ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» Фарид Нагим. МАЛЬЧИКИ ПОД ШАРОМ (стр. 2)

Фарид Нагим. МАЛЬЧИКИ ПОД ШАРОМ (стр. 2)


Дул резкий ветер, больше похожий на осенний. И мусор летел, катился и шуршал, точно беженец. Казалось, Маше больно идти на таких длинных ногах, но приподнятый на затылке хвост бодро подпрыгивает. Виталик молодился, задорно толкал ее плечом и, пропуская вперед, двигал в попу тыльной стороной ладони.
– Наш район называется Лось-Вегас! – смеялся Виталик. – Здесь хорошо. Сосны. И зимой кажется, что мы в Енисейске. А летом пышные ивы, и на пруду катаются гондолы из ресторана. Дымок стелется над травой.
Это правда. Чего люди стремятся в центр? Стены, асфальт и несчастные деревца в чугунных воротниках. А здесь два пруда, один большой, другой поменьше. На маленьком есть таинственный остров, о котором немногие знают, он скрыт густым камышом. В былые времена мы ходили туда на шашлыки по трем бревнышкам. Я грузил на велосипед продукты, тюки со старыми одеялами, и шли, как партизаны. Здесь все вкуснее: и мясо, и овощи, и водка с пивом. Постепенно стихал шум кольцевой дороги, из темнеющего воздуха высовывались курчавые ветви, пышно поднималась трава, а ты будто бы проваливался все глубже, потом под ногами загорались звезды в болотце. И вся земля казалась единоличным утлым креслом. Казалось, еще немного, и нам не нужно будет возвращаться домой, на шумные, ярко освещенные улицы и крикливые дворы, мы прорвемся в другие сферы, где не будут чувствоваться усталые мышцы, где нет расстояний между людьми и они все близки друг другу.
Однажды из камышей к нам вылезла выдра, и я заорал от страха, но заорал таким басом, что получилось, будто от избытка храбрости...
– Ну что, ловим тачку, друзья? – Маше, видимо, холодновато было в этой короткой юбке.
Я посмотрел на Виталика. Его лицо дрогнуло. У меня в портмоне лежало шестьсот шестьдесят долларов и около тысячи рублями. Отвратительное сочетание цифр, нельзя такое хранить в кошельке. Но так получалось пока. Я начал понемногу копить на платные роды Юльдосу, на отдельную палату.
– Давайте тачку! – поддержал я. – Но в том районе такой пробак сейчас, давайте на метро доедем, а там пешком. Москву посмотришь.
– А пробка действительно нудная, – сокрушался Виталик. – Как я забыл!
До метро доехали на маршрутке.
– Машуль, а ты знаешь, кто Вася по профессии?
Мне показалось, что Виталик подсмеивается надо мной, хочется выставиться перед нею за мой счет или отомстить, что ли, за свои интимные монологи.
– Менеджер среднего звена! – сказала она, с вызовом глядя на меня своими светлыми глазами.
Юность часто бывает жестокой. Ведь Маше сейчас кажется, что у них-то все будет по-другому, и все они будут топ-менеджерами, ездить в кабриолетах, положа локоть на дверку, стоять с коктейльным бокалом на яхте.
– Он агроном! – с излишним пафосом заявил растерявшийся Виталик.
– В натуре! – подтвердил я.
– Он Тимирязевку окончил!
– Не окончил, а, как все идиоты моего поколения, ударился в "бизнес”, занимался "воздухогонством” и прогнал порожняком свои лучшие годы, можно сказать.
– О, да, да! – развеселился Виталик.
– Но особо жалеть не приходится. – Я трагично махнул рукой, я все-таки кокетничал перед нею, сорок лет мудаку.
В метро она вынула квадратик плеера, взяла себе короткий проводок, а Виталику всунула в ухо длинный конец. Они почти синхронно двигались под свою неслышную музыку. Пьяный мужик вскидывал на них голову, щурился и цыкал, мол, не, ничего у вас не выйдет. Шевелил губами, будто хотел сплюнуть.
