Тамерлан Тадтаев. ТОТ, КТО НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ

(рассказы)


ЗАЛОЖНИК



Послезавтра у Агунды день рождения, факт весьма приятный для души, но в смысле денег полная задница. В прошлый раз я приперся к ней без подарка и, набычившись, сидел в углу, пока не нажрался и не начал приставать к какой-то тёлке, надававшей мне пощечин. С тех пор Агунда не разговаривает со мной, бросает трубку, как только услышит мой голос. О жестокосердная Агунда, вспоминаешь ли ты меня? Ну, хоть изредка? Вот я не могу тебя забыть и слежу за каждым твоим шагом. Я знаю про твою операцию. Зачем ты позволила хирургу вынуть из своей попы осколок? Тебе ведь самой нравилось, когда я перекатывал его туда-сюда. Прижаться бы сейчас к твоим сладким, пахнущим дыней ягодицам и целовать их, целовать...

Нет мочи сидеть дома – выхожу на улицу, искать твои формы в других девушках. Агунда, милая, я куплю тебе на день рождения цепочку с кулоном, кольцо из червонного золота и серёжки с брильянтами. Давай обручимся, а? Проблемы с жильем я уже решил. Помнишь дом на улице Д…? Ну который тебе нравился? Теперь он наш. Правда, надо будет убраться в спальне куда залетел снаряд. Я уже отскреб останки хозяев с одной стены и только собрался почистить другую, как отключили воду. Любимая, прости меня – и я вылижу комнату языком, а осенью сыграем свадьбу.

М-да, кругленькая сумма понадобится для всей этой фигни. У кого бы взять в долг? Рябой больше не даст – его жена разорила. Ребята тоже на бобах сидят. Придётся брать заложника.

Закинул я автомат на плечо, рассовал магазины в карманы и вышел на улицу. Возле дома соседа Кола я встретил обжирающегося черешней Кажаха. Терпеть не могу эту скотину. Он такой большой, хитрый и подлый. Здороваюсь с ним, чтоб он подавился.

- Куда это ты, в таком полном снаряжении? - спрашивает Кажах, переводя взгляд с оружия на мои набитые боеприпасами карманы.

Я не люблю кривить душой и рублю правду-матку:

- За заложником.

- Можно мне с тобой?

- Как хочешь, - говорю.

- Хочу, - говорит.

Дошли мы с ним до пустого здания суда, свернули направо и начали подниматься по трассе к ТЭКу. Кажах мне все про Бежо Хетагури из Ачабета толкует. Зверь, говорит, был, не человек. Он, мол, и в Заре отличился: ходил по трупам и добивал раненых. Как можно вообще стрелять в безоружных?..

- На войне, - говорю, - всякое случается.
 
- Есть на свете Бог, - крестится Кажах. – Вот и Бежо сам нарвался на засаду возле Приси. В машине, кроме него, все погибли, а он, дурак, вместо того чтоб застрелиться, сдался.

- Ты был там, что ли? - спрашиваю я, задыхаясь на подъеме.

- Нет, я потом пришел, когда ему отрезали уши.

- Зачем?

- Как зачем? Он же в женщин стрелял, стариков, детей... Десять автоматов и четыре «Волги» предлагал в обмен на свою жизнь, представляешь?

- Сумасшедший выкуп, - говорю.

- Да, неплохой, - облизывается Кажах. - Ребятам тоже по душе пришлось такое предложение, и они собрались было его отвязать, но тут кто-то спросил: «Бежо, вот мы тебя сейчас отпустим, скажи честно – будешь еще воевать против нас?» Тот от пыток совсем спятил и как начал орать: если я выберусь отсюда, клянусь, младенца и того не пожалею! Тут один из наших и воткнул ему в глаз вилку.

- А потом что?

- Да ничего, сунули его в котел и сварили...

Вдруг Кажаха укусила оса, и мы побежали, отмахиваясь от налетевших на нас жалящих насекомых. У поста ГАИ перевели дух и, почесываясь, подошли к дороге, перекрытой мешками с песком. Возле пушки на матрасах лежали омоновцы, один из них спросил, куда мы идём. Вместо ответа я презрительно сплюнул и быстренько перелез через баррикаду в надежде на то, что Кажах струсит и не перейдёт черту укреплений. Однако ошибся – он шёл за мной, как нанятый. Видать, поживу почуял. Ладно, пусть идёт, потом с ним разберусь.

