(сказка)
Далеко на востоке и немного к северу от наших мест, в сторону от большой дороги, на многие километры простираются леса, непроходимые настолько, что кажется, будто никогда вовеки не ступала здесь нога человека. Так думал и я, пока не наткнулся среди деревьев на древние развалины. Заворожённый, я шёл, продираясь через подлесок и находя тут и там следы старинных строений, одиночные камни, а кое-где – даже поваленные временем куски стен, давно поросшие травой и обжитые муравьями…
Но самое большое удивление вызвала во мне встреча со старухой, столь древней на вид, что, казалось, одно дуновение ветра способно разметать её в пыль.
Старуха возникла как будто из-под земли и уставилась на меня неподвижными глазами. Я вздрогнул – угольки зрачков застыли в прозрачных водоёмах. Несмотря на ветхость самой старухи, взгляд этот был чрезвычайно осмыслен и целеустремлён, словно взор хищной птицы, выглядывающей из-под облаков добычу. Через секунду мне стало понятно, что этой добычей был я…
- Здравствуйте, бабушка! - произнёс я с вежливым поклоном, самого себя этим удивляя, но словно подчиняясь чужой воле.
- Какая я тебе бабушка? - проскрипела старуха оскорблённым тоном, но тут же переменила его на более ласковый: - А впрочем, наверно, бабушка и есть… Зачем пожаловал, путник, во владения мои?
- Брожу просторами земными, ищу правду и неправду, быль и небыль, - уклончиво ответил я, чтобы ненароком не обидеть её.
- Быль и небыль, говоришь?.. - взгляд её стал ещё пристальней, и паутина глубоких морщин подёрнулась в усмешке. - Что ж… Коли не врёшь, пойдём, покажу тебе такую быль, что давно уже небыль.
Она повернулась, стукнула своей палкой-посохом о землю, и шаркая, пошла по траве, не оборачиваясь, словно зная, что я безропотно бреду за ней. Передвигалась она быстро, я бы даже сказал по юному легко, а после каждого нового постукивания оземь густой лес, казалось, расступался, открывая впереди ровную тропинку, которая смыкалась сразу за моей спиной.
Долго ли мы так шагали, коротко ли, но вот вышли на поляну, где там и здесь торчали из земли бугры, бывшие когда-то голыми камнями, но давно покрытые перегноем и заросшие травой.
- Нечасто встречаются люди в этих краях, - промолвила старуха, не по годам легко усаживаясь на одну из кочек, видимо, хорошо ей знакомую.
- А сама-то ты, бабушка, откуда будешь? - спросил я, опустившись на соседнюю, пониже.
Старуха не ответила, только снова пристально всмотрелась на меня. Затем закрыла глаза и заговорила. Говорила она так, словно бы в сотый раз пересказывала эту историю и уже знала малейший её поворот; и от плавности слов этот дребезжавший поначалу голос вскоре стал казаться мне отчётливым и ясным.
* * *
- Видишь все эти камни? - начала она рассказ, и, не дожидаясь ответа, продолжила:
- Когда-то на этом месте располагалась столица древнего царства. Её название тебе ничего уже не скажет, но был это красивый, светлый город, жили в нём многочисленные ремесленники и мастера, а также художники и лицедеи. Без бед жили горожане, а с ними – и жители окрёстных сёл, и ни на миг не смолкали весёлые голоса в древнем царстве… Возможно – из-за того, что трудолюбивы и жизнерадостны были здесь люди, а возможно – оттого что правили над ними мудрый царь Додон с прекрасной женой своей – царицей Еленой. Крепко любили царь с царицей свой народ, заботились о нём и народ платил им тем же.
И не кончался в городе праздник ни летом, ни зимой, и песни радости лились по улицам его до глубокой ночи, когда ничего уже не видно, и лишь Млечный путь освещает небо. Двадцать лет без малого правили в городе и царстве Додон с Еленой, и казалось, на веки вечные пришло в этот край счастье, потому как и на смену им подрастали наследники: благородный и добрый царевич Елисей и сестра его младшая Лариса, про которую говорили, что скоро станет она краше и мудрее собственной матери.
Но вот однажды объявился в этих краях враг, коварный да жестокий: злобный Хан с ордой своей бесчисленной. И пришёл с войной на царство Додоново, и вмиг покорил все его земли, а сам стольный город в осаду взял.
