ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Иван Шипнигов. TINDER

Иван Шипнигов. TINDER


(рассказ)


Джинна вообще-то наврала мне. Когда я на съемной квартире случайно нашел Алсу в старом цветастом ковре на балконе и освободил ее, она, как полагается, объявила мне о трех желаниях. Я, естественно, попросил вечную жизнь, идеже несть ни печали, ни воздыхания; Алсу тут же напялила на меня непонятно откуда взявшийся как бы спасательный жилет, но тяжелый и с проводками, зажмурилась, отвернулась и крикнула «Аллаху акбааар»! Я что-то нажал, и все исчезло; меня толкнуло в грудь, стало жарко и ослепительно светло, а потом мое тело заполнила посткоитальная нежность, притом что я догадывался, что тела у меня больше нет. Кажется, мне всего лишь сделали хороший массаж — хотя как его можно сделать бестелесному существу; но я лежал на массажном столе, словно подвешенном в луче белого света, вокруг, как подвешенные куколки, плавно плавали голые девицы, и одна протягивала мне на картонной тарелке какое-то тяжелое, тягучее пирожное.

— Капкейк с гашишом, — прокомментировала Алсу откуда-то сверху, как будто позвонила в прямой эфир Первого канала. — Хорошая дурь, возьми.

Я запротестовал и сказал ей, что не хочу убогий мусульманский рай с 72 девственницами для упоротых смертников, что если она не вернет все как было, я опять закатаю ее в ковер и переброшу на соседний балкон, принадлежащий алкоголику-эстету, который каждый вечер будет выходить и мечтательно ссать на нее в лучах закатного солнца. Все заново исчезло, и мы опять стояли на балконе той съемной квартиры.

— Я хочу жить вечно в этом своем теле, здесь, в Москве, понимаешь ты это?
— Хорошего мало, — нагло ответила Алсу.
— Делай давай! Второе желание. Хочу нормальную вечную жизнь в своем собственном теле.

Все вокруг стало плавно и быстро увеличиваться в размерах и уходить вверх, руки, ноги стремительно уменьшались, таяли, будто кусочки масла на сковороде, одежда упала с меня, как срезанная, из живота куда-то в комнату потянулась мерзкая мокрая пуповина и дернула меня, как лебедка, в сторону какой-то темной пещеры, в глубине которой угадывалась теплая и розовая пульсация. Я догадался, что происходит, и успел сказать: «Алсу, что ты делаешь, прекрати» — после чего закричал от ужаса и тоски одним длинным ровным криком, который вмещал в себя и выражал собой меня всего. Я и был этим криком, и кроме крика не было ничего — это пока хватало воздуха, но и его скоро не стало, меня втолкнуло в узкий скользкий тоннель и стало сдавливать со всех сторон. Я помнил, что смерть гораздо приятнее и легче, чем состояние, в котором я оказался, и мечтал скорее задохнуться и умереть, но в то же время изо всех сил отталкивался от стенок туннеля, блевал соленой теплой водичкой, меня сдавило еще сильнее, хотя сильнее было нельзя — и вдруг все закончилось. Я лежал посреди комнаты, голый и мокрый; джинна смотрела на меня испуганно.

— Но а как ты хотел: жить вечно в своем теле? — это даже мне не под силу. Я максимум что могу, поставить тебя на обратную перемотку: редуцировался бы до зиготы, а потом я бы выделила и законсервировала яйцеклетку с твоими генами. И живи, сколько хочешь. В конце концов, изначально мы все девочки…
— Конец тебе, — сказал я, выблевывая последнюю жидкость. — Закатаю в ковер, потом к эстету.
— У тебя есть еще третье желание. Только подумай как следует, действительно ли ты этого хочешь.

И я задумался.

Да, я ведь этого хочу.

Я хочу, чтобы все женщины, которых я захочу, становились моими. Я что, вслух это сказал?..

