ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Наталья Крофтс. МОЯ ОДИССЕЯ

Наталья Крофтс. МОЯ ОДИССЕЯ




ВТОРОЙ КОВЧЕГ

По паре – каждой твари. А мою,
мою-то пару – да к другому Ною
погнали на ковчег. И я здесь ною,
визжу, да вою, да крылами бью...
Ведь как же так?! Смотрите – всех по паре,
милуются вокруг другие твари,
а я гляжу – нелепо, как в кошмаре –
на пристани, у пирса, на краю
стоит она. Одна. И пароход
штурмует разномастнейший народ –
вокруг толпятся звери, птицы, люди.
...Мы верили, что выживем, что будем
бродить в лугах, не знающих косы,
гулять у моря, что родится сын...
Но вот, меня – сюда, её – туда.
Потоп. Спасайтесь, звери, – кто как может.
Вода. Кругом вода. И сушу гложет
с ума сошедший ливень. Мы – орда,
бегущая, дрожащая и злая.
Я ничего не слышу из-за лая,
мычанья, рёва, ора, стона, воя...
Я вижу обезумевшего Ноя –
он рвёт швартовы: прочь, скорее прочь!
Второй ковчег заглатывает ночь,
и выживем ли, встретимся когда-то?
Я ей кричу – но жуткие раскаты
чудовищного грома глушат звук.
Она не слышит. Я её зову –
не слышит. Я зову – она не слышит!
А воды поднимаются всё выше...
Надежды голос тонок. Слишком тонок.
И волны почерневшие со стоном
накрыли и Олимп, и Геликон...

На палубе, свернувшись, как котёнок,
дрожит дракон. Потерянный дракон.




ПОСЛЕДНИЙ СУЛТАН ЗАНЗИБАРА

...а где-то – лазурное небо и пальмы зелёные,
и море прозрачное, как на рекламе в кино...
и арки ажурные, белые, словно солёные...
«Вам виски?» – «Не пью я. А, впрочем – не всё ли равно».

...торговцы про рыбу кричат на базаре у заводи,
на улочках узких играют в футбол пацаны...
Как можно скучать на упитанном, правильном Западе
по вечному хаосу той африканской страны?

...глаза ещё вспомнишь – огромные, словно у яловки...
И море – лазурное, как на рекламе в кино...
Последний султан Занзибара сидит в забегаловке.
Простуженный лондонский дождь барабанит в окно.




* * *

Остатки снега с черепичных крыш
прозрачным языком февраль слизал.
Флоренция. Туман. Из тёмных ниш
на нас глядят белёсые глаза.
Насмешливо: для них давно не нов
наш юный мир из разноцветных снов,
из первых путешествий – Рим-Париж,
из твёрдой веры в истинность афиш –
прекрасный вид,
открыточный закат…
из первой безболезненной любви –
наверное, последней.
А пока
в своей беспечно-эфемерной вере
над Арно мы с тобою кофе пьём,
в постылой нише белый Алигьери
вздохнёт – и с грустью вспомнит о своём.




МОЯ ОДИССЕЯ

Рассеян по морю, по миру рассеян
Мой путаный, призрачный след.
И длится, и длится моя Одиссея
Уж многое множество лет.

Ну что, Одиссей, поплывем на Итаку –
На запад, на север, на юг?
Нам, в общем, с тобою не в новость – не так ли? –
За кругом наматывать круг.

И знать хорошо, что по волнам рассеян
Наш жизненный путаный путь.
Слукавил поэт – и домой Одиссея
Уже никогда не вернуть.




ОТЗВУКИ ВОЙНЫ. СИЦИЛИЯ. СТИХОТВОРЕНИЕ В ПРОЗЕ

В маленьком итальянском городке,
где улицы карабкаются по склонам,
возбуждённо, как крыльями, размахивая бельём на верёвках…

В маленьком итальянском городке,
где усатые старики, одетые в чёрное,
сидят на стульях перед кафе
и поворачиваются всем телом,
чтобы проводить взглядом каждого прохожего…

В маленьком итальянском городке
мы пили кофе из маленьких белых чашек
под звуки вечно оживлённых разговоров
на певучем и сочном языке.

Разговор за соседним столиком вдруг прервался,
один резко встал и вышел,
а другой, потеряв собеседника, оглядел кафе в поисках нового.
– Какие все стали нервные из-за этой войны, – сказал он, помахав газетой.