Вышел тогда царь к народу, и призвал всех, кто в седле сидеть может и меч держать в силах, собраться дружиною и дать отпор Хану злобному. Все, как один, поднялись, и первым вызвался сын царский –Елисей. Но удержала его мать словами мудрыми:
«Никто не знает, чем битва закончится, ибо многочисленно воинство ханское. Должен остаться ты в городе, и друзей своих – юношей оставить с собою. Пусть отцы и братья ваши старшие нынче в бой идут. И, коль вернутся с победою, будет кому встретить и сменить их в труде ремесленном. А ежели же биты будут отцы и братья, то затаите в душах своих ненависть, чтоб затем отомстить захватчикам».
Возроптать хотел царевич, но тут сказал ему отец: «
Не прекословь матери, ибо мудра она. Вижу: силы нашей на битву с Ханом злобным недостаточно может статься. И понадобишься тогда и ты, и друзья твои для подвига. А сегодня – мал ты ещё, чтобы кровь свою проливатьпонапрасну!»
С теми словами скорбными простился Додон с сыном, поцеловал на прощанье дочь, крепко обнял жену, и на утро отправился с дружиною биться с войском вражеским не на жизнь, а на смерть…
Три дня и три ночи продолжалась битва лютая. Ни на миг не смолкал звон мечей, и кровь рекой залила степь широкую… Но становился тот звон всё слабее, и на утро четвёртого дня стих совсем. Потому что ни осталось никого от храброй дружины Додоновой, и сам царь погиб, на куски порубленный…
И потребовал Хан ворота ему открыть или сожжёт он дотла стольный город, а оставшихся в нём жителей – казнит либо в рабство отдаст… Тогда повелела царица подать себе наряды лучшие, и открыть ворота победителю. Сама же вышла к нему с поклоном и улыбкою, словно много лет ждала освобождения. Сыну же – Елисею, сказала так: «Не гневись на меня, сын единственный. Каждому – своя судьба, и подвиг свой. Должна я сделать так, как сделаю. Когда же придёт твой черёд – поквитаешься сполна за отца с матерью».
При виде красоты Елениной возликовал злобный Хан, и даже свирепый взор его смягчился, помутившись зовом похоти. И приказал он ей стол накрыть для него и военачальников главнейших. И три дня пировали захватчики, ласкаемые царицей и её слугами. Когда же закончился пир, повелел Хан не сжигать гостеприимный город, а лишь городские стены порушить. Жителей же обязал присягнуть на верность себе и дань исправную платить. После чего отправился с войском в новый поход…
Присягнула первой Елена, присягнул за ней и весь народ. Лишь детей своих она обманом укрыла, чтоб избавить их от присяги мерзкой.
«
Помните, дети, - сказала им, -
какой ценой жизнь ваша куплена. Придёт срок – и должны вы будете освободить город и сделать его людей снова счастливыми. Меня же не осуждайте, а помните слова мои».
И стал с тех пор стольный город городом невольным. И платили жители его дань Хану злобному, а Елена – царица бывшая – всякий раз хлебом-солью да ласками встречала его, когда наведывался. Но не ведал Хан, что день и ночь куются в глубоких подвалах городских мечи острые, и учатся биться без страха юные жители города. И руководит ими молодой царевич Елисей, готовый не только жизнь свою отдать, но и в победе уверенный.
Год миновал, другой, третий… Обратно из похода с ордой усталою возвращался злобный Хан. И устроил в городе привычный трёхдневный пир. Когда же минули три дня, наказал сыну своему с войском отправляться дальше – домой, сам же, с отрядом небольшим, позадержаться решил в городе. Не насладился он ещё ни встречей, ни ласками царицыными… Почуял ханский сын недоброе, но возражать отцу не решился, и, как рассвело, увёл войско в сторону родную – восточную… И тем же вечером выскочили из подвалов дружинники царевича Елисея, в куски порубили отряд ханский, самому же Хану голову отрубили.
И готовы они были пировать в честь победы славной, но призвала сына Елена, и сказала ему:
«Рано радуешься, сын! Видно, забыл ты цену, что пришлось родителям заплатить за жизнь твою! Возьми эту голову, и отдай сыну ханскому, пусть запомнит, гадина, чем зло заканчивается! Когда ж вернёшься с победою, примешь трон отца своего и станешь царствовать справедливо как прежде»
Бросился царевич в ноги матери.
