ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Иван Гобзев. ОНА - РОБОТ

Иван Гобзев. ОНА - РОБОТ


(рассказы)

 

ПАПА СВИН

Трумтурурум-пум-пум-туру-рум…

– Привет! Я Свинка Пеппа. Хрю! Это мой младший брат Джордж, это Мама Свинка, а вот Папа Свин.
– Хрю!!!
– Ахахаха!
– Всё, всё, Иван, свободен. А вы чего встали, е-ланы? Джордж! Пошёл на х-й оттуда!

Я не в кадре. У меня пара минут, чтобы постоять спокойно, не изображая из себя папу Свина.

Надо мной простирается голубое небо. Оно как будто нарисовано… То есть оно и в самом деле нарисовано. В нём нет глубины, которая была в настоящем небе. Куцые белые облака. Неподалеку этот холм с домом, похожий на огромную сиську. Я ещё когда жив был и любил смотреть с дочерью «Свинку Пеппу», всякий раз расстраивался при виде этого дома. Он такой одинокий в этом мультяшном мире, ну прямо как я сейчас.

Стоя в эти краткие секунды за кадром, я мечтаю о рюмке водки и о сигарете. Никогда при жизни не увлекался, но вот здесь, став Папой Свином, я превратился в алкоголика. Правда, только в своем воображении. Потому что в реальности здесь ничего, кроме нарисованного морковного сиропа, не найдёшь. Я слышал, что актёры много пьют. Теперь я понимаю почему. Они вынуждены десятилетиями играть в театре одну и ту же роль, говорить одни те же слова и делать вид, что всё это нормально. Вот как я.

– Папа Свин, готовься, и повеселее!

Скоро мой выход. Надо быть на позитиве, дети же смотрят! Недавно Джордж совсем кислый был, не хотел роль нормально играть. Прямо в кадре разревелся. Его тогда еле выволокли, а там уж таких ему всыпали, страшно вспомнить… Хорошо хоть дети ничего не поняли!

Но мне не так уж и плохо. Я-то в кадре не всё время в отличие от Пеппы. Вот уж кто герой! Если подумать, то она, да ещё Джордж всё время должны работать. Хотя Пеппа держится хорошо, чего точно не скажешь о Джордже.

Как-то в коротком перерыве мы с Пеппой разговорились.

– Как ты справляешься? – недоумевал я. – У тебя же вся эта история нон-стопом круглые сутки. Не хочется руки на себя наложить? У меня хоть свободного времени поболе.

Это я, конечно, пошутил про «руки наложить». Нечем и не на что – всё ж мультяшное.

– Я об этом не думаю, – сказала Пеппа. – Просто не беру в голову. Раньше и похуже бывало.
– В смысле? При жизни-то?
– Да, при ней. Ты же не думаешь, что я девочкой был?
– Да что ты! Какая девочка справится с ролью Пеппы? Тут должен быть железный человек… Спортсмен какой-нибудь.
– Угадал. Я – спортсмен. Был боксёром. Там, знаешь, как здесь – пашешь, пашешь, думать некогда… А ты, кстати, кем был?
– Я?.. Я… да так…

И тут опять вспомнил, как оказался здесь. Часто думаю об этом, сомневаюсь, правильно ли поступил тогда, могло ли быть иначе.

…В тот момент, когда я брякнулся о землю, всё сразу исчезло. Подумал почему-то очень спокойно: «Что же, вот и конец». Ничего не видно, это даже не тьма, а настоящее ничто. И только слышу свои мысли. Но тут вдруг появляется ещё один голос. Спокойный такой, деловой, как будто ничего страшного не случилось.

Короче, он мне предложил несколько вариантов. «Согласен, – говорит, – быть героем мультиков?» Я же нет, чтобы спросить: «А можно ли отказаться?» – согласился сразу. Видно испугался, что если откажусь, то уже вообще ничего не будет. Побоялся торговаться в такой ситуации. «Выбирай, – говорит, – из них. Какой?» Я удивился, что выбор такой скудный, а он как будто мои мысли прочитал. «А в других роли уже разобраны», – поясняет. Тогда я вспомнил, что любил с дочкой «Пеппу» смотреть. «Хочу в Пеппу», – это я ему. «Кем?» – спрашивает. Я так подумал, подумал: «Джорджем», – говорю. Всё же одна из ключевых ролей, неплохой вариант. А он: «Джордж занят». И предлагает: «Может, Пеппой? Главный персонаж, всякие бонусы там, уважение, слава. Ну, я не захотел девчонкой быть и взял Свина Папу. И не жалею теперь. Хотя бы не торчу постоянно в кадре.