Мы сошли с трассы и через заросшее поле двинулись к бензоколонке. На нейтральной территории всегда страшно. Можно запросто нарваться на засаду, и всё. Как с Бежо Хетагури из Ачабета. Тогда лучше сразу застрелиться, чтоб потом не молить о смерти. Бог в таких случаях никого не слышит, зато дьявол глядит в оба. Бежо, наверное, до последнего думал, что это не с ним происходит.

Я посмотрел на распухшего от осиных укусов Кажаха, и мне стало не по себе. Сдохнет ещё, потом тащи на себе этакую глыбу. И оружия у него нет.

- Ты бы шел домой, - говорю ему так тихо, чтобы враги не услышали. - А то ещё лопнешь.

- Чепуха, - шепчет Кажах и чешется, как сумасшедший. - Я всегда так раздуваюсь после пчелиных укусов.

- Так ведь это не пчелы были – осы.

- Какие к черту осы! Пчелы, простые пчелы.

- Ты уверен?..

- Конечно, у моего отца, пока его не убили, пасека была в горах.

И продолжает пухнуть, как тесто на дрожжах, жутко смотреть. Интересно, сдуется он, если, допустим, в него попадет пуля? Странно, меня пчелы пощадили – одно жало не в счёт. Хотя нет, вот второй укус: и нос распух, и рука. Твари. В больницу бы сейчас. Но нельзя – Кажах сразу растрезвонит, как я врубил заднюю. Подлец. Толкует мне про Бежо Хетагури, о котором только глухой не слышал. Когда в Цхинвале узнали о зарской бойне, ребята мигом снарядились в погоню. Я тоже влез в битком набитый вооруженными парнями автобус. Парпат не пускал меня на такое дело и даже пытался вытолкнуть из ЛАЗа.

Говорю ему:

- Не толкайся, все равно поеду.

- Нет! - кричит он. - Не поедешь, у тебя оружия нет!

Пришлось показать ему гранаты, и тогда он махнул рукой:

- Чёрт с тобой, залезай.

Я трясся на заднем сиденье рядом со здоровенным рыжим мужиком, вооружённым пулемётом. Он никак не мог прикурить, до того у него дрожали руки, и всё повторял:

– Не верю я, чтоб они в женщин и детей стреляли, хоть убейте, не верю. Ребята, нас здорово разыграли, точно вам говорю...

Многие с ним были согласны, пока наш автобус не остановился в середине Зарского леса перед встречным грузовиком. Мы высыпали из ЛАЗа и подошли к машине, сквозь изрешечённые борта которой сочилась кровь, будто виноградный сок из давильни. Какой-то парень влез в кузов посмотреть. «Мать твою», прошептал он, спрыгивая и исчезая в кустах. Водитель грузовика, пожилой мужик с коричневым худым лицом, ничего не мог объяснить и только плакал в кабине. «Езжай», сказал ему Парпат, и машина тронулась, подкидывая на ухабах полный кузов трупов...

Кажах первым заметил белую «Волгу», остановившуюся шагах в сорока от бензоколонки, где мы прятались. Там, за посаженными вдоль трассы тополями, колыхались заросшие сорняком поля. Машина тоже качалась, и оттуда доносились сдавленные крики.

- По-моему, там кого-то трахают, - предположил Кажах.

- Похоже на то, - говорю. - Ты умеешь водить?

- Конечно, а ты разве нет?

Вдруг задняя дверца «Волги» открылась, и из салона вывалились двое: высокий, одетый в чёрную кожаную куртку дядька, в которого вцепился коренастый, похожий на бультерьера, мужик. С другой стороны появился ещё один, с пузом, и они вместе повалили того высокого на асфальт и стали бить.

Я выбежал из операторской и несколько раз выстрелил в их сторону. Те двое оставили свою жертву и бросились к машине. Кажется, я попал в «бультерьера», потому что он приволакивал ногу. Другой, с пузом, резво прыгнул за руль. Раненый схватился за дверцу, и в ту же секунду «Волга» рванула и потащила его за собой. Именно в такие моменты патроны всегда кончаются. Пока я менял магазин, белый автомобиль со вцепившимся в него «бультерьером» был уже далеко.

