взаимодействие
покоя и хаоса, выразивш
ееся в      светлом
       ветре, проника
    ющем         всё
    их верность             светлому
            ветру,   создающему
         мир                    или миры

…б. м., создающему и
             разрушающему      их

…и привкус перца в ванили
<…>

Ассоциативное письмо Андрукович будто бы манифестирует эту дневниковую логику текущего момента, когда, к примеру, «в тишине     под облаками / слово “свобода”   звучит / странно», затем к этой ассоциации прибавляются другие феномены: «то ли “свобода”, то ли / “природа”», «неясность слóва рождает / сомнение…», «травинка колеблется…», «изменяется   под     ветром / рисунок» и т.п., чтобы в конечном итоге разрешиться в утверждении «мы    и есть     это “сейчас”». Этот метасюжет, в котором даже «растворяется / реальность тела / в мгновении», подкрепляется еще и эпиграфами из китайской гадательной книги И-Цзин или из комментариев к её гексаграммам. Такая многоступенчатая символика также усиливает темпоральные метаморфозы объектов в текстах: «корабли везде / превращаются в / мгновения, / которые не определишь / как точку».

В целом «Стихи в n-частях» построены на этих метаморфозах и на той оптике субъекта, при которой «просто     поток     течёт     сквозь / меня» и «время / перемешано      с / мгновениями, а мгновения в нём / перемешаны с / вечностями». Такой избыток бытия становится возможен только при условии, что все записанное записано в четко фиксированном настоящем, в котором «“меня”     нет,     есть / только     мой     “голос” / а потóм, / с котом, / мне становится хорошо         “быть” / в его      бесконечности».

Как считает Анна Родионова, «работа Полины Андрукович связана с конфликтом между речевым потоком (или внутренней речью) и материальными условиями ее выражения, будь то запись или проговаривание», из чего следует, что «фрагмент внутренней речи уравнен стесненными материальными условиями внешнего выражения» (5). Такое напряжение между речью и средой, углубляющее напряжение между фикциональным и нефикциональным, думается, наиболее четко выражено в 3 части «Уход», а конкретнее – в цикле «Короткая проза», где границы между личным дневником и поэтическим текстом размываются еще и за счет прозиметрии, чередования стихов и прозы, причем эта граница тоже условна, по большей части зависит от графического решения:

Что я помню о море? — свои мысли о Вас, унет которые записывала… последние дни, когда сидела в застеклённой лоджии в съёмной квартире, курила, рисовала и писала – почти не о море. Чуть раньше Кришнаиты в застроенной ларьками с мелочами аллее к морю, я держала в руках монету и не сразу нашла их ящик для денег – не слушала их песню, искала ящик. Не думала тогда ни о чём, кроме монеты и этого ящика, это кащнет это казалось мне добром, и огромные лиственницы присутствовали, но не были – кстати, это я там, в лоджии, не записала. Потому что и море, и я – присутствовали, но не были.
<…>

В этом году не ездила к
морю; к этому вечеру и
ногти на руках оказались
более-менее нужной длины,
а то, когда к вечеру
точишь ногти, это похоже
на что-то ясное, а здесь
неясно, – вечер, на кото
ром соберутся почти из
вестные читать стихи
<…>

Субъективация через воспоминания, сны, воображение в «Короткой прозе» так или иначе включается в эту логику текущего момента, в которой «Ты можешь отвечать ангелам на письма, только / они забывают тебе их / отдать». Стоит отметить, что подобные фантастические образы и их метаморфозы на фоне интимной, открытой миру субъектности роднят поэтику Андрукович с подходом Василия Филиппова, у которого «наивность» оптики соединяется с фантасмагоричностью окружающего пространства. Именно эта интимность изображаемого опыта становилась объектом критики в прошлом, но именно эта интимность стала одним из способов разработки языка современной женской поэзии, языка, в котором индивидуальный женский опыт выражался бы не через плоскость нормализованного эстетического дискурса, а, в числе многих иных, и через напряжение между фикциональностью поэзии и нефикциональностью личного дневника.

Довольно неожиданным в этом плане выглядит заключительный цикл книги – «Истории с логическим элементом», в котором уже в эпиграфах из Виана и Хармса задана установка на фикциональность, гротескность и фантасмагоричность. При этом сложно сказать, что эти тексты сильно выбиваются из общей установки книги на периодизацию текущего момента, в них всех, как, к примеру, в тексте «б. следующее действие», важна фиксация на непрерывности настоящего, когда даже прыжок с обрыва возвращает к началу, ну или к буфету:

…В буфете мы вс
третили режиссёра-постановщика –
оказывается, прыгнув с обрыва по
нашему совету, он попал именно
в буфет и не мог выйти оттуда, по
тому что буфет был закрыт (и запе
рт). Потом мы с ним пошли кури
ть мои сигареты на площадку – в утренней росе
всё сверкало, но мы нигде не встре
тили того юношу-блаженного, и доро
жка не была подметена.

Самое простое определение слова «период» из Википедии звучит так: «Пери́од (др.-греч. περίοδος “окружность; обход” от περί “вокруг; около; о” + ὁδός “дорога, путь”) – отрезок времени (или другой величины), определённый меткой начала отсчёта периода и меткой конца отсчёта периода» (6). В этом плане книга Полины Андрукович как раз фиксирует текущий момент каждого отрезка времени, в котором, как считает Денис Ларионов, «травматическое переплетение творческой и жизненной стратегий» (7) не только создает напряжение между истиной индивидуального женского опыта и фикцией художественного вымысла, но и каждый раз проблематизирует понимание поэтического и эстетического канона, пересборка которого уже началась, но и еще предстоит.

 

_________________
1. Зализняк А. Дневник: к определению жанра // НЛО, номер 6, 2010 // Журнальный зал. URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2010/6/dnevnik-k-opredeleniyu-zhanra.html
2. См.: Давыдов Д. Говорение-в-себе // Лина Иванова (Полина Андрукович). В море одна волна. Книга стихотворений / Серия «Русский Гулливер». М.: Центр современной литературы, 2009. 70 с. С. 65–66.
3. Зализняк А. Дневник: к определению жанра // НЛО, номер 6, 2010 // Журнальный зал. URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2010/6/dnevnik-k-opredeleniyu-zhanra.html
4.  Давыдов Д. Метапозиция поэта // Полина Андрукович. Статьи и материалы. / Премия «Различие». Под ред. К.М. Корчагина и Л.В. Оборина. М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2016. 104 с. С. 8
5. Родионова А.А. Фрагментарность в новейшей русскоязычной поэзии (на примере текстов П. Андрукович и Н. Скандиаки) // Грехнёвские чтения: литературное произведение в системе контекстов: сборник статей. Вып. 8. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И. Лобачевского, 2019. С. 46.
6. Период // Википедия. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Период
7. Хроника поэтического книгоиздания в аннотациях и цитатах // Воздух, 2009, №3-4 // Новая карта русской литературы. URL: http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2009-3-4/hrn/
скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 063
Опубликовано 01 апр 2021

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