ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Адель Хаиров. БИЛЕТ ДОМОЙ

Адель Хаиров. БИЛЕТ ДОМОЙ


(рассказ)


Последний снегопад свисал на ниточках с чёрного неба. Вакиф завороженно, как ребёнок, смотрел в окно. Станцию метро «Выхино» не видать, только слышно, как устало стучат поезда, притормаживая перед самой Москвой. 

Рама, прикипевшая за зиму, с трудом поддалась, и обкуренную комнату выстудила свежесть. Пустые бутылки засвистели. Неделю отмечал первую пенсию, которая чуть не стала последней. Паровозик бегал-бегал по кругу - и вдруг решил выпрыгнуть из груди.   

Большие снежинки зависали у небритых щёк - разглядывали. Одна присела на нос и растаяла. Он ловил их ладонью - сразу несколько штук. Сжимал и медленно, как фокусник, начинал разгибать пальцы. Пусто, мокрое место!

Вспомнил, как бабушка с сестрами лепила пельмени. Скидывая их, ушастых, в форточку, внутрь обледенелой рамы. Снаружи синички суетились, клювиками стучали. Окошко быстро наполнялось, и тогда на кухне наступал вечер.

Вакиф услышал, как усыпляюще постукивает по доске скалка, которая по-татарски называется нежно - уклау. Нос защекотала мука, остро запахло фаршем и луком. Тихо зазвучала песня в сопровождении скалки, шлепков белых ладоней, деревянной ложки, взбивающей в плошке масло, трескотни поленьев в завывающей печи. Удивительно, что эту песню он больше никогда потом не слышал, но вот минуло полвека - и в голове кто-то поставил пластиночку. Вакиф сразу же перенёсся на кухню в деревянном доме в Ново-Татарской слободе на своё любимое место - порожек, откуда было хорошо наблюдать за тем, как стряпают сёстры. Он только что прибежал с улицы, где палкой сбивал песцовые шапки с забора, а затем скатывался кубарем с крыши сарая в сугроб. Вязаные варежки с леденцами на шерсти скулят подле него, валенки, как самоварные трубы, парят. А под ним натекла весенняя лужица. Он греет под попкой красные кулачки и вздыхает.

Первые пельмешки ожидают его в миске из нержавейки, прихваченной бабушкой с парохода, на котором они плюхали до Астрахани. Она отщипывает от проросшей в стеклянной баночке луковицы две зелёные стрелки и крошит в пельмени. Сметана сползает с ложки и важно шмякается в миску. Вот и первый пирожок в виде лодочки, гружённой малиной, плывёт к нему в рот. Запоздало подсовывают под него тарелочку, чтобы сочная начинка не потекла. Но она уже бежит между пальцами на рубашечку, на коленки. Липкая, сладчайшая.

Вакиф сглотнул слюну. На третий день выхода из запоя просыпался голод. Он сковырнул ножом со дна морозилки камушки соевых пельмешек. Разрезал тощий пакет майонеза и соскоблил ложкой остатки. Накрытый снегом и поэтому непоклёванный хлебушек забрал из кормушки обратно, бросил отогреваться на бабушкину чёрную сковороду. Чайник заныл, кран загудел - и опять из глубины квартиры послышалось пение сестёр. Они не старались, не вытягивали по-грузински нотки тонкими голосами, да и голосов-то не было - только протяжный шёпот, почти молитва.

На следующий день Вакиф созвонился с племянницей из Казани. Она с трудом его признала. Расспросил про сына. Оказалось, живёт в Мамадыше, открыл бутик модных тряпок, но дело не пошло. Тогда переключился на водку. У него дочка - Альфинур. Аля, короче. Уже школу заканчивает.

Племянница охотно рассказывала. Была рада возвращению блудного дяди в объятия родни. Вакифу нравилось, что она говорила с ним уважительно. Всё-таки москвич!

Он принялся за генеральную уборку. Бутылки летели наперегонки и взрывались в конце мусоропровода. Пылесосил, подклеивал обои, всё бельишко перестирал. Воспрянул духом. Отыскал заначку - шкалик водки, уже крышку свинтил, чтобы слить в раковину, но чего-то передумал и забросил подальше на антресоли.

Огрызком карандаша на куске обоев нацарапал список, кому какие подарки купить, исходя из возраста и пола. Снял со сберкнижки накопления. В Москве он знал только один магазин - ГУМ. Туда и направился. По дороге заехал на Казанский вокзал и купил купейный билет на субботу. Не торопился спрятать в карман - разглядывал. Красивый какой!

Весь обвешанный свёртками, как Дед Мороз, ввалился домой. На обёртках имена написал, чтобы не перепутать. Себе тоже купил подарочек - две бутылки армянского коньяка. Он уж и позабыл, когда пил коньяк. Вот решил себя побаловать. Теперь можно. 

Полжизни у Вакифа прошло под землёй. Рыл метро ударными темпами. Жил рефлексами: поесть, покурить, сходить в туалет. Даже о женщинах не думалось. Оживал только во сне. Там поначалу было много солнца, приветливых девушек в ажурных брызгах, вёсла обрывали путы кувшинок, влажный сом прижимался к телу. Потом на берегу загрохотала техника. Принялись рыть метро. Тоннелю не было конца, сапоги шлёпали по лужам, где-то вдали болталась лампочка. Отовсюду текла вода. Капли молоточками били по ушам. Бригадир, протягивая ему кувшинку, сказал, что речка ушла под землю. Вакиф разрыдался.