- Одолжи автомат! - крикнул раздувшийся Кажах. - Ну пожалуйста, я ещё ни разу не убил человека!

- Тут некого мочить! - ору я. - А в машину ты уже не попадёшь!

- Дай прикончить вон того, на асфальте!

Я посмотрел на трассу и заметил высокого дядьку, бежавшего к нам со всех ног. Кажах вырвал из моих рук автомат.

- Не стреляйте! - кричал высокий. - Я свой, еврей!

Я вынул нож и приставил его к горлу Кажаха:
 
- Ты что делаешь, гад, заложника хочешь испортить?

А высокий в кожанке приблизился к нам и бросился на шею Кажаху. Он плакал, по очереди обнимал нас и благодарил. Мне стало совестно, и я спросил, не ранен ли он? Нет, всё в порядке, просто побили сильно.
\
Я спрятал нож и вырвал из рук ошарашенного Кажаха автомат.

- А как ты оказался с ними в одной машине? - строго спросил я высокого.

- Сам я цхинвальский, - объяснил он, - поехал в Гори к родственникам, по дороге нас высадили из автобуса и начали проверять паспорта...

- Ты цхинвальский? - переспросил я.

- Ну да, я учитель, в школе преподавал.

- Больше ничего не говори.

- Давай возьмём с него бабки, - прямо мне в ухо прошипел Кажах.

Я его чуть не пристрелил:

- Какие еще бабки? Все цхинвальские теперь на бобах сидят.

 
Втроём мы поплелись обратно. Высокий на радостях подарил Кажаху свою кожаную куртку, часы и обручальное кольцо; а я всё думал о хромоногой Агунде, удалившей меня из сердца вместе с тем осколком.




ФАЛЛАГ ФАРС (ТОТ, КТО НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ)

Усатый, похожий на цыгана Бота крадучись переходил старый мост с банкой пива в правой руке, а левой он придерживал болтавшийся на боку короткоствольный автомат. Я наблюдал за ним из парка: если снайпер решит испробовать на нём свою меткость, то его маленькое симпатичное оружие достанется мне. Уж я постараюсь добежать до него первым. Я так ясно представил себе, как прошитый пулями Бота падает на тополиный пух, что даже чихнул – у меня аллергия на это дерьмо! Значит, подбегаю к захлебнувшемуся кровью Боте и на финише выхватываю у него автомат и банку с пивом...

И вдруг мне захотелось махнуть во Владик и выпить там в киоске кружку холодного пенистого пива. От вина я устал, от водки тоже воротит. Да и неинтересно пить, когда в подвале каждого дома здесь чуть ли не по тонне вина хранится. Заходи и пей сколько сможешь. И никто тебя не отругает, не выставит за дверь, потому что хозяева дёрнули в город, а вот мы – ребята остались. Делаем вид, что охраняем дома левобережья, хотя лично мне на них насрать. В моей-то хате ни х... не осталось. Матушка давным-давно перетащила наше барахло в какую-то развалюху за мостом.

Вчера я сдуру решил остаться там на ночь, но никак не мог уснуть из-за пульсации в животе, да и бельё подо мной было сырое и воняло дохлятиной. А маман уже обжилась тут и, как только легла на диван в углу, сразу же захрапела. Я терпел-терпел, потом вскочил злой, как демон, и принялся толкать её, пока не разбудил.

- Ты слишком громко храпишь! - заорал я. - Раньше за тобой такого не водилось, так что пока!

Мама вскочила, зажгла свечку на столе, и, пока она металась по комнате, я успел обуться в свои вонючие кожаные туфли, влезть в футболку и затянуть ремень на джинсах.

- Подожди, сынок. Я накапаю тебе валерьянки, ты выпьешь и уснёшь.

- Меня эти сраные капли не берут, лучше дай каких-нибудь таблеток, ты ведь обещала, помнишь?

- Сейчас, сынок, куда же я их дела?.. 