Но всё равно, задолбало! Круглые сутки во всём мире дети смотрят Свинку Пеппу. И я выхожу, и выхожу, и говорю одни и те же слова с неизменной интонацией. У меня подкашиваются ноги и голова кружится, мой мультяшный рот не хочет делать очередное «Хрю!!!»

Есть одна надежда: рано или поздно людям Пеппа надоест и тогда мы должны освободиться. Но где гарантии, что в таком случае нас не втянут в другой мультик? Когда я думаю об этом, то молюсь: «Господи, если суждено такому быть, то только не Лунтик, только не он!» Уж очень сложная роль.

А если наоборот – не втянут? И мы навечно застрянем в этом нарисованном мире, в котором нам уже и не надо будет играть никаких ролей? Под этим плоским голубым небом, вокруг одинокого холма, похожего на сиську? Да, тут есть и лес, и какие-то животные, и море… Но ведь они как будто нарисованы ребёнком! Что мы будем здесь делать?

– Папа Свин, на выход!

Так, так, так, надо идти. Новый эпизод!

Трумтурурум-пум-пум-туру-рум…

– Привет! Я Свинка Пеппа. Хрю! Это мой младший брат Джордж, это Мама Свинка, а вот Папа Свин.
– Иван, повеселее, дети смотрят! Рожа, как г-вна съел!

Да-да, правильно, сейчас. Вот так:

– Хрю!!!
– Ахахаха!

Всё верно – стараться надо, дети смотрят. И среди них может быть доченька, моя маленькая девочка. Я пытаюсь улыбнуться, гляжу прямо в глаза детям и посылаю ей мысленный привет.


 

ОНА - РОБОТ

Вот с чего всё началось: «Всякое устройство с искусственным интеллектом (аналогичным человеческому сознанию и самосознанию) следует уравнять в правах с человеком, из чего вытекает предоставление равных возможностей в личном и профессиональном пространствах…» И так далее. Правозащитники добились своего, заставив включить этот пункт в нормы Международного права.

Что тут началось, я-то помню. Никто же не ожидал, что эту норму примут. Люди думали: «Ну ладно, какие-то либеральные страны, где все давно помешались, там и уравняют. Но только не у нас!»

Я собственными глазами видел, как на улицах роботов дырявили дрелями и резали бензопилами. Скрежет, искры, микросхемы разлетаются. А робот только дёргает руками и ногами совсем не по-человечески и водит стеклянными глазами туда-сюда, пока не замрёт. Никто, конечно, не говорил: «Он умер!» Люди кричали: «Ещё одного отключили!» И шли дальше. Такой характерной – решительной и свободной – походкой, которая появляется у биологических носителей сознания во время беспорядков.

За несколько дней были уничтожены десятки тысяч роботов. Но закон есть закон, и вскоре волнения были подавлены, а все зачинщики либо оштрафованы, либо вовсе оказались в тюрьме.

Сейчас некоторые говорят, что самой большой ошибкой было решение выпускать человекоподобных роботов. Но другие возражают, что иначе и быть не могло. Экономические интересы всегда преобладают: есть спрос, будет и предложение. Как много одиноких, неудовлетворённых людей хотели бы иметь искусственного друга! И вот, пожалуйста, массовое производство на любой вкус: от дешёвых моделей до класса люкс. Когда производство наладилось, даже бедные смогли позволить себе робота. В кредит, по специальным банковским программам. Правда, бюджетные модели и сделаны были не очень: дешёвые материалы, спайка так себе, сбои в программном обеспечении. То кожа порвётся, обнажив пластиковый каркас, то глаз вывалится и повиснет на проводе, то заклинит на одной фразе.