Нам пришлось заплатить за вход. Хорошо, что девушкам бесплатно. Всегда забываешь, как издевательски громко в клубе грохочет музыка и так накурено! Слава богу, что Юльдос не поехала с нами. Набираешь в грудь воздуха, чтобы сказать что-то, и молчишь, ожидая перебива в этом бое. А в груди сбивается с ритма сердце. Мы с Виталиком как-то сникли, а Маша, наоборот, оживилась, посматривала на молодежь. Ровесники всегда поглядывают друг на друга. Я изучал меню, рюмка водки стоила, как бутылка.
– Всем текилы! – отчаянно махнул Виталий и склонился к локону Маши. – Ты знаешь, как пьют текилу? – вот что, примерно, он сказал ей.
– А мне водки, пятьдесят… пока.
– Вон, смотрите, забавный паренек. – Виталик скосил глаза на парня у стойки.
Парень был в маленькой бейсболке, из-под которой спускались на плечи черные локоны, рубаха расстегнута на груди, на ногах необычные джинсы, похожие на индейские штаны, одновременно уродливо и красиво.
– Стоит весь из себя гордый и независимый, излучает сексуальность. Вот он, Маша, точно менеджер среднего звена.
Я видел, что Маша внутренне не соглашается с Виталиком, и парень этот видится ей немного другим.
– О! Вот как! – удивился Виталик. – Оригинал!
Этот парень читал книгу. Над ним мелькали посудины барменов. Валились со стульев пьяные люди. Все орало, грохотало, дымило, а он спокойно перелистывал страницу.
– Вые… – чуть не сорвалось у меня с языка. – Выпендривается.
– Так моя мама говорит! – засмеялась она.
– И моя.
– Харуки Мураками! – узнал Виталик издалека. – Его романы похожи на японского подростка, перекрасившегося под европейца, линзы, белые волосы…
– Я люблю Харуки Мураками, – словно бы с вызовом сказал Маша. – Он, как ты, пишет, только у тебя рассуждений много.
– Все москвичи любят Мураками.
– Я не все… я не москвичка.
– Давайте выпьем? – перебил я их опасный спор. – Виталиус, ты обещал нас научить.
– А пойдемте немного потанцуем, друзья? – Она привстала.
– Маш, мне надо напиться, – сказал я. – А так я боюсь…
Она посмотрела на угрюмого Виталика и пошла одна в темную, барахтающуюся толпу.
Виталик молча стукнулся со мной и выпил. Мы закурили.
Официантка принесла нам несчастные чипсы, соль и лимон.
– Принесите всем по сто водки с соком! – вдруг сказал он. – Только сок отдельно.
– ….?
– Что?!
– Какую водку будете?
– "Кристалл”.
– …
– Что?
– "Кристалла” нет!
Виталий тупо уставился в меню. Все остальные водки были страшно дорогие, как жидкое золото. Официантка пошевелила губами и ушла.
– Почему у нас никогда нет денег, что это за херня такая?! – разозлился он.
– Потому что мы не работаем.
– Я? Я – понятно, я не продаюсь. А ты почему не работаешь? Ехал бы в свой колхоз и работал бы агрономом.
– Колхоза нет, Виталь, я тебе уже говорил об этом. Из деревни все бегут.
– Что ты плачешься? Приноси добро людям! Ухаживай за детьми инвалидами.
– А ты? Сам.
– Я уже думал над этим: приносить добро людям, быть нужным, – он смеялся и близоруко всматривался в толпу. – Не хочется. И не потому, что за это денег мало платят, а просто сил нет, апатия, уж лучше бомжем, открутить себе голову и ни о чем не думать и ничего не делать, и по херу все, и так сколько протянешь.
На барной стойке, постепенно обнажаясь, танцевала девушка. Появился искусственный дым, кажущийся холодным и свежим, будто смоченный какой-то химически сладкой жидкостью. В горле слегка першило.
