Канат Омар. ДЕВЧОНКА, СПУТНИК И КАК-ТО НЕ ПО СЕБЕ

Редактор: Юрий Серебрянский


(рассказ)



1

Раздался дверной звонок. Он открыл дверь. На площадке стояла девчонка в салатовом платьице и сосала палец. Это вызывало чувство опасности, смешанное с непристойностью. Дискомфорта добавлял мерзкий сквознячок, тянущий с пожарной лестницы.

– Чего надо? – не слыша себя, спросил он невозможное создание.

Та не ответила, а только таращилась на неряшливого мужика с обвисающим брюшком, невыразительным взглядом и спотыкающейся щетиной на синюшных щеках.

Он вздохнул и отступил в прихожую, пропуская в холостяцкую квартирку субстанцию, несовместимую с его снулым разумом и худосочной волей. Из пересохшего горла не вырвалось ни звука, да он почти и не пытался говорить. Только наблюдал, как шатается и рушится кособокий мир, который он вылепил из серого воздуха и выцветших обоев за годы малозначительных контактов с захудалым городком на окраине распада и помрачения.

Пока он пытался выкашлянуть смущение, девчонка уселась на диван в пыльной гостиной. Впрочем, комната служила ему также спальной и столовой. И первым делом уставилась на прямоугольное тёмное пятно на обоях. Оно располагалось строго напротив дивана. Посреди пятна торчала кривоватая стальная штуковина, привинченная шурупами к стене. Её предназначение легко угадывалось, потому не располагало к расспросам.

Но, может быть, существо не умеет изъясняться на человеческом языке? Пнуть его или полоснуть ножичком по руке? Стукнуть стеклянным кувшином по бессмысленной головке с жидкими волосиками? Окунуться, иными словами, в невербальную коммуникацию, туда-сюда.


2

Вечерами он садился за письменный столик, доставшийся по наследству, откупоривал бутылку красного сухого и принимался разговаривать с мёртвыми.
С годами их набралось столько, что сухорукая толпа не вмещалась в квартирку. На какой бы площади или в каком лесопарке он ни оказался днём, посреди какого веселья ни закружила суматошная круговерть, он всегда помнил об этих встречах с теми, кто стал для него куда весомей голубоватого марева теплокровных сородичей, точно приобрёл дополнительный сверхзвуковой вес после вычитания из числа дышащих.

Говорить, в общем-то, было не о чем, но всякий раз в лихорадочной болтовне с беззвучными и нестерпимо громогласными он забывался и не задумывался о последовательности и логике речей. Так что беседы случались едва не каждый вечер, если только он не возвращался смертельно усталым после контактов с себеподобными. Над его медленно клонящейся к письменному столику головой текли разговоры с шуршащими за барабанной перепонкой и крадущимися наискосок по кромке света и тени, из дальнего угла комнаты к ближнему, от стороны рассвета к линии заката.


3

Например, такие 
(только что отзвучали, перед самым звонком, в опустошённой башке)
:
бери в долг у друзей, бери у врагов, у банка, правительства, одалживайся в супермаркете, но не проси денег у своих читателей – не унижайся и не унижай своё рукомесло! пусть пылает в ночи последний эшелон достоинства, нерушимый редут – после его сдачи неотвратимо наступят мрак и погибель... или хочешь сказать, мы это прямо сейчас придумали? и нет кодекса мастера? так вот нет же – есть: подыхай, а не проси, топай на галеры, вылизывай доски языком в мебельном цехе в гараже у соседа, горбаться на почтамте, но не вымаливай, подвывая, постыдную подачку!

если что и умеешь делать руками – пусть это и уморительная комедия для больших мальчиков в тоненьких лоснящихся брючках и шоу инвалидов для суровых металлических дев: водить гелиевой ручкой по бумаге, бить по податливым клавишам – так и делай это молча, не скули в надежде на гроши публичного успеха, не лезь под софиты с блядскими приёмчиками, не подсвечивай вытянутую физиономию бенгальскими огнями позора, не подлакировывай козлиный голосок заунывными эскападами осипших от страха лабухов и уж тем паче не жалься в соцсетях и на сайтах для попрошаек в попытке заполучить монету-другую. и помни, смердящий: стрёмно величать патроном в ответ на то, что имярек перечислил десятку на бутер с колой, не важно в какой валюте, хоть в электрической. это зовётся модным словечком, которое даже апологеты переводить конфузятся: краудфандинг. и это не та шляпа, что идёт по невидимому кругу, чтобы собрать какое-никакое вспомоществование для сирого и убогого, а та, что пущена по оптико-волоконным, дабы срубить копеечку на удовольствия прошляков, разрешённые или нет налоговым управлением.

и вот как приглядишься ко всему этому, так и поймёшь, что не стоит прибиваться ни к прощелыгам на доверии в университетах, ни к завистливым старпёрам, ни к задумчивым малолеткам – держись особняком, короче: в этом радость, звенящая гордость рванины, которой платят сдельно, погонно, за выделанную строку в мужских журналах и путеводителях для путешествующих не сходя с дивана, которые что ни год захлопываются, протяжно помахивая страницей с последним редакторским воем.