...Я лежал в шезлонге на берегу океана. На мне были семейные трусы в розовый цветочек, черные очки и золотая цепь на шее — все с налетом алкошика, в стиле позднего Шнура. Передо мной на столике стоял коктейль с трубочкой — это оказался классический русский ерш, судя по купажу и выхлопу, в пропорции один к одному. Также на столе была бутылка водки «Праздничная» и пластиковый баллон с подозрительно мутным пивом. Алсу то ли поторопилась, то ли пожадничала, а скорее всего, как всегда издевалась — что ей стоит беглый анализ темных времен моей неспокойной юности. А девушки уже выходили из моря нагие и шли ко мне неровной угрюмой цепью, словно нормандский десант. Грохот прибоя на минуту стих, где-то сзади, должно быть, в гостинице на холме, забормотало радио, и я разобрал голос Алсу, которая объявила торжественно, как в «Что? Где? Когда»?

— У тебя Tinder Gold.
— Без тебя догадался.
— Не умничай. У тебя сейчас начнется спортивное ориентирование в Тиндере.
— Ой, все! — огрызнулся я. Алсу со своими дешевыми фокусами мне надоела. Но она продолжала паясничать:
— Антисвайп! Слава КПСС! Вы и Афродита нравитесь друг другу! — хохотала Алсу. Вновь загремел прибой, заглушив бормотание радио, и стало пасмурно. Подошли первые девушки.

Они были словно неживые, как бы подмороженные, металлической пластикой, стеклянными взглядами и целлулоидной, кукольной красотой похожие на Терминатрикс, одетую в женскую плоть, из дурацкого третьего фильма франшизы. А мне было далеко до Шварца, даже несмотря на возраст. Я втянул живот, залпом выпил ерш. И занюхал твердой пшеничной косой маленькой, видимо, крашеной блондинки с легким восточным акцентом на скулах и — надо же с чего-то начинать — поставил ей лайк: правой рукой шлепнул ее по попе. Она молча встала у меня за спиной. Следующая была откровенно, чрезмерно полна, и на ум пришел дешевый каламбур о глубинном родстве целлулоида и целлюлита. Ее я смахнул, опустив большой палец вниз и таким образом смешав древнегреческий миф с древнеримской забавой.

— Ты профили читать будешь? Для кого писали?! — снова зашипела где-то сзади невидимая Алсу.

Я махнул рукой перед лицом очередной девушки, словно нажал на ее юзерпик в приложении, и в йодистом воздухе перед ней повис полупрозрачный голубоватый экран с текстом, орфографию и пунктуацию которого я бережно сохранил:

«Сижу здесь на спор, из-за своего скептицизма. Но вдруг что! Нам по пути если Вы: интеллигентный, интеллектуальный, интересующийся, не вульгарный, не курите, у Вас ровные зубы, Вы, хотя бы частично, русский. Все остальное абсолютно не важно».

Свайп влево.
Следующая повернулась ко мне в четверть профиля и выставила руки вперед, будто держа их на руле автомобиля; она была красива той обработанной, глянцевой красотой, благодаря которой ее можно было принять и за профессиональную фотомодель, и за смазливую учительницу начальных классов. Я открыл ее профиль.

«Ищу людей приличных, чье время катания на метро прошло. Настоящие Мужчины с авто, где вы???»
Антисвайп.

Еще одна шла, держа перед собой телефон, чуть наклонив голову на плечо и сложив губы в подобие поцелуя, который не дается без любви — сразу было понятно, что перед тем, как попасть в приложение, она помногу раз в день фоталась в зеркале лифта после трудовых подвигов в своем ковролиновом оупен-спейсе — скотном дворе с загончиками для десятков породистых телочек на лабутенах-копытцах.

«Люблю путешествовать, узнавать что-то новое, увлекаюсь йогой, веган (животных предпочитаю гладить, а не есть!), стремлюсь к личностному росту и практикую осознанность в каждом шаге. Строго ЗОЖ!! Если ты куришь, ешь трупы животных или твой рост меньше 180, нам с тобой не по пути».

Свайп влево.
Крестик.
Крестик.
Крестик.