«Ничего не забыл я, матушка! – отвечал ей. –
Ждал лишь твоего благословения. Сей же час пустимся мы в погоню, и исполним всё, как велишь».
Сказано – сделано. Оседлали коней быстрых дружинники Елисеевы и бросились в погоню за ордой ханскою. Когда ж нагнали, напали на них с таким остервенением, что бежали враги во все стороны, хотя и больше их было раз в несколько. Потому что помнили дружинники кровь отцов и братьев своих, слёзы матерей и сестёр.
И не вышло в тот раз битвы лютой, но пришло поганым возмездие. Потому что разметали и разбросали дружинники ордынцев в разные стороны, и кололи, рубили, топтали копытами конскими до полного их избиения.
Сам же Елисей стал искать сына ханского. Спрятался тот за повозкой опрокинутой и мёртвым прикинулся. Но нашёл его Елисей то ли по запаху гнусному, то ли как по-другому, только выволок из кучи добра рассыпанного и меч к горлу приставил.
«Вспомни, погань иноземная, сколько зла принёс отец твой на землю нашу! Погляди же на него перед смертью, и помни, что принял он погибель позорную: не воина, а насильника!» С тем выхватил из мешка походного голову Хана злобного, и ткнул ею в морду сыну его. Но, замешкался при этом, и не увидел, как поднял тот с земли кинжал. И вонзился тот кинжал, ханским сыном брошенный, в самое сердце царевича, и рухнул царевич, словно срезанный косою острой стебель, прямо на сына ханского, но и его мечом пронзил насквозь.
Так и найдены были наутро: сын ханский, мечом к земле пришпиленный, царевич Елисей, поверх его, и голова ханская – поодаль лежащая…
Через три дня долгих воротились дружинники домой с великой победой и с телом молодого царевича. При виде сына своего побелела лицом Елена, но не заплакала, а сказала:
«Хотела я трон мужний сыну своему передать, чтобы правил он вами справедливо, как прежде. Да не судьба… Видно, придётся самой, покуда дочь подрастёт, замуж выйдет, да образумится. Так что: примите правление моё, а каким будет оно – Бог покажет. В трудное время сохранила я город от разрушения, позвольте мне же и возродить его…»
Обрадовался народ тем словам Елениным, и принялись горожане обустраивать город заново. И вскоре понеслись по его улицам прежние песни и начались праздники до зари.
Но в один из дней вышла к народу царица, в чёрное платье облачённая. Была она бледнее бледного, и речь сказала суровую:
«Что-то очень быстро развеселились вы. Видно, забыли, какой ценой ваша свобода куплена?! Не остыл ещё в земле юный царь Елисей, а вы уже поёте и пляшете... Вспомните же, что не успел спаситель ваш радостей земных отведать и устыдитесь!»
С тем повелела царица возвести памятник сыну своему на главной площади, а покуда не будет возведён – траур объявила и запретила всякое веселье.
Священно горе материнское. Прекратили гуляния, прервали песни весёлые и принялись дружно строить памятник царевичу. Когда же построили, то вновь появилась перед народом Елена, мрачнее мрачного, и чернее чёрного.
«Так, значит, любите вы спасителя своего, что памятник ваш с соседней улицы не виден даже? Такой ли памяти достоин тот, кто жизни не пожалел за то чтоб жили вы теперь мирно и весело? Должен же памятник стать таким, чтобы отовсюду в городе виден был. И чтобы любой из вас всегда помнил: кому счастьем обязан!»
Преклонили головы люди, ибо была в тех словах Елены правда. Сломали только что построенный памятник, и принялись строить новый. И, покуда строили его, продолжался великий траур, и не слышны были в городе ни песни, ни пляски.
Но когда готов был новый памятник, оказалось, что и этот мал. Ибо царство не в одном лишь стольном городе, но и в сёлах на многие вёрсты вокруг. Когда же повелела царица возвести памятник ещё выше, то осмелились мастеровые возразить ей: рухнет он от сильного ветра, да и вблизи не будет виден совсем…
Осерчала Елена. Велела заточить в темницу главного мастерового до полного вразумления. Когда же, выйдя из темницы, не вразумился тот мастеровой, велела она вместо одного огромного поставить по памятнику в каждом селе.
