Редактор: Женя Декина
(рассказ)
Солнца здесь не видели годами, потому что лучи его не попадали в глубокий колодец двора. Небо даже в ясную погоду имело вид половой тряпки, закопченное трубами ТЭЦ; в ненастье же злой ветер вцеплялся в облака, как бульдог, и рвал тучи в клочья.
Но если выбраться на заваленный барахлом балкон, встать на продавленный диван, прижаться носом к стеклу, извернуться шеей и кинуть взгляд вдоль стены, можно увидеть яркое пятно зелени.
За кварталом начинался лес, но никто из жильцов не мог сказать, где он заканчивается; те счастливцы, чьи квартиры окнами выходили на опушку, наблюдали лишь волны ветра, бегущие по верхушкам крон. Остальные и вовсе не видели леса, а поскольку не видели, то и не думали о нем.
Взрослым трудно выворачивать шеи, уж слишком они громоздкие, даже женщины; кроме того, это не солидно. Мальчик же часто выбегал на балкон, чтобы поглядеть в сторону леса.
Он иногда просил родителей пойти туда погулять – очень уж привлекал мальчика зеленый клочок, а те вроде и не отказывали, но все не могли никак собраться: дела.
– На выходных сходим, – обещала мама. – Поиграй пока во дворе.
Мальчик шел во двор, но там становилось скучно. Казалось, что здесь за тобой наблюдают сотни глаз – льдистых окон безликих многоэтажек.
Делать там было нечего, в этом дворе.
Один раз мальчик шел домой и вдруг услышал, как кто-то плачет. Он был добрый, поэтому остановился и стал оглядываться, чтобы помочь, если вдруг кому-то нужна помощь. Он увидел: у подъезда сидела девочка, по виду ровесница, и хныкала; лицо у нее было красное и мокрое.
Мальчик подошел, сел рядом и мужественно произнёс:
– Не плачь. Что толку-то? Я раньше плакал, плакал – и ничего не изменилось.
Девочка шмыгнула носом и сказала:
– Отстань.
– Зря ты так, – помолчав, сказал мальчик. – Я ничего плохого не делаю.
– И я тоже, – ответила девочка. – Только все равно грустно тут.
Мальчик обвел глазами стены-колодец и сказал:
– Ага.
Оказалось, что девочка недавно переехала сюда, а раньше жила в другом районе, где лес подступал прямо к дому и заглядывал в квартиру, и это было очень здорово и весело, потому что можно открыть окно и вылезти прямо на ветку, а с нее – на другую ветку, и так путешествовать, не спускаясь на землю, и облазить весь мир. А еще в лесу можно играть в прятки с сыроежками, хотя приходится все время быть в роли вожака, но это нисколечко не утомляет; можно найти солнечную поляну, раскинуть руки и упасть на спину, и совсем не больно, потому что трава там очень мягкая и пружинит, только мама потом ругается, потому что платье измазано. У корней растет кисленькая заячья капуста, а с июля можно собирать чернику; от нее синеют губы и ночью видишь все-все-все.
Мальчику тоже захотелось заплакать. Он процедил:
– И здесь есть лес.
– Правда? Ой, как здорово! А где? Я не видела… А как там поют дрозды? А ты попадал лицом в паутину – она с таким забавным треском лопается?! А ты делал кораблики из березовой коры?
– Я не знаю, – растерялся мальчик. – Я только видел кусочек зелени с балкона. Понимаешь, это не близко: надо завернуть за угол, пройти до гастронома, мимо аптеки, обогнуть ТЭЦ, еще раз повернуть, перейти дорогу…
– Эх! Так разве ж это здесь! – воскликнула девочка. – Это уже не здесь, а там.
Но плакать она перестала, а значит, мальчик кое-чего добился. Кроме того, когда лицо ее приобрело нормальный цвет, девочка оказалась милой, и они крепко привязались друг к другу и гуляли во дворе вместе.
Окна девочкиной квартиры выходили на город, поэтому она часто гостила у мальчика на балконе: оба разглядывали зеленый клочок и обсуждали, как пойдут туда бродить и исследовать новые земли; окружающие обзывали их женихом и невестой, а им – хоть бы хны. Лес был важнее.
Они не реагировали, и это показалось обидным; кроме того, странные лесные грезы были непонятны дворовому люду, и дразнить их стали чаще и жёстче; дело доходило до того, что сверстники из школы решили проучить мальчика и надавали ему тумаков:
– Какой тебе лес, сопляк… Живи, как все, без всякого лесу!
А одноклассницы тайком выдавили в портфель девочки тюбик клея, и внутри тетрадки слиплись так, что пришлось выкинуть все домашние задания.
Мальчик и девочка становились во дворе чужими. Они мечтали о лесе, а жители района строили планы, размышляя о вещах полезных и нужных для хорошей жизни. Здесь вообще не принято мечтать, и скоро их возненавидели не только дети, но и взрослые.
Папа и мама мальчика встревожились; поначалу они относились к девочке неплохо, но потом стали винить ее в том, что мальчик стал совсем одиноким и неприкаянным, не находит ни с кем общего языка и стал хуже учиться.