Они шли и шли, сотворенные из морской пены, древнего океана, яркие, написанные густо, выпукло и тепло — холст, масло, темпера, осиянные инстаграмными фильтрами — и все-таки не отличимые друг от друга. Я держал перед ними опущенный вниз большой палец, и они таяли и высыхали, как медузы на гальке, и в неопрятный расплывчатый холодец превращались их пальчики с розовым маникюром, белые кедики на голую ножку, пухлые губки уточкой.

«Никого не ищу, просто смотрю фотки».
«В приложение не захожу, пишите в Direct».
«Мужчины, пишите, незнакомых не лайкаю», — вспыхивали и таяли профили. Блин, здесь же нельзя никому написать!
Свайп влево.
Свайп влево.
Крестик.

Мной овладела холодная, сухая злость. Из сотен прошедших передо мной девушек я лайкнул только одну, самую первую. Она стояла у меня за спиной и, кажется, сильно замерзла. Я сделал ей ерша, накинул на плечи полотенце.

— Тебя как зовут-то?
— Алиса, — застенчиво и развязно сказала она, как проститутки называют свой творческий псевдоним — Марго или Лола.
— Пойдем погуляем, что ли?
— Приложение сначала закрой.
— Как это сделать?

Алиса вздохнула, собрала в щепотку три пальца, как бы схлопывая невидимый экран перед собой, и прибой застыл, вместе с собой поставив на паузу девушек. Стало тихо; берег напоминал теперь мастерскую античного скульптора, томимого похотью и склонного к самоповтору; затихшие девушки превратились в кладбище — или свалку — прекрасных мраморных статуй.

— Зайдем в гостиницу, поищем тебе одежду.
— Я так пойду, — ответила Алиса и сбросила полотенце. — Сама виновата — пьяная выложила сюда голые фотки…

Алиса, кажется, вообще любила это дело, и я имею в виду не ее наготу, а мое бухло. Она допила весь мой ерш и очевидно ждала продолжения.

— Пойдем, тут есть недалеко кафе.
— В «Шоколадницу» только не води ее! — донесся с холма капризный голосочек Алсу.
— Тебя даже в «Шоколадницу» никто не позовет, — не удержавшись, крикнул я в ответ. — Тебе пятьсот лет! Ты старая и страшная!

Мы с Алисой пошли вдоль пляжа. Я, как все и всегда, не знал, с чего начать разговор.

— А далеко до этого кафе?
— У тебя же есть телефон. Посмотри.
— Но как оно называется?
— Так и называется — кафе.

Я вспомнил, что в местности, где мы оказались, нужно вести себя как-то иначе, чем в прошлой жизни, и убрал телефон. Но как иначе — наверное, одной Алсу известно. Да и то ведь не скажет, скотина.

— Почему у тебя в профиле ничего не написано?
— А зачем? Ты ведь и так меня лайкнул.
— Ну а ты почему меня лайкнула? Я ведь даже не знаю, что у меня в профиле. Ведь эта сумасшедшая могла что угодно там написать. Например, что я гей.
— Но ты же не гей.

Спорить с Алисой, равно как и просто светски болтать, было трудно.

— Нет, все-таки, почему ты выбрала меня?
— Кого еще мне было выбирать? Радуйся, сбылась мечта идиота: ты последний мужчина на Земле.
— А куда делись остальные?

Алиса обернулась и показала на оставшийся позади холм с гостиницей.

— Мы на острове. С той стороны холма — крутой скалистый обрыв. Туда часто заплывают акулы. Всех остальных мужчин сбросили с этой скалы. И они сейчас борются друг с другом за еду, одновременно пытаясь не утонуть и не быть сожранными акулами.
— И… развивая метафору, акулы — это женщины?
— Чего? Скорее, мужчины — рыбы-падальщики. Ленивые, тупые, усатые сомы.
— Алиса, ты как будто у Алсу так разговаривать научилась. Давай поболтаем о чем-нибудь позитивном. Ты явно лучше меня знаешь, как здесь все устроено. Можно, например, вернуть мужчин? А то нехорошо получилось: из-за одного моего глупого желания всех со скалы… к акулам…

Алиса остановилась и внимательно посмотрела на меня. В ее взгляде впервые был виден какой-то интерес ко мне.