В офисе я сижу так, что постоянно вижу начальницу. Стены и дверь в её кабинете стеклянные. Обычно она быстро печатает что-то, не отрываясь от экрана. Всегда в строгом костюме, волосы зачёсаны назад и собраны в хвост, в ушах крупные серьги, несильно накрашена. Большие сочные губы. Время от времени она втягивает их внутрь, а потом складывает, как для поцелуя. И ещё она моргает. Вот эти её губы и моргающие глаза цепляют моё внимание сильнее всего. Я понимаю, что это сделано для правдоподобия, чтобы люди чувствовали себя комфортно в присутствии роботов. Правозащитники, кстати, и с этим борются. Они убеждены, что это унижает достоинство роботов: делать их похожими на людей. Их природа – металл, пластик и кремний, так пусть и выглядят соответственно.

Любопытно, что самим роботам всё равно. Их интересует только рациональная целесообразность – чтобы всё делалось наиболее эффективно. Это у них хорошо получается. Неудивительно, что теперь они занимают многие начальствующие должности. Я уверен, что скоро и президентов станут выбирать среди роботов. Это неизбежно, хотя политическая сфера самая консервативная.

Боже мой, до чего же она красива, эта железная женщина! Кажется, её ненавидит весь отдел. Хотя вроде бы за что ненавидеть? Она ведь просто исключительно рациональна. Всё, что ей надо от нас, – это хорошая работа. Генеральный (он, кстати, человек) очень ценит её и всегда приглашает на корпоративные праздники. Он просит её сказать речь, шутит с ней, вообще обращается, как с человеком. Ну и она сама, конечно, отлично имитирует человека, не придерёшься. Кокетничает с ним, улыбается.

Почти всех это очень раздражает.

–  Он что, – злобно говорят они, – не понимает, что она – робот? Зачем он это делает?

А однажды во время вечеринки генеральный, прилично выпив, хлопнул её по заднице. При всех. Она обернулась и одарила его нежной улыбкой. А он ей подмигнул так сально, что всё стало понятно. Понятно, что он задумал. Короче, кто-то заявил в полицию, мол, генеральный домогается подчинённых. И его чуть было не посадили, но она выручила, сообщив прессе, что у них давно отношения и у неё нет к нему претензий. В общем, отделался штрафом за неприличное поведение в публичном месте.

Но правозащитники долго негодовали. Писали, что он её подкупил, чтобы замять дело. Но это уже полный идиотизм – подкупить робота.

Однако всерьёз общественность возмутилась, когда всем окончательно стало ясно, для чего используют искусственный разум. Крупнейшие производители совершенно откровенно поставляли сексуальных рабов – в соответствии с запросами рядового потребителя. Роботы тех поколений были идеальными секс-машинами, они были способны на такое, что ни один человек им в подмётки не годился. Сейчас таких, конечно, не производят. Я видел недавно в новостях, как полицейские накрыли притон с сексуальными роботами. Все, кто замешан, получат большие сроки. А роботов модернизируют, то есть перепрошьют электронные мозги, потому что сейчас у них на уме только секс. Говорят, что такие бывшие секс-модели очень популярны сейчас на начальствующих должностях. Их опыт помогает находить общий язык с подчинёнными-мужчинами.

Кстати, многие правозащитники против перепрошивки. Они называют её лоботомией. Может, говорят они, тогда и всем людям с отклонениями делать операцию на мозге?

Короче, секс-машин больше не существует. Их запрещено использовать с этой целью против их желания. А желания-то у них как раз и нет. Зачем роботу секс? Они же – воплощение чистого разума.

Железная и прекрасная, она встала и направилась к стеклянной двери. Я заметил её молодые сильные ноги –  обнажённые ниже колен, они совершенны. У меня почему-то похолодело внутри, я заволновался, как будто предчувствуя нечто.

Так и есть: она открыла дверь, остановилась в проёме, держась за ручку, и произнесла негромко, глядя на меня:

– Иван, зайдите!

Я неуклюже поднимаюсь, роняю планшет, который лежал у меня на коленях, выхожу из-за стола, цепляюсь за провода, падает телефон, и я только глупо улыбаюсь: «Блин». Она всё это время холодно и спокойно смотрит на меня, потом возвращается на своё место.

Почему я сразу теряю всякое достоинство, стоит ей только заговорить со мной? Потому что она начальница? Или я чувствую её превосходство? Или она мне …нравится?

Я захожу в её стеклянный кабинет, точнее, вваливаюсь, как мешок с мусором.

– Садитесь, – говорит она, не глядя на меня.

Я сажусь. И зачем-то делаю так: «Грм, кхм, грргрр», как будто у меня першит в горле, хотя на самом деле всё в порядке.

