(рассказ)
Коля хлопает рукой по стенке и, прищурив глаза, определяет:
— Вот тут она у тебя того... Это. Кривая.
— Странно, — удивляется Валера, просвещенный асфальтоукладчик. — Вчера еще была прямая.
— Земля-то крутится, — объясняет Коля. — Сегодня прямая, а завтра...
— Сегодня прямая? — уточняет Валера.
— Нет. Нет. Вчера была прямая, а сегодня будет крива-ая, — дядя Коля грозит корявым пальцем и хохочет — стало быть, пошутил. На Колиных ногах шерстяные носки и галоши. Штаны неопределенного цвета, вытянутые на коленях. Серо-буро-малиновый свитер. Засаленная кепка с надписью California Dream на седых вихрах.
Валера строит дом из пенобетона. Коля, в целом, одобряет пенобетон. Хотя с кирпичом его не сравнить. Или можно было — во! — из цельного бруса. Но, конечно, теперь брус дорогой. Дешевле всего... — тут Коля пускается в рассуждения. Его собственный дом сбит добротно, крепко и нелепо; из чего попало. Коля его постоянно то подпирает, то перестраивает. На все четыре стороны дом глядит деревянными маленькими чердаками, с фронтонов краска давно облетела, ну а что его красить? Красиво? Главное, чтобы стоял и не рухнул. То-то. А ты говоришь — «красиво».
— А двор асфальтом закатай, вон, как у меня, — учит Коля Валеру, глядя на Валерин совершенно праздный, с точки зрения Коли, двор и сад. Там хлопочет Валерина вторая жена, любительница цветов и одноразовых шведских беседок.
— На пензию-то скоро? — громогласно шутит Коля, проходя двором.
Валерина жена охотно смеется. Ей не скоро.
Дует ветер, размазывает облака по светлому небу, раздувает яркое белесое солнце. Дует ветер, и блестит высокая трава в бескрайних полях. Земля похожа на бугристое одеяло, река — там, внизу — вся от сильного ветра рябит и рассыпается на мелкие ручьи, которые текут в рощицах по дну долины. И роща тоже течет и рябит блестящей листвой, и так вот вся долина становится под ветром сплошь текучей, сияющей. И в самой высокой точке долины лежит камень-валун, занесенный ледником много тысяч лет тому назад, в нем штырь, а рядом со штырем выбиты заросшие мхом буквы. А что там написано, этого никто не знает.
На той стороне реки узбеки Андрею (который из Гатчины) ремонтируют крышу сарая. Включили себе радио, обсели скат на теневой стороне, курят и лениво переговариваются. Один верхом на князьке крыши и медленно тюкает молотком, для виду. На земле внизу, в тени — бай, главный узбек. Он никогда не работает, а нужен для начальства.
Коля подходит к узбекам со стороны реки.
— Чего дурью маетесь? — говорит он. — Давайте работайте!
Узбеки радостно улыбаются.
— Коля! — говорит бай. — Привет, Коля!
— Привет-привет, — ворчит Коля и делится сигаретами. — Ну, что, драндулет-то еще не отобрали?
— Сломался, — разводит руками бай.
Месяц назад узбеки купили ржавый «Запорожец». Прав у них нет, и вообще они в каком-то кузове тайком сюда приехали. Но вот, купили «Запорожец», и теперь он стоит тут же рядом, и трава вокруг него уже высокая выросла.
— Слушай, — бай трогает Колю за плечо.
Коля поворачивается. Бай смотрит на него своими темными глазами.
— Ты в Интернет выходить умеешь?
— Как? — не понимает Коля.
— В Интернет, — повторяет бай, напрягаясь. — На... с мобильного телефона.
Бай знает, что Коля умеет все. Об этом все говорят. И все знают. Если ты чего-то не умеешь, не стыдно спросить у Коли. Потому что больше, чем Коля, ты все равно уметь не будешь.
Бай протягивает Коле телефон. У бая дорогой телефон. Не может быть дешевой мобила бая; лучше жене послать меньше, но не прослыть лохом. Коля берет мобилу бая. Мужчины наклоняют головы и напряженно вглядываются в эту вещицу. У обоих руки темные, грубые, потрескавшиеся. Пальцы гнутся плохо.
— Ну, это должно быть вот здесь, — говорит Коля отрывисто и небрежно, постучав ногтем по нескольким кнопкам сразу. — Вот на это жми. На эту кнопку. И появится... то, что надо.