— У тебя одно желание удивительнее другого. Но зачем постоянно просить Алсу? Сделай уже хоть что-нибудь сам.
— Но как?
— У тебя же есть телефон. Зайди в приложение, активируй настройку «Показывать мужчин». Ты ведь сам убрал эту галочку — и их всех со скалы.
— Но я же не гей!
— А я, что, лесбиянка — с одними бабами тут тусоваться?

И опять с ней было сложно поспорить. Я зашел в приложение, выбрал нужную опцию. Вскоре нам стали попадаться одинокие серферы, устало тащившие свои доски, как горничные, замученные непосильной глажкой белья. Все они были подозрительно, неправдоподобно хороши собой, и второй раз за этот день я вспомнил о Шварценеггере, только на этот раз молодом, времен «Конана-варвара». Нас они будто не замечали, и Алиса смотрела на них, как на детали пейзажа, но вдруг быстро шагнула в сторону и шлепнула правой рукой по заднице одного качка, неотличимого от других.

— Ты чего? Ты же со мной! — возмутился я.
— И что? Если я лайкнула тебя, я не могу интересоваться другими мужчинами? Вдруг это Он… — сказала Алиса, удивительно быстро сменив интонацию с насмешливой на мечтательную.

Так мы подошли к кафе. Над входом, действительно, висела простая вывеска — «Кафе». Внутри за одинаковыми неструганными столами на сосновых чурочках сидели обнаженные мужчины и женщины. В меню бара была одна строка — «Бухло», и в столбике цены напротив одно слово «Free». Алиса уверенно подошла к бару, словно бывала здесь каждый вечер.

— Мне как обычно.

Бармен, тоже голый, как все, но в бабочке, достал откуда-то две бутылки с неизвестной отравой — в одной жидкость была зеленая, и на этикетке был нарисован красный крестик, в другой плескалось что-то тошнотворно красное, и на бутылке было наклеено салатовое сердечко. Пожонглировав ими, бармен смешал два стакана пойла, воткнул соломинки — настоящие пшеничные, как коса Алисы, трубочки — и дал нам.

— Ваш коктейль Match! Поздравляю, и хорошего вечера.
— Пей, не бойся, — посоветовала Алиса, когда мы сели за столик. Коктейль напоминал хорошую дорогую водку, разбодяженную напополам бальзамом для полоскания десен. Но заходил он отлично, и уже через пару минут я почувствовал знакомый окрыляющий дофаминовой приход.
— Алиса… — осторожно начал я, привычно отмечая, как красива вдруг стала моя собеседница в фильтре океанского заката, плавящего окна кафе, и боясь, что она в ответ на мой искренний интерес опять скажет какую-то глупость и колкость. — Алиса, ты ведь здесь уже давно и все знаешь. Вообще, как ты сюда попала?
— Зарегистрировалась и попала. А что делать: на работе мужиков почти нет; те, что есть — какие-то чмошники и задроты, одни с мамой живут в сорок лет, другие по лесу с мечами бегают, типа властелин колец, третьи нищеброды, за чашку кофе заплатить не могут. С утра до вечера на работе, в выходные отсыпаться, но даже если куда-то идти — а смысл? — всех нормальных-то уже разобрали. Вон, даже тебя, походу, эта Алсу приметила.

Я почувствовал жалостливое умиление, продиктованное то ли бухлом, то ли словами этой несчастной девчонки.

— Алиса, я с тобой. А этой Алсу, я же говорил при тебе — пятьсот лет.

Алиса сходила к бару и заказала еще красно-зеленой отравы.