– Виталь, у меня есть деньги.
– Хорошо, Вась, я потом отдам. Я же отдаю всегда, ты знаешь.
От толпы отделилась Маша, вместе с ней шел тот самый парень в бейсболке, задержались у стола с какими-то его знакомыми. До меня донеслись слова: Локейшн… У нее афигенный фесюн… Бэк апом пойдешь… Алишер снимает потрясающий видеоклип…
Идут к нам. Парень, видимо, хотел познакомиться, но мы опустили головы. У него была толстая попа и тесно стиснутые ляжки. Такие всегда валятся с одного удара. Все хорошие бойцы всегда косолапые. Его вовремя кто-то окликнул. Попа исчезла.
– Ну что Харуки Мураками? – пересиливая себя, дружелюбно спросил Виталик.
– Он работает в продюсерском центре! – Она задыхалась. – Они раскручивают молодые дарования, прикиньте!
Мы с Виталиком засмеялись, а она обиделась. Сжимала губки и двигала ими, такая презрительно-задумчивая мина. Так часто делают молодые, я уже замечал. На самом деле это от неуверенности в себе, от внутреннего волнения. Ведь юность всегда волнуется: что же дальше, что же будет со мной, как я устроюсь в этой жизни?
И вдруг вспомнил, что в моем советском детстве так делали хулиганистые парни, только у них в губах торчала спичинка. Сейчас спичек нет, зажигалки.
– Ну Москва! – Виталик миролюбиво вскинул руки. – Город больших возможностей.
В ее лице было неуловимое что-то от зверька: то ли широко расставленные глаза, чуть раскосые, то ли в бровях, широко расходящихся от широкой переносицы, то ли в том, как они хмурятся. То ли в том, как она зажимает зубами чипсинку, а руками ищет мобильник в сумке, то ли в мелких и ровных зубках.
– Давай пересядем! – сказал ей Виталик. – Меня уже задолбало это эмтиви.
Напротив нас висел длинный прямоугольник экрана. Там мелькали какие-то геометрические фигуры, но если остановить на экране взгляд – люди поют, оказывается.
– А меня прёт от этой музыки! – Пересела, сдвинула губки набок и уставилась в экран мобильника.
Молча, каждый по себе, выпили. Она пригубила сок.
– Смотри, Вась, как они наркотики передают. – Она склонилась ко мне.
От нее пахло школьной дискотекой. Так жалко ее стало.
– Сначала двое выходят в круг, – монотонно говорила она и поглядывала из-под челки. – Начинают перебирать ногами и мутят руками…. Смори, смори – поздоровались, экстази на башли поменяли. Всё…
– Это тебе Харуки Мураками рассказал?
– Виталь, не парься.
– Что у тебя за сленг дурацкий? Я же тебе писал по "аське”.
– Виталь, ты меня постоянно грузишь, блин!
Мы не сразу заметили Харуки. Он стоял за моей спиной, рядом с Машей. Она смутилась, ей было приятно и в то же время неловко перед Виталиком. Надо же. Харуки что-то сказал ей. У Виталика скривилось лицо, и он готовился выдать едкое оскорбление. Парень снова что-то крикнул ей на ухо. Мне послышалось: "вальс”.
– Но ведь под ЭТО медляк не танцуют! – Она растерянно развела руками.
Парень поднял кулак и медленно, как американец, разжал три пальца, все стихло. А потом… Виталик вздрогнул и просиял. Это была его любимейшая песня Леонардо Коэна. Он переводил ее мне, что-то типа: "Танцуй со мной. Танцуй, хотя бы ради наших несбывшихся детей”…
Виталик даже дернулся. Но парень уже увел Машу. Вот же она только что сидела со мной… Виталик дебильно протягивал руку в пустоту, а потом сжал рюмку.
Не глядя ему в глаза, я поднял свою. Мы выпили. Девушка на стойке так извивалась, будто хотела что-то мучительное исторгнуть из себя.