Мать покопалась в ящике стола, ничего не нашла, немного подумала и вывернула свою старую потрёпанную сумку.

- К подруге ходила в больницу, выпросила у неё седуксен для тебя, - бормотала она.

- С этого бы и начала... Что – лучше твоей подруге?

- Нет, она умирает.

- Блин.. А дочка там при ней?

- Какая дочь? У Тамары сын был, твой ровесник, он зимой погиб, царство ему небесное.

Мать, наконец, нашла в кошельке два блистера и вручила их мне. Я взял таблетки, обнял маму и, попросив прощения за свой наезд, взвалил на плечо пулемёт.

- Я заночую у Куска, моего напарника.

- Хорошо, сынок, только будь осторожней на улице, времена теперь сам знаешь какие.

- Ладно. А с кем ты хотела меня тогда познакомить?

- С медсестрой одной, из детской поликлиники, но ты про неё забудь, она уже давно вышла замуж.

 
У Куска и в самом деле нашлись средства от сердцебиения: натуральное вино, травка, душевные разговоры о том, о сём. Я даже не помню, как отключился, но пробуждение было ужасным. Мне было так плохо, что я потянулся к пулемёту, чтоб положить конец своему сраному бытию, но вспомнил про таблетки и решил полечиться. Я вынул из кармана блистер, выдавил несколько штук седуксена, проглотил и, откинув простыню, вытянулся на кровати. Лучше не стало. Проверив пульс, я испугался, что кончусь прямо сейчас, и начал будить храпящего на раскладном кресле Куска. Тот проснулся, встал и, обругав меня последними словами, заперся в туалете. Я пытался поговорить с ним, но он только пердел в ответ. Я пнул ногой дверь сортира, закинул на плечо пулемёт и покинул квартиру напарника. На площади было пусто, небо распухло от туч, а меня продолжало тошнить. Я дошёл до разграбленной аптеки, напротив МВД, постоял возле разбитой пустой витрины, потом решил идти за старый мост и страдать там на посту...

К вечеру стало легче, но не так чтобы очень. Я и в парк-то сбегал проблеваться, но ничего не вышло. Только глотку расцарапал ногтями. Надо будет состричь их, если найду ножницы, хотя можно, конечно, и бритвой, или просто отгрызть. Терпеть не могу длинные ногти – они, говорят, и после смерти растут...
 

Ребята, сидевшие на матрасах у старого кирпичного дома через дорогу, тоже пялились на Боту и ждали метких выстрелов из леса Чито. Однако ничего не случилось, и Андрейка, почесав бритую голову, крикнул:

- Таме, где ты? Поди-ка сюда, сегодня твоя очередь стоять на посту!

Мне, боевой единице, не очень-то улыбалось торчать ночь с какими-то чмошниками, но перечить Андрейке не хотелось. К тому же он командир, стало быть – ему видней. Я вышел из парка, перебежал дорогу и оказался в объятиях Боты. Он был рад встрече, сказал, мол, в городе пошли слухи, будто тебя убили, а ты вот живой бегаешь, значит, долго жить будешь. Мне тоже приятно видеть тебя, Бота, в добром здравии, дай глотнуть пивка. Кончилось, брат, слушай, меня прислали из бункера с приказом. Каким? Короче, вам, левобережным, велено сняться с позиций и перейти в город до утра.

- Опа, а кто приказал?

- Как кто? Седоголовый.

- А Парпат в курсе? Это же безумие – сдавать левый берег без боя!

Об этом Бота ничего не знал, но, когда он передал устный приказ лично Андрейке, тот пришёл в ярость и чуть не пристрелил гонца, потом раздумал и сам смотался в бункер узнать, не рехнулся ли Седоголовый. Вернулся он в сумерках, перед дождём, и велел всем сворачиваться. Я переговорил с бритоголовым командиром, спросил, в чём, собственно, дело? Оказывается, Седоголовому доложили, что этой ночью наши соседи намерены спуститься с высот и захватить левый берег. Так это же здорово – встретить врагов кинжальным огнём и положить их тут всех на х...! А если мы сами ляжем, кто тогда ответит за потери? Лично я не хочу говорить твоей матери, что тебя уже нет! Андрейка, слушай, я не военный, но даже я понимаю, что такой шанс отыметь противника нам вряд ли когда ещё представится! Ты только подумай: они спускаются во тьме по такому дождю, а мы поджидаем их в засадах и х... их, х...! Угомонись, сейчас я исполняю приказ Седоголового, а утром посмотрим. Я пожал плечами и отошёл.