Так и повелось с той поры. Дни за днями бежали, месяц за месяцем…
И вот – в каждом селе уже по три памятника стоит, да на каждой улице городской по два, а всё не слабеет горе матери. Каждый вечер, в комнате одна оставаясь, оплакивает она сына своего, храброго царевича… А днём повелевает строить новые памятники. И к каждому новому лично приходит поклониться и цветы живые возложить…
Послушен ей, как и прежде народ. И строит памятники по первому слову. Но замечать стала Елена, что нет больше в людях той любви, что видела она прежде. И, стоит ей уехать или отвернуться, как норовят они то песню спеть, а то сплясать чего. Спасителя же своего, доблестного царевича Елисея, забыть хотят, словно сон дурной. И на памятниках его, тут и там, стали углем да мелом рисунки делать, пока не видят другие…
А тут ещё дочь Елены – Лариса подросла, и замуж запросилась. Дескать: женихов вокруг – видимо-невидимо, а она принуждена в царских хоромах, словно в темнице сидеть, да траур по брату блюсти.
«Посмотри, - говорит, - как под солнечным светом наливаются девушки румянцем юношам на радость. Одна я, солнца не взвидя, живу, как луна бледная».
Поглядела на неё мать, ничего не сказала, молча ушла молиться. Потому что поняла – без помощи небесной не совладать ей с ропотом человеческим. Ибо неблагодарны люди по сути своей, и не хотят помнить имя спасшего их и подвиг его.
И услышана была молитва её в небесах: с той поры перестало светить солнце в городе и окрестностях его. Стоило лишь забрезжить рассвету, как набегали отовсюду облачка, и не видно было светила дневного до самого вечера. А каждый полдень ещё и дождь проливался с той поры неизменно. И лишь ночью, при луне, оставалось небо ясным, звёздами усеянным.
Призвала тогда Елена Ларису к себе и спросила её:
«Довольна ли ты теперь, дочь моя? Нет больше солнца в отечестве нашем. Нет больше праздников, и не будут девушки румянцем наливаться, юношам на радость, а тебе на зависть. Могу ли ещё что-то сделать для тебя, чтобы вспомнила ты – чьей сестрой являешься?»«Можешь, - кратко дочь ей ответила. –
Отмени траур и оставь трон».«Ни за что! – вскричала тут царица. –
Ибо, если уйду, и трон оставлю, вмиг люди памятники разрушат. И забудут всё, что сделал для них сын мой, и брат твой».«Тогда я уйду! – сказала ей Лариса. –
Не гневайтесь, матушка. Или гневайтесь – неважно теперь. Буду я в народе, простолюдинкой жить, может, счастье ещё своё найду. А в хоромах царских – лишь сырость живёт, и плесенью душа моя покрывается».
Сверкнула на неё очами Елена.
«Коль предать решила – уходи и не возвращайся более! Чтоб не слышала я никогда больше о тебе, ибо нет у меня дочери. А есть лишь сын – молодой царь Елисей».
И ушла в народ дочка царская. Ушла простолюдинкою, голову платком прикрыв. Надеясь, что не узнают её люди в городе и за свою примут. Но не угадала. Ибо ждали её здесь. Потому как давно в народе смута народилась. Надоело людям песен не петь и жить в вечном трауре. И собрали они рать, дабы с оружием ко дворцу идти, охрану перебить, а царицу Елену опостылевшую – из города выгнать. Потом – памятники с землёй сравнять, тучи разогнать над городом, и устроить праздник великий: с песнями и плясками. На место же царское её, царевну Ларису, посадить. И присягнуть, уповая на справедливость её.
Теперь же, встретив Ларису в городе, отвели её люди к главному бунтовщику. Был тот бунтовщик одним из тех, кто орду ханскую вместе с царевичем преследовал. И отличился тогда отвагой и доблестью. Теперь же, при виде Ларисы, предложил ей вместе с ним народ возглавить.
Но ответила царевна.
- Неверно понимаете вы справедливость, ежели предлагаете мне изгнать собственную мать. Быстро забыли вы, как в сражении пал муж её и отец мой, царь Додон, как сохранила она город во время гнёта ханского и как погиб сын её, любимец ваш царевич Елисей. Её это город, и оставаться здесь царствовать она право имеет, хоть на веки вечные. Кому же не нравится правление её, волен как я поступить – уйти навсегда отсюда и собственный город основать. Вдали, где не будет вспоминаться страшное время ханское и где забудется навсегда подвиг брата моего.