– Виталь, никогда не понимал стриптиза. Да, красиво, а что дальше, радость онанистов?
Он посмотрел куда-то, совсем в другую сторону.
– Что ты говоришь?
– Да говорю, поколение это меркантильное.
– Есть зажигалка?
Странно в этих клубах: вроде жарко и накурено, и в то же время сквозняк какой-то, с одной стороны ты горишь, а с другой дрожишь.
Маша возвращалась. Она была счастлива. И этот парень за нею. Ну что за идиот?
– Привет, ребята! – зачем-то поздоровалась она, словно бы за своего спутника. – Макс хочет познакомиться с вами. Он продюсер, он может...
– Продюсер? – спросил Виталик.
Парень дружелюбно кивнул.
– Ну и пошел ты на…, продюсер!
Маша конфузливо замерла, гримаса ужаса исказила ее детское личико.
– Да-да, – поддержал я. – У нас своя компания. Извини.
Парень повел себя хорошо. Отодвинул Машин стул, с любопытством глянул на Виталика и просто ушел. Ушел, конечно, как победитель. Маша присела. Гнев и недоумение вкруговую бродили по ее лицу, искажая губы, глаза, брови.
– Машуль, давай выпьем на брудершафт, а? – Виталика повело в сторону.
– Это очень некорректно, понимаешь?!
– Он все врет тебе, этот пидор!
– Тебе в Воронеже за эти слова так бы по щщам зарядили!
– Пидор! А ты с-су… дурочка малолетняя!
– Ты не отвечаешь за свой базар, понимаешь?!
– Пидор!
– Я пойду, извинюсь перед ним!
– Да я его щас сам отпи… отмудохаю!
– Виталик, ты ведешь себя отвратительно, блин!
– Ну прости! Прости! – отчаянно и бессильно засмеялся Виталик, и мне показалось, приготовился встать на колени.
– Ты сам пидор, понял? Ты меня грузишь постоянно, понял?
– Ну и вали к нему! Я же вижу…
– Виталь, ну хватит! – усмехнулся я.
– Ну и прощай, навсегда, блин!
Он хватал ее за руки, а она отбивалась, уже не видя его, как от чужой помехи.
К нашему столику подошли два охранника.
– Ребята, какие-то проблемы? Может, проветримся?..
Я так думаю, что Харуки был знаком с арт-директором этого нашего любимого "Рок-Вегаса”. Ведь это очень модно быть знакомым с арт-директором. Что за должность?
Эти охранники были наши ровесники. Они что-то разглядели в нас и не стали разминаться. Даже ни разу не стукнули упирающегося Виталика, они нас пожалели, двух старых мудаков.
Виталик блевал в темном парке. Набрался на голодный желудок. Я стоял рядом и ежился от холода.
– Может, хватит, а?! – крикнул он кому-то. – Что же вы все целитесь в меня?
Я оглянулся, никого.
– Изображаете крутых? Убил ли ты в своей жизни хотя бы муху?
Я удивленно поднял голову. Над нами висел билборд. С его афиши Джон Траволта и Брюс Уиллис тянули в нашу сторону руки с пистолетами.
– Не стыдно? Пожилые люди уже!
И я с горестным презрением посмотрел на них. Действительно, сколько можно уже? До седых волос дожили, а все целятся! Вы хоть раз в жизни настоящий пистолет держали, бойцы? Или автомат Калашникова? А может, вы бегали в ОЗК и хлюпали собственным потом в сапогах? Идите домой, гоу хоум, не надо здесь ни в кого прицеливаться!
– Щас, щас, Вась, я освежился уже! Мне хорошо. Щас в "Хангри Дак” пойдем. Догонимся.
– Какой тебе "Хангри Дак”, Виталь?!
– Бросаешь друга?
Ему пришло сообщение на мобильник. Он с такой силой выхватывал его из кармана, что уронил и ползал на коленях по снегу и грязи.
Экранчик освещал его счастливое лицо, трясущиеся руки.