Ребята между тем собирались в небольшие группы и перебегали старый мост, хотя снайпер не стрелял, должно быть, уснул или у него батарейки от ночного видения сдохли. Я закинул пулемёт на плечо, взял бачок с патронами, а Бота вызвался помочь перетащить боеприпасы к моему стволу на правый берег.

Весь личный состав левобережья расположился в подвале большого недостроенного дома напротив музея. Многие уже расстелили матрасы и храпели, другие под свет трофейных торшеров чистили оружие, третьи курили или играли в карты, попивая винцо. Крутые все собрались возле Андрейки и молчали. Я немного постоял с ними, потом решил уйти. Утром предстояло отбивать левый берег, и надо было выспаться. Пять-шесть таблеток седуксена усыпят и не такого торчка, как я. Вполне возможно, что после такой дозы я не проснусь. Тем лучше. Воюешь, мать его, с врагами, наживаешь болезни, ранения, тебе говорят, что надо потерпеть, и всё будет в шоколаде, а когда наступает мир, ты вдруг оказываешься за бортом и барахтаешься в тёмных холодных волнах, и ждёшь своего удара веслом по башке…

Эй, Андрейка, я неважно себя чувствую. Апчхи! Отпустишь меня до утра? Что случилось? Простыл, наверное, ночью полечусь, а утром буду здесь с Куском. Пулемёт здесь оставить? Валяй, но только под твою личную ответственность. Ладно, всем пока.

Мы с Ботой выбрались на улицу и, поливаемые дождём, затрусили в город. Я так промок, что перестал прятаться от ливня под деревьями и бесстрашно пересекал лужи, с каждым шагом приближаясь к дому Куска. Кровать с сухой, пусть и не совсем чистой, постелью – вот о чём я мечтал среди этого потопа, и потому предложение Боты пойти посмотреть пленных не очень-то мне понравилась. Да это тут, рядом, нудел он, два шага всего, вон за той улицей. Да на фиг они мне сдались, отвечал я, по пояс проваливаясь в наполненную водой воронку, пленных я, что ли, не видел? Так ведь их сейчас расстреливать поведут! Зачем? Как зачем, они наших мочили на Зарской дороге!

Оказалось, что дом с пленными находится возле городской бани, куда я не ходил лет сто, а то и больше. Помню, в детстве мама взяла меня туда с собой помыться, и я, потеряв её среди множества голых тёток с большими болтающимися туда-сюда сиськами, испугался и заплакал. «Мама-где-ты?» – пищал я, вырываясь из рук смеющихся женщин. Какой симпатичный мальчик, раздавалось со всех сторон, эй малыш, хочешь я буду твоей мамой? Нет, я хочу к своей! А твоей уже нет, её украли! Вдруг одна из тёток с распущенными волосами и лохматой, как мочалка, писькой схватила меня, подняла над собой и поцеловала мой маленький пенис...
 

Наконец, мы пробрались к дому, где томились узники, и по скрипучей деревянной лестнице поднялись на второй этаж. Бота открыл дверь и первым вошёл в освещённую электричеством комнату, я робко последовал за ним и не сразу разглядел восседавщих за столом пьяных типов – так было накурено. Сейчас эти мудаки начнут выносить мозг, подумал я, однако ребята оказались мировые. Им и в голову не пришло насильно вливать в глотку бухло, как это обычно бывает, просто предложили выпить. Я вежливо отказался, не пришлось даже говорить, что у меня больное сердце и всё такое. Зато Бота тяпнул с ними, затем, положив джонджоли на кусочек хлеба, просунул бутерброд в дыру под усами, и задвигал челюстями. Живы ещё пленные, спросил он жуя. Да, ответили типы. Супер, а где они? В другой комнате. Отлично, я хочу показать их своему другу, можно? Смотрите сколько хотите, только никого не бейте. Мы до них пальцем не дотронемся, правда, Таме? Я пожал плечами: дескать, само собой разумеется. А то приходят сюда со всего города, сказал тип с рыжей бородой, и начинают лупить пленных, или, может, вы думаете, что нам приятно слушать, как они воют?