Завязался разговор, и на него тотчас, как мухи, налетело человек десять,
рассаживаясь вокруг нас: все почтенного возраста, в пиджаках.
Говорили все сразу – и о войне в Югославии, и об Италии, о правительствах, о деньгах…

Один оживился, узнав, что я с Украины,
его круглое лицо расплылось в радостной улыбке,
и даже тощий стул от удовольствия крякнул под его грузным телом.
– А я ведь был на Украине. И по-украински говорить умею, – сказал он, – хлiба нема.
И песни помню, – и он запел что-то весёлое про дiвчину чорнобриву,
лихо пристукивая палочкой.
– Столько лет прошло, а я помню.

Вопрос: «А что Вы там делали?» – завис на губах:
– А… в каких городах Вы были?
– До Сталинграда дошёл. Холодно было. А потом – назад…
Домой, на Сицилию на два месяца. И только вернулся в часть – Муссолини капитулировал,
и нас всех – в немецкий концлагерь. Самое жуткое время было.
– Так, наверное, под Сталинградом было не лучше, – заметил мой спутник.
– Нет, там хоть было чем заняться, – он весело посмотрел на нас
и… несколько раз нажал пальцем на невидимый курок.

Мои старики встретились под Ленинградом. И если бы не война, меня бы не было.
И если бы тогда кто-то с весёлым азартом нажал бы на заледеневший курок –
настоящий, железный – меня бы тоже не было.

Круглое лицо улыбнулось нам, и под выгнувшимся от жары сицилийским небом
опять заплясала песня про дiвчину чорнобриву, убегая прочь по узким гнутым улочкам.

А он сидел, улыбчивый человек, воевавший за фашистов и сидевший у них же в концлагере;
человек, в которого стреляли русские и который сам стрелял в них;
человек, которого морозили снега Сталинграда и грело солнце Сицилии;
и в котором уже полвека жила песня про дiвчину чорнобриву,
сплетённая с леденящей памятью о том, что хлiба нема.

А мы сидим и пьем горячий кофе.
И обсуждаем новую войну.




* * *

Крез, Галис перейдя, великое царство разрушит

Война, мой дорогой. Идёт война.
Где ты – страна. И я – страна. Атаки.
В окопах – поножовщина и драки.
Бараки для солдат – а те не спят:
клопы, как мини-армии, во мраке
на них идут – отряд, ещё отряд –
ряды неслышных полчищ кровососов.
Война.
Идёт война – пора доносов,
несносных обвинений, взрывов, дрязг.
И в клочья, вдрызг – сердца, надежды. Лязг
упрёков, одержимость – без вопросов
корить. И покорить. Не сдаться в плен.

Но это тлен, мой друг. Ты слышишь? Тлен.
Закрой глаза. Замри. Молчи. Ни звука.
Вот – древний лес. Покой-река. Излука.
Испей воды волшебной.
Всё забудь,
как в доброй сказке.
Мы пустились в путь,
где ты – страна, и я – страна. Из стана –
из вражеского – мы с тобою станем
гостями – удивляясь новизне,
как жители диковинных планет:
«Как мог я жить без мира, без тепла,
идя вразнос, твердя "моя взяла”,
когда нам жизни выдано – в обрез?
А я богат – богат тобой, как Крез.
Как мог я не понять чужой страны
в нелепом состоянии войны».




ARS POETICA

Я ослеп. Измучился. Продрог.
Я кричу из этой затхлой бездны.
Господи, я тоже чей-то бог,
заплутавший, плачущий, небесный.

Вот бумага. Стол. Перо и рок.
Я. (больной, седой и неизвестный)
Но умру – и дайте только срок,
дайте строк – и я ещё воскресну.







_________________________________________

Об авторе: НАТАЛЬЯ КРОФТС

Родилась в Херсоне. Окончила МГУ и Оксфордский университет по специальности классическая филология. Автор двух поэтических сборников и более 150 публикаций в русскоязычной периодике и коллективных сборниках (в журналах «Юность», «Новый журнал», «Зарубежные записки», «День и ночь», «Интерпоэзия», «Новый берег», в «Литературной газете» и др.). Английские стихи были опубликованы в четырёх британских поэтических антологиях.

Лауреат ряда литературных конкурсов, в том числе – «Согласование времён», «Золотое перо Руси», «Цветаевская осень», «Музыка слова», «Музыка перевода-II», турнира переводчиков «Пушкин в Британии».

Живёт в Австралии.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
3 404
Опубликовано 05 июл 2014

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