– Ваши возможности при нуле, – прочитал он. – Ваш телефон заблокирован… Твари! Бросайте меня… Друзья?! – крикнул он и ответил обиженно сам себе под нос. – Нет друзей.
– Давай посидим.
Сели на спинку холодной скамейки. Виталик икал.
– Ты заметил, ик? У них даже одежда такая, ик, какая-то, чтобы, ик, их удобнее было использовать! Мальчики похожи на девочек, девочки на мальчиков.
– Зато у тебя есть роман.
– У-у… Страшная вещь получается, даже отцу не смогу дать почитать!
– Хорошо.
– Ну что, Вась, "Хангри Дак”, говоришь?
– Виталь!
– Ты меня бросишь, друг?! Ведь ты мне друг? Ведь у нас больше никого нет?
Мы шли с ним в пустой, холодной ночи, и казалось, что мы спешим по важному делу, по особому заданию, а мы шли от нечего делать – тоски, пустоты и затаенной похоти. Особенно я.
– Так! – Он сжал мне локоть. – Приготовились! Делаем вид, что мы очень трезвы!
В эту "Хангри Дак” мы всегда падали, как в яму. Ты вроде бы поднимаешься по лестнице вверх, слышишь глухой рокот и шум, счастливая тревога клокочет в душе, ты даже спешишь, будто тебя там ожидает что-то новое, словно бы там какие-то классные твои ровесники, которые бурно размышляют над решением очень важной для всего мира задачи. Но когда входишь туда – падаешь в яму и копошишься среди таких же пьяных и безумных людей с фосфоресцирующими глазами, среди несчастных людей. Здесь так темно, что не различаешь цвета – все серо-черное.
Мы с Виталиком были пьяны, и потому нам уже не казалось, что здесь тесно и что очень громкая музыка. С развратнейшей ухмылкой на лице я закурил. В центре барного овала танцевала обнаженная юная девочка, а вокруг бесновалась толпа. Охранники сталкивали тех, кто пытался взобраться на стойку. Она танцевала так страстно, будто перед жертвоприношением, словно бы у нее осталось несколько минут, перед тем как толпа разорвет ее струящееся тельце на трепещущие кусочки. Мосластый, мускулистый негр лазил возле нее с фотоаппаратом и пусто щелкал затвором, он как бы сглаживал этим жуткий эффект от ее безбожно откровенных поз, придавал этому развратному танцу вид искусства.
Виталик помахал негру и, облокотившись на стойку, крикнул:
– Привет от Зухры!
– Она в Москве?
– Что? Нет!
– Налейте им!
Пританцовывающая барменша бесплатно налила нам водки с соком, литровые пластиковые стаканы. Мелькали потрепанные девушки и женщины – осоловелые, похотливые и неприступные. Смотрели насмешливо и загадочно, словно бы хотели, чтоб их изнасиловали, но не как обычно, а как-то вот по-другому, сама не знаю как, хи-хи. Им хотелось и разврата, и ощущения собственной сокрушительной силы, и доступности, и власти, как это было у сияющей обнаженным телом девочки в центре зала.
Я закурил. От этого света какие-то голубые пятна на сигарете. Выдохнул дым, и он плоскими клубами заструился в световых пластинах. Хорошо. Я танцевал с закрытыми глазами и растворялся в этом ослепительном грохоте. Чьи-то крики вспыхивали слева и справа, я улыбался с закрытыми глазами.
– Эй! Эй! – Я больше догадывался, что кричит Виталик, нежели слышал на самом деле. – Эй!
– Виталиус, у тебя пластмассовые глаза.
– Пойдем, выпьем!
Я мотнул головой. Он отыскал негра.
– Зухра родила! – крикнул он. – Мальчика.
– Она в Москве?
– Нет!