Безликие дни потекли дальше. Лишь однажды на стройке произошло событие, которое пробудило его и заставило задуматься о проходящей жизни. Он увидел, как торчат из глины кости в полуистлевших сапогах со шпорами. Рядышком блестела кость в туфельке со стеклянной пряжкой и ещё тонкие косточки ребёнка. Целая семья!

В выходные - общественная баня и пьянка. Сначала культурно - в пивной, потом бескультурно - дома. Принял - откинулся, принял - откинулся. В воскресенье уже спал на полу, накрывшись матрасом. В понедельник мужественно помирал с похмелья. А ведь думал пошабашить годик-другой и вернуться в Казань, но...

Первое время исправно высылал деньги домой, а когда начал строить кооператив, то всё стало уходить на квартиру, на ремонт, мебель… Он ещё звонил домой, но потом всё реже и реже. И оборвалось.

Когда умерла бабушка, даже на похороны не поехал, лишь принял двойную дозу. Ушёл самый родной человек. Она была ему вместо матери. Но не успел бы при всём желании: у татар ведь хоронят в тот же день, а зимой дни коротки.


…Приехал на Казанский вокзал заранее. Расположился с чемоданом и пакетами в пустом кафе. Заказал бокал пива и, немного подумав, взял ещё водки. На дорожку тоже взял - фляжку и коржик. «Домой еду, сто лет не был», - сказал бармену. «Узбек?» - спросил тот, проверяя на свет пятитысячную. «Татарин», - ответил Вакиф и долго не отрывался от бокала, впуская в себя свежую струю, не разбитую на торопливые глотки. Когда до отправления поезда оставалось полчаса, сгрёб пакеты и пошёл на перрон.

Под крышей вокзала голос диктора гонял голубей. Пахло угольным дымком.

Вот отмытый поезд вздрагивает, лоснится серыми боками. Вагон №13. Проводница в пилотке светит фонариком в паспорт, потом в билет, при этом трындит по мобилке. Вакиф втискивается в вагон. Комкает ногами коврик. В купе никого. Обстоятельно рассовывает вещи. Достаёт спортивный костюм и тапочки. Ищет что-то в пуховике. Делает большой глоток и упаковывается на свою нижнюю полочку, натянув на голову простыню. Следом в купе входят парень с девушкой. Стараются не шуметь.

До отправления остаётся пять минут, к вагону спешит полная женщина. Восточный платок съехал набок, седые кудри залепили глаз, тележка визжит, хищно сверкает золотой зуб.

С перрона видно, как она, сминая пассажиров, пробирается к своему купе у туалета и, открыв дверцу, что-то громко говорит, говорит. К ней направляется проводница. Трясёт Вакифа за плечо, тот глядит на них испуганно, как ребёнок, которого ругают взрослые тёти. Проводница помогает ему быстренько собраться и чуть ли не выпихивает из вагона. Он расстёгнутый, с кособоко нахлобученной шапкой, с тапочками в руке моргает вслед тронувшемуся поезду. Мелкий снег с крыши сечёт сонное лицо.

Вакиф, покачиваясь, бредёт по перрону на выход. Пакеты бьют по ногам. У чемодана заклинило колёсико, и оно чертит белые зигзаги на чёрном льду.

Вакиф разговаривает сам с собой: «Как вчера ушёл? Ну никак не может, чтоб вчера… Дура… Ушёл твой поезд, говорит».
    

В кафе толкотня - греется привокзальный сброд. Кто-то весёлый приобнял его, как старого знакомого, но потом извинился. Бармен пускает косую струю в бокал и насмешливо приветствует: «С возвращением, татарин!» Вакиф насупился. Он ещё не проснулся. Ему кажется, что он едет в Казань под снежной простынкой. Парень с девушкой шепчутся, а толстая баба крутит цыплёнку ногу и втыкает в мясо золотой зуб. За окном Вековка подмигивает огоньками. И колёса, постукивая, настойчиво, по слогам, повторяют слова татарской песни: «Кадер-лэб устер-гэн, кадер-лэб устер-гэн…»*

Табачный дым накрывает скатёркой столик. В ушах шумит. Стаканы, солонка с перечницей дрожат, как в вагоне-ресторане. Он ищет по карманам деньги, чтобы расплатиться, и не может найти. Вылезает наружу мятый билет и шуршит. Вакиф предлагает армянину за соседним столиком за полцены розовый «Айфон», который вёз внучке, и врёт:

- Хотел жене подарить, а она с любовником кувыркается. Ну, я их скалкой по голове… Раз-раз!

Армянин выкатывает глаза, но тут же начинает трястись. Его большой рот брызгает, как ломоть арбуза:

- Шутник, совсем меня рассмешить хотел? А я осёл - поверил ему!

Оба хохочут и лезут целоваться. Вскоре к ним за столик подсаживаются женщины. Вакиф влюбляется сначала в худую, потом в пухлую. Он щедр. Подружки рвут ленты и разворачивают подарки. Алые маки пылают на щеках Вакифа. Он счастлив. Он всё ещё едет в Казань...


_________________
* «Выросший в любви и заботе» (тат.)






_________________________________________

Об авторе: АДЕЛЬ ХАИРОВ

Родился и живёт в Казани. Закончил филфак КГУ. Работал в казанских газетах и журналах.    Печатался в «Литературной газете», журналах «День и Ночь» (Красноярск), Лиterraтура,«Дружба народов», «Новая Юность», «Октябрь» (Москва). Лауреат премии «Русский Гулливер - 2015» в номинации проза поэта.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
3 257
Опубликовано 20 ноя 2017

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