 
На деревянном полу другой комнаты, тоже освещённой, сидели двое пленных. Один из них, худой, со светлыми курчавыми волосами, как только увидел нас, улыбнулся и заговорил по-осетински. Он просил не убивать их, сказал, что они ни в чём не виноваты.

- Заткнись! - крикнул Бота и, подскочив к нему, замахнулся прикладом, но вдруг остановился и только слегка пнул ногой другого пленного, закрывшего голову руками. - Так просто бить я не могу, он должен хотя бы оскорбить меня...

Я представил себя на месте этих ребят, и мне ещё больше захотелось оказаться в квартире моего напарника Куска и спрятаться под одеялом на кровати. Я взял Боту за мокрый рукав и потянул к двери: идём отсюда.

- Нет, погоди, пусть он пошлёт меня или заругается на мать, тогда я ему точно врежу! - артачился Бота.

- Я ничего не скажу, - улыбнулся пленный. - У меня мать осетинка, жена тоже отсюда, из Цхинвали, а мои дети говорят по-осетински не хуже тебя...

- Христа из себя корчишь, а сам небось людей расстреливал на дороге!

- Никого я не убивал, мы просто ехали в Россию на заработки, а ваши ребята высадили нас из поезда в Орджоникидзе, затолкали в багажник и привезли сюда.

- Не Орджоникидзе, а Владикавказ! Б... буду, если сейчас не врежу ему! Ну-ка скажи, где вас сцапали наши орлы?

- Во Владикавказе...

Внезапно в комнату ворвался Сумасшедший Махар с бутылью вина. Положив бухло на пол, он уселся на корточки и замахал руками на Боту.

- Уйди, уйди на х... отсюда, мать твою! - зарычал он. - Ну чего вылупился, шлюха бункерная?!

- Ты это мне говоришь? - побледнел Бота.

- Тебе, мудак, тебе! - Махар вскочил и, сжав кулачищи, заскрежетал зубами. - Давай вали и не порть здесь воздух, а я потолкую с Иисусом! Ты разве не видишь, перед кем стоишь? - Махар снова повернулся к курчавому пленному. - Позволь обнять тебя, брат мой, а этому усатому пидарасту я однажды порву зад!

Бота осторожно снял автомат с предохранителя – похоже он решил завалить Махара. И тут, чтоб я сдох, светлокудрый пленный встал между ними и начал успокаивать обоих, а я тем временем нащупал задницей дверь и, взявшись за ручку, осторожно приоткрыл её.

- Махар, - просипел Бота, - завтра я приду сюда, и если трезвый ты скажешь то, что произнёс сейчас, я сделаю из тебя сито!

Но Сумасшедшему Махару было уже не до него, он повис на шее худого пленного, который оказался ростом чуть ли не под два метра, и причитал: будет утром лить дождь – ты не узнаешь, а выглянет солнце – не увидишь, не погреешься в его тёплых лучах, не искупаешься в Лиахве – ты ведь любишь купаться в Лиахве? Он и вправду Христос! Слышишь ты, усатая свинья?

Ну их всех к дьяволу – с меня хватит этого безумия! Я вылетел из комнаты с пленными, ни говоря ни слова обогнул стол с пьяными типами, на ходу стибрив с подоконника пачку сигарет для Куска, и осторожно, чтоб не сломать себе ноги, спустился по скрипучей лестнице вниз на улицу. Дождь всё ещё лил, и я немного остыл под его прохладными струями. Этой ночью сон мой будет слаще груш, решил я и, закинув в рот таблетки, попёр в сторону дома, где жил Кусок. Таме, подожди, послышалось сзади. Опять Бота, никак не отвяжется, чёрт бы его... Он догнал меня, и какое-то время мы молча хлюпали по лужам. Возле разграбленной аптеки напротив МВД мы наткнулись на небольшой отряд во главе с Колорадо. Я обнялся с ним, потом пожал мокрые ладони его увешанных оружием бойцов.