Подивился словам царевны главный заговорщик. Призадумался. И решил, что права дева юная, и не следует бунт устраивать против царицы своей, и без того горем убитой. Приказал воинам своим отменить выступление, а взамен дал время на сборы. И однажды ночью все как один жители вышли из домов своих и покинули город…
Не знаю, что с ними дальше было, но ходил слух, что основали горожане где-то далеко новую столицу и новое царство, где правят потомки Ларисы и мужа её, бывшего Главного бунтовщика…
И позабыли в том царстве о гнёте ханском, и не почитают великий подвиг царевича. И песни весёлые поют, и плясками праздники отмечают.
Царица Елена же, проснувшись поутру, узнала, что никого в городе не осталось, кроме неё самой да дворцовой стражи. И, подумав, отпустила стражников на все четыре стороны, поскольку незачем стало охранять её. А стражники, поразмыслив, подались в разбойники на большие дороги, так как ничему другому обучены не были.
Осталась Елена в городе одна. Целыми днями бродила теперь по заброшенным улицам, останавливаясь возле памятников и возлагая цветы. Никто не мешал теперь горю её: ни дожди, ни солнце, которое снова светило над бывшим городом, медленно иссушая его. Гнили постройки деревянные, зарастали улицы травой и деревьями… Но одно лишь тревожило мать: после смерти забудется подвиг сына её, и некому будет оплакать его. И тогда обратила она взгляд свой к небесам и стала просить сделать так, чтобы не дать забыть подвиг сына её.
* * *
Старуха, опираясь на посох, поднялась с камня и прошла через поляну, туда, где лежала огромных размеров глыба.
- Много веков с тех пор прошло. Ничего не осталось от города, некогда цветущего. Разве что обломки неясные, да камень вот этот. Был он некогда пьедесталом памятника царевичу Елисею. Нет давно самого памятника, только вот он да память материнская…
Сказав это, старуха достала откуда-то маленький букетик лесных цветов и положила на ступень пьедестала. Затем шагнула за глыбу и растворилась за деревьями.
Я поднялся со своего камня, чтобы последовать за ней. Но старухи нигде не было, а на оклики мои лес отзывался лишь шорохом листьев. Она исчезла так же внезапно, как и появилась. И только букетик цветов остался как напоминание о том, что всё это мне не пригрезилось…
…не помню, как возвращался я из леса на большую дорогу. Не потому что устал или труден был путь, напротив – путь почему-то был лёгок и дорогу я как будто знал теперь. А от мыслей, внезапно нахлынувших.
Где та граница, после которой любовь переходит в безумие, а память о подвиге становится пагубнее вражеского нашествия? И кто та старуха, что встретилась мне? Не сама ли бывшая царица Елена, которой небеса подарили бессмертие во имя памяти о сыне?..
Ничто, однако, не прояснилось в голове моей, сколько я ни раздумывал. Потому, вернувшись, решил эту историю записать. Может быть, сумеет кто-то ответить, прочитав её? А коль не ответит, так послужит она памятником подвигу давно забытому. В истории, поведанной мне старухой, многое памяти достойно.
Но странная эта история…
_________________________________________
Об авторе:
СТАС НЕСТЕРЮК
Родился в Новороссийске, живёт в Саранске – центре Мордовии. Всерьёз занялся творчеством в возрасте 25 лет. Основной линией своего творчества считает реализм, но с удовольствием экспериментирует, смешивая границы жанров и направлений. Служил в армии на территории ГДР. Учился на Физическом факультете МордГУ им. Огарёва; закончил Литературный институт им. Горького (отделение прозы, семинар М.П. Лобанова) Кроме литературы увлекается документальной фотографией и бриджем. Возглавляет литературную студию «Наречие», прежде несколько лет вёл семинарские занятия в студии при местном Духовном училище. Лауреат премии «Рождественская звезда» (2008). Член редколлегии журнала «Литерра-Нова». Неоднократно публиковался в коллективных сборниках мордовских авторов, а так же в журналах «Странник» и «Зарубежные Задворки» (Дюссельдорф, Германия) Автор книги рассказов «Примета» (2013).
скачать dle 12.1
