ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 222 октябрь 2024 г.
» » Владимир Аверин. КРАСОТА НЕКАЗИСТОГО МИРА

Владимир Аверин. КРАСОТА НЕКАЗИСТОГО МИРА

Владимир Аверин. КРАСОТА НЕКАЗИСТОГО МИРА
(О книге: Александр Беляков. Возвышение вещей. – М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2016. – Книжный проект журнала «Воздух»: серия «Малая проза», вып. 15)


«Возвышение вещей» Александра Белякова – опыт написания автопортрета. Не такого, что мог бы висеть в галерее, для сотен глаз, мимо которого можно пройти, а можно остановиться, задумчиво смотреть, разгадывать смыслы. Он мог бы висеть в квартире, во владении семьи, для которой его ценность очевидна: хранит память, вызывает воспоминания, изображён родной человек, присутствие которого ощущается в любой момент времени. Но чем такой автопортрет может быть интересен мне?

Дело здесь в структуре: нескольких планах, уровнях изображения, каждый из которых представлен в отдельной части книги. Первый план – личностный. Или, как называет его сам автор, чувственный. Короткие прозаические фрагменты, короткие фразы, часто афористичные, обобщающие чувственный ежедневный опыт. В основе – визуальное восприятие мира: «Как только поезд разогнался, сетчатка стала насыщаться. За окнами мерно разворачивала себя заиндевелая красота. Хотелось сразу и глазеть, и спать». Память также работает с изображениями, хранит ряд картинок из разных временных отрезков: «тарелки с узором из пионерского детства», фанерная карта железных дорог, надпись на стене, рогалик в буфете.

Предметов много, для героя каждый связан с чем-то в области смыслов («Я люблю, когда обыденные вещи поднимаются в цене»). Но особого разнообразия форм и красок не наблюдается. Взамен есть что-то другое – фактурность: «Расфокусируй взгляд. Сделай конкретное абстрактным. Впусти в неказистый мир фактурную красоту». Внимание к деталям, установление связей между беспорядочно разбросанными вещами-ощущениями, поиск фигур в узорах трещин на стене. Красота в обыденности.

Важно отметить, что уже личностный план задействует приёмы изображения, выбор которых обусловлен не просто желанием автора, а подсказан самой жизнью, выведен на основе наблюдений за миром («Горожанин в России должен быть ценителем фактур»). В другом месте это напрямую проговаривается: «Я благодарен жизни за её непрерывное давление. Им сформирован мой нынешний стиль. Плотность, краткость, ясность». Получается, что художник создает изображение себя, но и он сам, и стиль, и художественные средства – всё создано не им.

Второй план добавляет изображению глубины. Здесь подключается семейный контекст, подсвечиваются фигуры родных и близких. Как в одном из прозаических фрагментов – «Стоят за дверью, не уходят. Отец, бабушка, мать, дед, тётка, дядька» – стоят они за спиной. Но на втором плане силуэты размываются еще сильнее. В центре внимания всё так же детали (отдельные факты, события), но акцент сместился с вещей на взаимоотношения, куда более абстрактные понятия любви, жизни, смерти, которые впервые осознаются через вполне конкретных людей – семью. «В майке телесного цвета и синих семейных трусах по квартире бродит папа. Он ищет выход из запоя» («Папа плачет»), «Когда в восьмом классе я начал курить, бабушка купила мне папиросы «Север». Если бы я начал пить, она купила бы мне портвейн. Но я впервые напился на первом курсе, через год после её смерти» («Кисель и попа»), «Поел каши, выпил чаю, задремал и к полудню умер» («Дедушка и смерть»). Визуализировать чувства не так просто, но и тут на помощь приходит сама жизнь. Достаточно описать определённый её эпизод – и чувства приходят сами, не так уж они и ценны сами по себе, в отличие от конкретных вещиц-происшествий, которые у каждого свои.

Третья часть («Школа взгляда») даёт один из возможных ключей к пониманию получившегося автопортрета. Треть и так небольшой по объему книги отводится описанию того, как формировалось видение героя под влиянием живописи и отдельных произведений: «Империя света» Магритта, «Три сестры» Бальтюса, Макс Бекман, Отто Дикс, Дега, Вермеер и другие. Особенно важен фрагмент «Садовники картин», кажется, в нем проговариваются основные установки автора: «Бэкон не писал картину, а выращивал её. Позволял замыслу проклюнуться из первоначального зерна. Так приходят в мир гениальные стихи. Филонов пошёл ещё дальше. Он пытался растить на холсте протоплазму. Минералы, растения, животные, люди — все объекты на его полотнах должны были жить, развиваться, меняться. Непрерывно обновляясь, переписывать себя. Бэкон и Филонов, каждый по-своему, надеялись перехитрить природу творчества. Это была великая мечта». Герой с уважением отзывается об этом недостижимом стремлении, в то же время понимая, что «Творец, с которым они состязались, не похож ни на кого. Или сразу на всех».

И всё же в какой момент портрет, висевший в квартире, начинает восприниматься как произведение искусства? В какой момент личное начинает представлять ценность для любого зрителя/читателя? Очевидно, что в случае Белякова автопортрет вовсе не попытка изобразить себя. Несмотря на обилие «я» и автобиографических деталей в текстах, конкретный человек изображается лишь как одно из проявлений жизни. И его портрет, как бы странно это ни звучало, можно включить в живописную галерею последней части. На том основании, что «Возвышение вещей» позволяет читателю освоить новую точку зрения и через это учит видеть.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 558
Опубликовано 06 мар 2017

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