- Я слышал, вы сдали левый берег, - сказал Колорадо голосом, от которого у меня появился озноб как при гриппе: - Мы как раз идём проверить...

Он не в курсе, подумал я в ужасе, значит, и Парпат не знает о сдаче левобережья! Б..., я как чувствовал, что надо было остаться, а не бежать через старый мост как баран в стаде! Сказать правду Колорадо я не решился, потому что за такую весть мог схлопотать пулю в рыло или прикладом по голове. Чёрт, как же всё плохо, и зачем Седоголовому было предавать нас? У меня ноги подкашивались от страха, однако я сгрёб себя в руки и как можно небрежнее сказал:

- О чём ты говоришь, Колорадо? За мостом всё в порядке, Андрейка расставил посты, а мы вот спать идём. Апчхи!

- Будь здоров, - пискнул Бота.

- Живи долго, - сказал Колорадо.

- Спасибо. Апчхи.

- Ты простыл, что ли? - спросил Колорадо. - Чаю липового попей, она как раз цветёт сейчас.

- Фигня, пройдёт. Я вот что хочу сказать, Колорадо: в такую темень ребята на позициях могут принять вас за грузин и открыть огонь. Апчхи!

- Ты прав, - сказал он, немного подумав. - Я приду к вам утром и, если слухи подтвердятся, я сам расстреляю вашего командира, и не только его! Ну, не болей, пока...
 

Колорадо со своим отрядом развернулся и ушёл, а у меня с Ботой возникли небольшие прения о том, как быть дальше. Он считал, что надо рвать когти из города, ведь, как ни крути, утром всё прояснится, и тогда нам кранты. Он уже хотел бежать, но я схватил его рукав: ну-ка подожди, вестник несчастья! Принёс нам этот говённый приказ, а сейчас хочешь смыться? Нет, брат, так не бывает. А что ты предлагаешь, намазать жопу вазелином, поискать в аптеке баночку? Не надо вазелина, мы просто вернёмся на левый берег! Ты точно спятил, там же сейчас полным-полно грузин, наших задниц им только не хватает! Не всё так плохо, Бота, ты просто послушай! Ну давай говори, только побыстрей, мне ещё до Владика надо добраться! И я рассказал ему, как однажды – до войны – познакомился с одной очаровательной туристкой. Она с компанией загорала на поляне леса Чито, как раз там, где сейчас окопались враги, и читала книжку. Я подсел к ней и заговорил о литературе, кино, всяких таких интеллектуальных вещах, и она клюнула! Ну да, чёрт возьми, и через каких-то полчаса мы были уже жених и невеста и, взявшись за руки, полетели в лес искать ручей, которого там и в помине не было. Зато мы нашли кусты под большой лохматой сосной и набросились друг на друга. И только я запустил руку ей в трусы, как начался ливень! Представляешь, нас снесло грязевым потоком прямо на трассу, и мы чуть не погибли. Это я к тому, что в такой дождь опасно спускаться с высот, и левый берег сейчас пустой.

Бота бросился мне на шею:

– Что же ты молчал, пидор Македонский?

Минут через пятнадцать мы уже были в подвале большого недостроенного дома напротив музея, и Андрейка, поигрывая револьвером, весьма недружелюбно разговаривал со мной. Вокруг все замерли, даже храп прекратился. И крутые и чмошники слушали, о чём я толковал с командиром.

- Хочешь вернуться? - усмехнулся Андрейка. - В героя решил поиграть? Почему же ты не остался, когда мы уходили?

- Минуту назад я встретился с Колорадо, подумай, он не знает, что мы сдали левый берег, и шёл сюда проверить посты..

- Почему же он не пришёл?

- Я сказал ему, что у нас всё в порядке, он поверил мне, но только до утра...

- Кто такой Колорадо, мать его, и почему он суётся не в своё дело?! Не он, а Седоголовый отдаёт приказы!

- Ты сам знаешь, что Седоголовый тут никто, здесь всё решают Парпат, Хубул и Колорадо.

- Ну и поцелуй их в зад! - Андрейка покрутил барабан нагана и будто невзначай направил на меня ствол: - Иди и делай что хочешь!