— Ну, знаешь, раньше в России и тридцатипятилетние немолодыми считались. А тут, в Тиндере, все-таки собрались прогрессивные люди. Да и технологии у нас мощные.
— Хорошо, технологии мощные. Ты здесь искала мужчину, отношения. Но другие женщины что здесь забыли? Во всем мире это сервис быстрых знакомств, а у нас ответа и привета от пары можно ждать неделю. Толстушки пишут в профиле, что они «милашки», а, еще «маленький комочек счастья». Одинокие и неинтересные тридцатилетние женщины с низким доходом требуют запретить показ Матильды Шнуровой. Некрасивые девушки пишут о себе подробно и увлекательно. Красивые же убеждены, что одной их симпатичной мордашки достаточно, чтобы вызвать мужской интерес с далеко идущими матримониальными последствиями. Пишут: «Голова не болит», намекая, видимо, на свою необыкновенную сексуальность и всегдашнюю готовность к сексу — что, это какое-то достоинство, ценность? «Дает», «не дает» — так до сих пор говорят, да, несмотря на всю прогрессивность? И какое-то блядское самоумиление, детсадовское любование содержимым горшка в каждом слове, в каждой позе на фото, на тысячах одинаковых фото — одни и те же губы уточкой, очки в пол-лица, лифтолуки, автолуки, фитнес-луки, Москва-Сити-луки, шизотерика, веганство, сыроедение, йога, болезненно здоровые образы жизни, маленькие собачки, жирные коты и какие-то левые мужики. И бесконечные доски — как меня бесят эти доски! — на зимнем курорте в горнолыжных скафандрах, в которых якобы скрыта их уникальная красота. И на пляже тоже эти доски — посмотри!
— Ну да. Доски. Здесь же пляж. И хорошая волна. А в горах другие доски, — тихо сказала Алиса, кусая соломинку и глядя на меня настороженно, как суфлер из своей будки на актера, который пришел на репетицию пьяным и немного перестарался с классическим монологом.

И снова с Алисой нельзя было поспорить. Первый прилив алкогольного возбуждения схлынул, и я стал вянуть и раскисать. За окном шумел океан этанола, и я передернулся, представив, какой он теплый, соленый, без закуси.

— А чего ты хотел, — теперь уже Алиса говорила осторожно, словно боясь, что я вдруг бесследно исчезну, как исчезает из профиля пара, для которой ты уже мысленно покупал дорогой постельный комплект. — В Тиндер приходят за чем угодно, но только не для знакомства. Тиндер вообще не про это.
— Зачем же тогда это все?
— Послушай, что за соседним столиком говорят.

Напротив нас, у окна, сидели два загорелых качка, и в который раз за сегодняшний день я видел, как два человека ничем не отличаются друг от друга, не являясь при этом близняшками. Их доски стояли у входа, как костыли; качки, практикуя ЗОЖ, видимо, только для Тиндера, были уже изрядно бухие. Между ними происходил извечный и увлекательный мужской разговор о бабах, как будто они сидели с водочкой на московской кухоньке, а не на райском призрачном острове с таинственным и опасным конкоктом.

— Между нами нет никакой химии.
— Значит, без вариантов, чувак.
— Нет искры. Нет реакции, дыма, пелены, поволоки.
— Без поволоки вообще не вариант.
— Между нами, безусловно, есть биология.
— Ну, вы же оба эукариоты. К тому же жгутиковые.
— С этим все в порядке.
— Но нет химии.
— Между нами даже есть география — я, когда познакомились, жил в Мякинино, она на Щёлковской.
— Без вариантов, чувак. Я те говорю.
— И литература между нами есть. Я посвящаю ей все свои новые тексты начиная с июня 2016-го. Тогда она впервые приехала и осталась у меня. И на завтрак мы пытались повторить знаменитый обед Лёвина и Стивы из «Анны Карениной».
— Но ты же понимаешь, что без устриц это не вариант.
— А история! Какая у нас с ней общая история! Одна история удивительнее другой!
— Но без химии не вариант. Слово пацана.
— А какой у нее русский язык. Я, в общем-то, тоже кое-что умею языком, но что она вытворяет со своим русским — тебе это лучше не знать.
— Лучше не знать. Я тебе лучше дам бесплатный урок ОБЖ: надо тебе валить от нее, пока не поздно. Потому что без химии — не вариант. Отвечаю.
— Химии нет вообще. Любовь есть, страсть есть, интерес, дружба, живем в ее квартире, я ей машину подарил. Забеременела же она, я тебе не говорил разве! — на УЗИ вроде девочка, я всегда хотел девочку, ну, понимаешь, чем больше вокруг любимых женщин, тем лучше, шучу я, а я она смеется тоже. Любит меня. На сохранении сейчас, езжу к ней каждый день. Кроватку уже купил, спорим насчет коляски: я хочу розовую, а она говорит — тривиально. Надо хаки.