— А-а, — говорит бай, и по его лицу, как всегда, непонятно, понял он, что Коля в Интернете не разбирается, или не понял; и что причиной скрытности бая — презрение или уважение.
С ними никогда не поймешь, думает Коля, и сам чувствует внутри что-то странное, какую-то смесь двух этих чувств. Кажется, ясное и полное было переживание, — а вот, шевельнув хвостиком, скользнуло мимо.
Профессор и общественный деятель Георгий Палыч нашел камень на огороде, выкопал вокруг него яму и сидит теперь вокруг этой ямы — перекуривает. Надо трактор, тащить. Надо обвязать камень веревкой, подпереть длинной дрыной и т.д. Забавы на полдня. Коля предвидит. Он некоторое время топчется вокруг камня, потрясая кривым толстым пальцем, и курит стоптанную беломорину, и что-то думает такое.
— Смотри, — начинает он потом.
Георгий Палыч поднимает голову. Коля собирается со словами.
— Костер разведи.
— Думаешь, расколется? — понимает профессор.
— У тебя шланг есть.
— Ага, — радостно соображает профессор. — Горячей водой, потом холодной. Но он такой большой.
— Во-о, — одобряет Коля. — Так и надо. А что он большой-то. Думаешь, они крепкие тут, камни. Потом топором пару раз тюкнешь, и все.
Коля вообще любит топор. Это самый правильный инструмент. Никаких тонкостей. Топор и кирпич. Лом и лопата. Трактор и грузовик. Картошка и водка.
Внутри Колиного дома — гулкое полутемное пространство, где пахнет опилками и сеном. Тенистый яблоневый сад зарос смородиной и крапивой. Двор Коли — скопище инструментов и предметов неясного назначения — живой памятник индустриализации. Да и сам Коля, хотя всю жизнь прожил в деревне, половину ее ездил работать на завод. Всего восемь остановок на автобусе, и глушь превращается в промзону. Но здесь пока еще глушь.
Вот он движется там за малинником, идет, направляется. Синяя кепка мелькает в кустах сирени. Вот гремит на велосипеде по тропе за покупками в соседнее село. Вот Коля разговаривает с людьми, которые приехали к нему на машине. Закрывает сарай на ночь. И снова куда-то направляется.
Белый дым валит из трубы Колиной бани. Издалека к Коле едут люди. Съезжаются какие-то темные горючие мужики, корявые парни. Все на битых и ржавых тачках. Волокут непонятные железки, которыми можно что-то делать — то ли с землей, то ли с небом.
— Чего дурью маешься? — говорит Коля, подходя к огромному богатому участку, единственному такому на всю нашу долину. Там живет главный чиновник-архитектор района. Не участок — поместье. Замок с угодьями. Теннисный корт. Часовня. Сад со множеством служителей. Ворота нараспашку, и видно, как жена архитектора со старшей дочерью сидят на качелях и читают.
— А, привет, Коля! — машет жена архитектора, мило улыбаясь. — Мы не дурью! Мы читаем про разведение цветника!
— А-а! — Коля машет рукой. — Цветы — это сорняки... Картошку сажай, картошку! Поняли? Мало ли что!
— Обязательно посадим!
— А-а, — кричит Коля, — вот то-то же!
Кричать приходится потому, что ветер, всегда ветер. Вычесывает по весне старую траву, раздувает огонь, гудит в проводах. Белый налив утром весь на земле. Летит против ветра птица, отчаянно машет крыльями, стоит на месте.
Коля говорит:
— По-фински наша деревня называется «Место, которое тучи обходят стороной».
— А как это будет по-фински?
— А хрен его знает. У Хельмы спросите.
Две неистовых дачницы-сестры, Галина и Валентина, с утра, не разгибаясь, полют огород. Видно только их попы, да еще как сорняки с комьями земли на корнях летят из-за забора.
— Чего, — орет Коля, — капусту воруешь? До пенсии-то — сколько осталось? А—а, вот то-то же!
Цветы — сор. Капуста и картошка — жизнь. Пенсия — цель. Дом — это фундамент и печка. Инструменты — топор и лопата.
Вместе с тем, Коля оптимист. Когда с неба все лето льет, Коля любит, проходя мимо, бросить:
— Ну, наконец-то дождик собирается. Хоть пыль прибьет!
Если же весна несправедливо холодна, или август сер и уныл, Коля скажет:
— Хрен вам, а не глобальное потепление. Наоборот, идет похолодание. Значит, все в порядке. Аисты у нас селятся? Вон их сколько. Хорьки. Орлы. Змеи.
— Люди и куропатки, — добавляет Валера, если разговор ведется с ним.
— Ну, люди, — возражает Коля. — Люди-то где угодно могут жить. Вот аисты — другое дело. Или щуки.
— Горох принимайте! — гаркает Коля, вываливая к нам через забор огромный зеленый колтун — листья, усы, стручки.
Дети подхватывают колтун, несут на крыльцо разбирать.
— Огуйчик? — говорит Ваня, берясь нежными пальчиками за стручок.
— Стручок! — объясняют ему.
Соседская девочка Вика набивает стручками рот. Зеленый сок струйкой течет по голому животу. Колины штаны мелькают за полосатыми штакетинами.
Коля непрерывно дарит. Утром просыпаешься, а на крыльце банка кислой капусты. Или моченых яблок. Спотыкаешься о соленый огурец. О миску с лесной малиной. Рыжиками. Иргой.
— Коля, мы купим у тебя картошки?
Машет рукой.
— Берите.
Оставляешь деньги. Коля несет обратно сдачу, перекидывает через забор, не глядя.
Иногда соседи дарят Коле разные нужные вещи. Болгарку дарят, кепку. Коля скептически ухмыляется и говорит «спасибо». Но использует дареное редко, стараясь обходиться без.
Колина жена Неля — странная. Она создана как-то криво, кособоко. Ходит прихрамывая. Зубы у нее торчат, глаза косят. Неля худа и молчалива. Если зайти на двор к Коле, а Неля там, то она прошипит сквозь зубы что-нибудь недоброжелательное. Такой ее сделала природа и жизнь. Коля долго не мог жениться на Неле, потому что ему запрещала мать. Когда мать Коли умерла, они, наконец, поженились. Обоим было уже за пятьдесят.
Больше ничего про Нелю не известно. Эта женщина — как закрытая коробочка. То вдруг начнет улыбаться, а то как зыркнет на тебя с такой злобой, что вздрогнешь и тайком сложишь пальцы в кармане.
Детей у них, ясно, нет.
Когда работа, Колю надо терпеть: приходит и мучает советами. Ведь никто ничего не умеет-то.
— Инструменты у вас хорошие, а руки растут из жопы, — говорит Коля.
После чего берет дело в свои наждачные руки. Грубо стесывает, обрубает, замешивает, выворачивает камни. Как вы поступите, например, если, готовя землю под фундамент нового дома, ваши рабочие наткнутся на огромный валун? Такой огромный, что хоть бы и самому Фальконе. Придет Коля, начнет советовать. Камень быстренько обвяжут веревкой. Припыхтит трактор Колиного знакомого. Все окрестные мужчины навалятся на огромное бревно. Коля крикнет: «Тащи!» Трактор дернет, рванет, и валун, влекомый его мощной силой и понуждаемый с другой стороны рычагом, вывернется из ямы и потащится по полю, оставляя за собой глубокий след.
Или если, например, надо совратить с прямого пути телеграфные провода, чтобы они не просто обогнули ваш дом, но и дали ему ваши пять киловатт. Или даже уворовать электричество для большого распила каких-нибудь дров (Коля в кошках залезет на столб и накинет пиратские крючки на высоковольтную линию). Или...
— Мало ли что.
На рассохшемся бревне у бани сидят два пацана, маленькая девочка играет рядом, у их ног. Тренькает тусклый велосипед. Мелькают штаны, слышатся свежие голоски.
— Это чего, дети? — спрашивает Валера у Славы. — Коля чего, детей завел? Коля! Это твои дети, что ли?
— Угу! — говорит Коля. — Неля вчера разродилась, вон и бегают. Это племянники. Я их сюда привез из секты.
— Из секты? Какой?
Коля машет рукой.
— Племянница. В секту ушла. Приезжаю — квартира на ключ. Я туда, сюда. Это под Тихвином. Там у них бардак. Сектанты...
От Коли никогда не слышно мата, но тут его губы добавляют к фразе несколько не озвученных слов.
Он машет рукой.
— Пришел с участковым. На каникулах будут жить у меня.
— А потом?
Коля машет рукой.
Внуки живут у него шесть, семь, десять лет. Девочка поступает в школу. Мальчики — в колледжи-ПТУ. Их жизнь, как и жизнь Коли, видна как на ладони, она однообразна и горизонтальна, примитивна и таинственна.
Соседом в нашей деревне считается тот, кто живет через поле от тебя. Рядом дома не строят — слишком ветрено, опасно при пожаре.
Через поле от Колиного дома живет баба Надя. Раньше она квасила, теперь занялась пчелами и перестала. Правда, свихнулась, и характер испортился. Надя ходит всегда во френче, резиновых сапогах и круглой кепке. На дне рождения Коли Надя принимается всех бранить, особенно же грязная ругань достается на долю старшего Колиного внука, который два года назад поступил в колледж и теперь, за столом, скромно хвастается заработками и уважением в рабочем коллективе.
— Все вы, нах, думаете только о деньгах! — яростно гнусавит Надя. — Не осталось ни чести, ни совести. А тебя, щенок, я вообще знать не хочу. Как маленький был паршивец, так и остался. Тебя надо было в интернат сразу сдать, как хотели. А он расхвастался, что стариков строит! Разговаривать с вами не хочу! — кричит Надя отчаянно, оглушительно, встает из-за стола, но, пройдя пару шагов, садится на корточки и начинает горько рыдать, бормоча, как в бреду, что-то бессвязное.
А Колина жена Неля выбирается из-за стола, выходит боком из комнаты и сильно хлопает дверью.
— Там была дурацкая история, — говорит Слава и, прищурившись, смотрит, как дымят леса на горизонте.
Слава — самый старый неместный житель долины. Дом здесь он купил еще в начале восьмидесятых.
— Неля и в молодости странная была. Больная, что ли. Вообще не работала, кажется. А Надежды муж — сел, надолго. После отсидки прожил мало. Ее оставил с троими детьми. Говорят, Надя какое-то время у Коли чуть ли не жила. Он ей все сделал. Да вот этот дом ее, считай, он и построил. Его мать в Наде души не чаяла.
— А жениться не стал?
— Вот в том-то все и дело. И не только жениться. Ничего — не стал. Он Нелю любил всю жизнь. А мама была против их брака.
— Откуда ты знаешь?
— Когда я только въехал, Коля сильно с мамашкой на эту тему скандалил. Его мама та еще была старуха. Голос громкий, все было слышно. И про Нелю, и про Надю.
— Ничего себе.
— Надежде быстро надоело, она перестала к нему приставать. И вот — злится теперь. А чего злиться — непонятно.
После бани сидят на бревне — отдыхают.
— Коля, — спрашивает Валера, разомлевший от субботнего вечера. — А ты считаешь, что раньше было хорошо? Ну, в стране Советов?
Коля смеется.
—Хорошо-то? А ты там долго жил, что ли, что говоришь — хорошо?
—Да я не говорю, — возражает Валера, — я тебя спрашиваю: хорошо?
— Тут в семидесятом самолет грохнулся на то поле за дорогой. Детали аж досюда долетали. Грохот стоял, огня столб был. Аж до неба.
Все историю эту уже слышали, но впечатляет она по-прежнему.
— В тридцатые годы, — продолжает Коля, — в кулаки знаешь, как записывали? Лошадь да две коровы. И марш на Север, как деревья маршируют, — Коля стирает пот с красной шеищи.
—В смысле — как деревья?
— Ну, видал, как деревья маршируют? Бензопилой-то когда. Одни пеньки остаются. Вроде меня.
Коля ухмыляется, курит и щурится вдаль из-под козырька кепки, потому что солнце заходит и светит прямо Коле в лицо. От этого — и оттого, что после бани, — лицо у Коли становится совсем красное, медное, как у индейца.
_________________________________________
Об авторе:
КСЕНИЯ БУКША
Родилась и живёт в Санкт-Петербурге. Окончила Аничков лицей, музыкальную школу и экономический факультет Санкт-Петербургского Государственного Университета. Мать двоих детей.
Лауреат премии «Национальный бестселлер-2014». Автор журналов «Знамя», «Новый мир» и др. Автор книг «Завод «Свобода», «Мы живём неправильно», «Жизнь господина Хашим Мансурова» и др.
скачать dle 12.1