и то дело. и поделом.


4

Он оглянулся. Девчонка по-прежнему на диване сосёт палец. Заметив взгляд, ухмыльнулась, но не повернула к нему головы. Что-то в ней вызывало приступ снотворной тяжести. Грубо мутнел вязкий воздух комнаты.

Он протянул руку к бутылке, чуть напрягшись вытащил потемневшую снизу пробку из орущего горлышка и уже потянулся за стаканом, когда внезапно отдёрнул руку и молниеносно прижал её к правому боку, прикрывая челюсть, как учил тренер Абай в спортивной секции по боксу, которая прописалась почему-то на хоккейном корте. В детстве это казалось вполне логичным, как и запах сыромятной кожи в зальчике на самом верху бетонного амфитеатра.

Теперь уже не он обернулся, а инстинкт заставил его сжаться в комок наэлектризованных мускулов и, выкинув чуть вперёд левую руку, нырнуть корпусом вправо, сощурив глаза, уходя от взрывной волны угрозы.

Она стояла совсем рядом. Уже едва ли не вплотную к нему. Буравила невыносимыми ледяными глазами.

Воздух вытек из лёгких, а тряпичные конечности сами обвисли по бокам засыпающего тела. Она тут же ухватилась одной рукой с выгнутыми коготками за его колено, другой коснулась дрогнувшей поясницы, а затем скользнула пальцами ниже к ноющему копчику. Он не отпрянул, даже не дёрнулся, лишь закатил глаза, как припадочный.

После колена настал черёд внутренней стороны бедра, по которому её пальцы пробежались в краткой увертюре, прежде чем завозились с ремнём на поясе и уже через пару секунд сдёрнули с него податливые брюки.

Это было похоже на насилие по обоюдному согласию. С таким остервенением он никогда в жизни этого не делал, точно выбивал себя из распалившейся оболочки, точно вколачивал память о себе в тщедушное тельце, которое так живо елозило по рваной простыне на тахте и так точно и так умело встречало и отвечало на все его изощренные выкидоны и партитуру толчков, как будто фиксировало упоительную кардиограмму натиска для какого-то будущего информационного сообщения городу и миру или тому, что колеблется за ними и не желает шагнуть на свет дрожащим силуэтом серого откровения и ужаса.

И уже на самом пике, на грани ослепительного взрыва, ему удалось с усилием разлепить веки. Роговицы разом точно вмяло световым ударом. Увиденное, но неосознанное заставило повторить болезненное действие. Мгновением позже он сумел кое-как различить, что же вращалось и беззвучно верещало на острие его раздухарившегося тела – зеленовато-чёрное, чешуйчатое, извивающееся змеиными отростками вокруг невозможной головы нечто. Но сдержаться уже не мог и выстрелил сгустком генетического кода в самое нутро существа.

И оно тут же испарилось, одарив той же ухмылкой, что была у девчонки, сверкнув исчезающим хвостиком.


5

Где-то за десятки световых лет от его квартирки вспыхнул отчаянным салютиком спутник, сверкающая игрушка, крохотный памятник тщете людских усилий и улетевших в трубу денежных сумм, и погас. Навсегда. В наивной попытке связаться с портом приписки – с теми, кому верил. Как подобранный на помойке шелудивый пёс. Смешное дело. Даже мысли не допускал, что так и было задумано теми, кто протягивал волосатые руки над костром тщеславия и человеческой глупости, любовно вертел ими и жмурился от удовольствия. Воротилами космического бизнеса.

Но он-то этого не знал. Да и откуда ему знать. Какие, в конце концов, мысли? Он же памятник! Тончайшая конструкция из сплава ценных металлов и сверхпрочного стекла, которая выдержала бы и бьющегося в иллюминаторы космического Мегалодона.

Но до этого дело не дошло.

На полу квартирки дребезжала и потренькивала на сквозняке высохшая кожица, ещё сохраняющая форму условного пузыря, вытянувшегося в сторону тёмного пятна на стене.







_________________________________________

Об авторе:  КАНАТ ОМАР

Родился в Павлодарской области. Окончил Санкт-Петербургскую государственную Академию культуры по специальности «режиссер киновидеостудии». Живет в Астане. Публиковался в журналах «Аполлинарий», «Арион», «Воздух», «Волга», «Новая Юность», «Простор», «Трамвай», «First Class» и других изданиях. Участник антологий «Освобождённый Улисс: Современная русская поэзия за пределами России», «Солнце без объяснений», «Как становятся экстремистами», альманахов «Графит», «Прогулка», «Сквозь свет», «Na barje», а также ряда коллективных сборников. Автор нескольких книг стихов. Пишет также прозу, переводит с казахского и английского языков. Участник литературных фестивалей в Казахстане и России. Победитель международного конкурса, проводившегося Фондом CEC ArtsLink, США, и международного конкурса Novellasia (при поддержке Фонда HIVOS), Нидерланды. Произведения переведены на казахский, английский, испанский, китайский и сербский.

скачать dle 12.1