Негр махнул рукой, и нам снова налили в литровые стаканы. Тонкие прозрачные стенки светили матовой голубизной. В световых волнах и вспышках плавали головы. Во мраке под самым чердаком, среди какого-то металлолома, бесновался ди-джей. В этих ночных заведениях, уже под самое закрытие, во мне вдруг возникает желание вынуть какое-нибудь жутко смертоносное автоматическое оружие и всех расстрелять, причем в темпе той музыки, что вдавливает перепонки в мозги.
Меня ткнула пальцем в грудь чем-то напуганная и в то же время очень важная девушка с белыми прямыми волосами.
– У тебя зеленые пластмассовые глаза, – сказал я. – Очень приятно.
Она с укором что-то высказала мне. Я взял ее, и мы пошли искать Виталика. Он был в другом погребе, спорил с какими-то парнями, причем они говорили по-английски, а он по-русски.
– Виталь, вот, по-моему, трахаться хочет, – сказал я ему.
Он начал общаться с ней и постоянно выдергивал свое плечо из рук лапающих его англичан.
– Стап! Стап! – кричал я. Где-то слышал, что по-английски надо кричать не "стоп”, а именно "стап”.
– Сто баксов, Вась! Всего сто! – Виталик с мольбой извивался передо мною. – За ночь.
Проститутка смотрела в сторону.
– Пойдем, пойдем на улицу. – Я вырывал его от англичан.
Вышли и стояли втроем возле комнаты охранников. Было тихо, но казалось, что все вокруг вздрагивает. Я увел Виталика на улицу. Проститутка смотрела нам вслед. Весь этот дворик перед метро был завален мусором, будто его швыряли из окон домов и сливали сюда помои.
– Виталь, пойдем домой…
Он крепко сжал мою ладонь.
– Отдай руку.
– Не отдам.
– Отдай.
– Вась, прошу тебя… Пойми меня, ее Маша зовут! Тоже Маша, прикинь! Маша!
Возле меня плакал и дрожал мой невидимый ангел, с детским возмущением прихлопывал крыльями, умоляя перепрятать несчастный кошелек и убираться вместе с этим озабоченным художником домой. Я слышал его, но не послушался.
Цинично поковырялся в портмоне и отдал этой беловолосой зомби сто долларов. Она деловито приняла и ушла к охранникам, а я с испугом и в то же время с радостью подумал, что она уже не вернется. Но она вернулась одетая. Когда мы ловили машину, к нам подошла еще одна девушка – стройная и молоденькая, но с водянистыми глазами и бессодержательным взглядом.
– Давайте ее тоже возьмем, ребята! – предложила беловолосая. – Чего ж она зазря будет мерзнуть?
– Сколько?
– Всего полтора косаря.
– Как тебя зовут? – спросил Виталик.
– Маша.
– Как? – Он смущенно усмехнулся.
– Так, Машка…
– А ты?
– А я Мария, х…ли.
Меня поражала нарастающая грубость беловолосой. Понятно, деньги свои она уже получила. Странно, что они все еще были с нами. Если бы они заорали и стали вырываться, то мы бы не смогли их удержать. Может, и вправду, мы им просто понравились? Ведь они все-таки женщины, со своими предпочтениями и вкусами, может быть, им так же хочется, как и нам, просто ласки и любви, а не только денег.
Мы доехали до какого-то вокзала. Там в темноте стояли присыпанные снегом старушки. Беловолосая сказала, что у них за полторы тысячи можно снять квартиру на сутки. Двери открывались, хлопали, задувало ветром, было тесно, блестели снежинки в полумраке салона. Вдруг на переднее сиденье уверенно села мощная бабка, и мы поехали дальше. На какой-то большой площади нас остановила милицейская машина. Виталик показал свое писательское удостоверение, но они не отставали. Мария ушла с ментом, они стояли в лучах фар и о чем-то договаривались, снег летел сквозь них. Она все же договорилась, и нас отпустили. Это было удивительно. А мне понравилась эта молоденькая Маша, понравилась ее бесцветность, хлипкость и жидкость ее.





скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
1 860
Опубликовано 30 май 2014

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