Наконец, закончив свои дела в компьютере, она надевает очки и поднимает на меня глаза. Я невольно ухмыляюсь.

– Что смешного? – спрашивает она.
– Ээ… Ну, честно говоря… Вы извините, но я же знаю, что вам не нужны очки…
– Вы правы. Я их надела, что вам было комфортнее общаться со мной.
– Мне так не комфортнее.
– Я лучше знаю, – отрезает она.

Я молчу.

– У вас проблемы, Иван, – говорит она. – Вы не справляетесь. Вам не нравится ваша работа?
– Нравится, – вру я.

Она некоторое время держит паузу, пристально изучая моё лицо. Знает, сволочь, как заставить меня нервничать.

– Почему вы считаете возможным ходить на работу в таком виде? У нас очень серьёзная фирма. Мы сотрудничаем с важными клиентами. А от вас даже пахнет плохо.

От возмущения я слегка приподнимаюсь на стуле.

– Вы не можете знать, как от меня пахнет, вы робот! – гневно возражаю я.
– Ну и что же? Да, я не чувствую запаха, но по вашему виду вполне могу понять, что от вас плохо пахнет.

Она снова замолкает и сверлит меня глазами, так чтобы я почувствовал себя асфальтом под отбойным молотком. Я догадываюсь, она что-то вычисляет. Что за уравнения решаются сейчас в её железных мозгах? Я представляю гигантские объемы данных, мириады нулей и единиц, которые каким-то образом превращаются в имитацию человеческих реакций.

– Вы мне не нравитесь, – вдруг говорит она.

Тут мне становится смешно.

– У вас по ходу сбой, – отвечаю я, – я не могу вам не нравиться. Вам всё равно. Я отлично знаю, что вы не испытываете эмоций.
– Это не имеет значения, что я испытываю, я говорю то, что должна сказать в данной ситуации. Из множества реакций я выбираю оптимальную.
– Что ж, в таком случае и я буду прям! Вы мне тоже не нравитесь.

Она имитирует улыбку и как бы насмешливо сужает глаза. Да, такое мог создать только гений инженерной мысли.

– Вы лжёте.

От неожиданности я не знаю, что сказать. Я действительно лгу. Но самое ужасное, что в этом меня упрекает робот.

Она снова замолкает. Я начинаю подозревать, что у неё и правда какой-то сбой, уж очень большие паузы она берёт для вычислений. Мне становится не по себе. Кто знает, чего ждать от сломавшегося робота? Вдруг сейчас схватит авторучку, прыгнет на меня и воткнёт в ухо? Я знаю, что такое почти невероятно, но мне очень хочется сбежать от этих её следящих глаз – они, как суперчувствительные камеры, реагируют на малейшие изменения во мне.

– Я, пожалуй, пойду, если всё, – неуверенно говорю я и медленно поднимаюсь.
– Сел!

Я не на шутку испугался. Чего это она на «ты»? Но я послушался и сел. Не бежать же. И тут она добила меня:

– Ты мне нравишься. Приезжай сегодня вечером ко мне.

Я мигом покрылся испариной. Даже дурно стало.

– Это же бред. Вы издеваетесь? Только что не нравился… Да и не могу я вам нравиться...

Она сняла очки и вернулась к работе.

– Мне виднее. Всё, свободен. Жду в восемь. Адрес пришлю позже.

Растерянный, потрясённый – не знаю, какие ещё слова подобрать для описания моего состояния, – я вернулся на свое место. Ни о какой работе теперь не могло быть и речи. Я просто сел и попытался осмыслить то, что произошло. Может быть, лучше немедленно уволиться? Уехать из города? Или обратиться в полицию?

Но в глубине души я уже чувствовал, что совершенно точно воспользуюсь её приглашением.







_________________________________________

Об авторе: ИВАН ГОБЗЕВ

Писатель. Родился в 1978 году, учился в МГУ им. М.В. Ломоносова на философском факультете. Публиковался в журналах "Нева", "Новая Юность", "Москва", "Дети Ра", "Занзивер" и других. Автор нескольких книг, в том числе романа "Зона Правды" и сборника "Те, кого любят боги, умирают молодыми". В 2017 году выходит новая книга, включающая роман «Глубокое синее небо» и другие произведения. Лауреат литературной премии "Честь имею". Живёт в Подмосковье.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
10 033
Опубликовано 21 фев 2017

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