Короче, все вроде есть, и все хорошо, а химии — нет.

— Чего ты ждешь, чувак, вали скорее, посмотри, сколько баб вокруг. Без химии не вариант, я те говорю.
— А так хочется химии, искры, поволоки.
— Химии у тебя ни с кем нет, — подытожила Алиса. — Ты пустой. Ты ни с кем не вступаешь в реакцию. Тебя никто не интересует по-настоящему, и ты, соответственно, никому нафиг не сдался. И в Тиндере все такие. Поэтому Тиндер — не про знакомства.

Алиса сходила еще за коктейлями, мы выпили молча, и опьянение стало тяжелым, качественным, когда немеют десны и появляется обманчивая, угрюмая решительность.

— С тобой, значит, у нас тоже ничего не будет?
— Надо попробовать. Я забыла тебе сказать: на джинну у тебя тоже эксклюзивная подписка. Можно сказать, Jinnah Gold. И у тебя есть еще одно, четвертое желание. Пойдем.

…Непонятно как мы оказались в той самой гостинице на холме, в номере с пошлыми зеркалами в золоченых, с завиточками, рамах и белым пушистым ковром, в котором полностью прятались ее маленькие ножки с виолончельными контурами. Возможно, в коктейль был добавлен наркотик, и я до сих пор не знаю точно, что между нами произошло; но это была самая странная любовь, что была мне подарена в жизни и которую вряд ли подарят еще. Я был разом со всеми женщинами, которых когда-либо знал, видел, хотел, и каждый из этих прекрасных, обожаемых образов рассыпался на сотни других, и те в свою очередь разделялись на тысячи драгоценных жемчужинок, искорок, икринок, снежинок, сияющих капелек ртути, расплавленного прохладного золота, бликующих новогодних игрушек, в которых заключается целый мир и содержится окончательное, невозможное счастье обладания и восхищения той, имя которой я написал бы с большой буквы, если бы ей было до этого хоть какое-то дело. Я догадывался, что это, скорее всего, наглая и глуповатая Алсу, древний демон в обличии фитоняшки, инстаграмной красотки, или обедневшая Афродита, вынужденная рекламировать пену для депиляции, или голосовая помощница Алиса с улицы Льва Толстого, с веселым девичьим голосом и вечным проклятием отвечать на тупые вопросы: в чем смысл жизни? как найти любовь? какие пробки сейчас на Садовом? Но мне, конечно же, было все равно, в чьем теле воплотилась та, с которой мы нравились друг другу. Видимо, в то бухло все-таки подмешали какую-то химию.

Утром я проснулся в шезлонге, и мне было непривычно и холодно, как будто я только что умер или недавно родился. Мир стоял на паузе со вчерашнего дня; я запустил его снова, и солнце стало всходить. Океан ожил и показался теплым и розовым и зашумел равнодушно и глухо, и в этом равнодушии был, возможно, залог вечного спасения, непрерывного движения жизни. Мой телефон разрядился. Я кинул его куда-то в песок, устроился поудобнее и стал внимательно рассматривать горизонт.







_________________________________________

Об авторе: ИВАН ШИПНИГОВ

Прозаик и журналист из Москвы. По образованию филолог. Работает редактором в МГТУ имени Н. Э. Баумана.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 415
Опубликовано 20 ноя 2017

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