– Она плохо действует на сына, – решили родители. – Она чужая здесь, взбалмошная, чокнутая. Точно: ненормальная какая-то, сбивает нашего парня с толку. Шла бы она… лесом.
И мальчику запретили общаться с девочкой.
Он обещал родителям не разговаривать с ней, послушный мальчик, и теперь шел домой мимо девочки без остановки.
Девочка было подбежала к нему и начала тараторить про лучи света, которые, пробираясь сквозь листву, рассыпают горстями солнечные зайчики, но мальчик не поддержал беседы, и она замолкла растерянно; затем пыталась спрашивать, не случилось ли чего – мальчик молча качал головой.
Девочка перестала спрашивать; и лицо у нее опять стало пунцовое, мокрое и некрасивое.
Некоторое время он видел еще, как она плачет на скамейке, и остро жалел девочку; сердце его рвалось к ней, но он дал обещание и не мог его нарушить, потому что считал себя обязанным держать слово: так их учили.
Скоро девочка исчезла. Он долго вертел головой, ища маленькую фигурку, и не находил – свободная стояла скамейка. Без девочки он почувствовал себя неуютно, словно внутри пустота образовалась, но стало и полегче: а то раньше, проходя мимо, мальчик мучался – и за девочку обидно, и боялся, что сам не выдержит, нарушит запрет.
– Уехали они, – оборонил папа как-то вечером. – И правильно: чужаки, нечего здесь делать таким.
А мальчику снилось, как они гуляют с девочкой в лесу. А потом он вовсе перестал видеть сны – какие сны в темном колодце?
Потихоньку все уладилось – мальчик помирился во дворе с друзьями; его больше не били. Старшие хвалили его, отличали учителя в школе, и он вырос в юношу уважаемого, перспективного – теперь уже его ставили в пример младшим. Он коротко стригся, занимался спортом и холил короткие усики под носом. Шея молодого человека уплотнилась, стала короткой и толстой, и он уже не мог выглядывать из окна так, чтобы видеть клочок леса, да и глупо получилось бы – взобраться с ногами на диван, как в детстве; он выходил теперь на балкон, только чтобы покурить.
Он почти забыл о девочке, но, бывало, бродил по кварталу в безотчетной тревоге, всматриваясь в женщин, и не раз у юноши щемило в груди, когда он издалека видел тоненькую фигурку в простеньком платьице. Тогда он убыстрял шаг, но, приближаясь, молодой человек видел, что ошибся – на скамейках сидели другие девушки; они косились на него кокетливо, но рассуждали о моде и шоппинге, а он в этом ничего не понимал. Скучно юноше становилось с такими барышнями, и одиноко он жил – не с кем поговорить.
И он копил обиду и лелеял ее в себе, тяжелую и сладкую. И он подумал, что, возможно, он отыщет девочку в лесу. Где ж еще?
Как-то молодой человек набрался храбрости, завернул за угол, дошел мимо аптеки до гастронома, обогнул ТЭЦ, еще раз повернул, перешёл дорогу и встал на лесной опушке, отмахиваясь от насекомых.
Пыльно здесь оказалось и душно. Корявые березы перемежались красной сосной, чья кора шелушилась и была слишком тонка для того, чтобы делать корабли. Грязно-белые березовые стволы были утыканы острыми гвоздями, по которым весной стекал слезно горький сок. Предлесная полоса заросла лопухами и колючкой, а дальше виделся завал – серая умершая древесина, годная разве что на костер. И часто ее тут жгли: много кострищ пачкало землю, у дороги сухую и рассыпчатую, а дальше болотную, хлюпкую, вязкую. И жили тут разве что пауки – мохнатые твари с измазанными ядом жвалами.
Молодой человек обводил лес холодными серыми глазами, и лес отвечал таким же недобрым взглядом, давил, гнал назад, шелестел сумеречными кронами:
– Уходи к себе, ты здесь чужой.
Он попытался сделать шаг, другой – вглубь, в неизведанное, непонятное, но что-то его держало, тянуло назад, словно приковывало к городу, оставшемуся за спиной. Кто больше давил: лес ли презрительной невидимой рукой упирался в грудь, не пуская в себя, или город властно звал назад своего питомца?
Там, впереди, была чаща; зеленое пространство, от которого юноша стал задыхаться, еще даже не войдя туда. Мошка облепила лицо; он шарахнулся и задел липкую паутину, и она порвалась с тихим противным треском, повиснув клочком на носу. Визгливо и пронзительно трещали какие-то мрачные птицы.
Мокрая ветка хлестанула по лицу, и, приученный двором давать сдачи, испуганный молодой человек ударил в ответ и стал обозленно лупить по деревьям; ему казалось, что он борется с гигантом, хотя он скакал, кричал и молотил лишь воздух и кору.
Юноша бился, пока не расшиб руки в кровь, и отступил, пораженный и обессиленный, но перед тем, как окончательно уйти в город, солнечный зайчик больно ударил по глазам, словно напоследок пнул побежденного.
_________________________________________
Об авторе:
БОРИС ПЕТРОВ Прозаик, журналист. Родился в 1976 году. В «Лиterraтуре» публикуется впервые.
скачать dle 12.1