Дальше говорить с Андрейкой было опасно, он нечаянно мог нажать на спуск и проделать во мне дырку, поэтому я закинул пулемёт на плечо, взял большой бачок, а Бота схватил ящики с патронами. Мы вылезли из подвала, повернули в сторону старого моста – и тут за спиной я услышал голоса. Я остановился, скинул с плеча пулемёт, повернулся и стал ждать. Похоже, Андрейка всё-таки решил меня замочить. Сам он, конечно, руки марать не станет, просто шепнёт крутым, и те мигом исполнят его приказ, потом бросят трупы на старый мост, а утром скажут, что Таме и усатый тип из города погибли в бою за левый берег. От страха сердце упало в живот и, пульсируя, продвигалось к заднему проходу. Только бы не высрать его! И зачем я только солгал Колорадо? Сказал бы всё как есть, но тогда он отобрал бы у меня пулемёт, ведь оружие я получил благодаря ему. Или шлёпнул бы. А всё из-за этого Боты! Кстати, куда он делся? Похоже, он успел перебежать на другой берег. Молодец, сообразил! Крутые мочить меня одного на станут, а моего товарища им уже не достать – побоятся сунуться за мост. А это ещё что за хер? Старик какой-то в цилиндре и плаще изъявил желание пойти со мной на левый берег. Понимаешь, дед, там сейчас опасно... Хочешь взглянуть на свой дом? Ну это пожалуйста, только будь осторожен и, если заметишь в хате посторонних, прячься или... в общем, ты сам знаешь, на вот тебе сигареты. Подошли трое из ближнего окружения Андрейки и сказали, что присоединятся ко мне, но чуть позже...

Заминированный старый мост над пахнущей гнилью Лиахвой мы с дедом прошли спокойно, не дёргаясь, и остановились возле военкомата. Я тихонько свистнул. Бота вылетел из темноты и кинулся мне на шею. Но дождь перестал лить и это меня тревожило: стало быть, противник легко мог спустится с высот и захватить левый берег, будь он проклят! А старик всё не уходил, скрипел про то, про сё. Шёл бы ты отсюда, дедушка, нам не до тебя сейчас! Нет, мы не нуждаемся в твоей помощи. Ну давай, пока. Да не ходи за нами, мать твою...

Мы с Ботой вошли в городской парк, нащупали дорожку и, стараясь не шуметь, двинулись по ней вглубь. Мой товарищ плохо ориентировался в темноте и всё беспокоился, правильно ли идём? Доверься мне, шепнул я, сейчас с тобой проберёмся к насыпи и засядем там до утра. А что мы будем делать на этой насыпи? Яйца чесать, вот что. Слушай, Таме, а ты уверен, что грузины не спустились? Просто я ничего не вижу, надо было захватить прибор ночного видения, давай я сбегаю за ним домой, а? Зачем нам прибор, я тут каждое дерево знаю, ты просто заткнись и не ной...

Вдруг Бота сошёл с утрамбованной дорожки и завяз в грязи, выбрался он оттуда уже без обуви и, тихо ругая колючки под ногами, шлёпал за мной босиком. Мы свернули направо и по пояс в мокрой траве дошли до лохматой насыпи, остановились. Я скинул с плеча пулемёт, взобрался наверх и залёг в траве. Бота, наверное, подумал, что я его бросил, и шёпотом начал звать меня: Таме, ты где? Да тут я, не ори, лучше отмерь от меня двадцать шагов вдоль насыпи и спрячься за деревом... Тут нет деревьев. Как это нет, там старый орех с дуплом должен быть, я всё детство в нём прятался. Хочешь, чтоб и я в дупло залез? Это ты уже сам решай, ну как? Я в дупле уже. Тогда жарь!

Наступила тишина, и хотя я весь напрягся в ожидании пальбы, всё равно вздрогнул – так страшно прозвучала первая очередь из дупла. Бота послал трассирующие именно в сторону дороги за площадкой аттракционов в трёхстах метрах от нас и в  самом начале подъёма к лесу Чито. Ответ не замедлил себя ждать, и ночь наполнилась огнём и стрекотнёй автоматов.

- Они спустились! – кричал Бота, отстреливаясь: - Мать вашу, сейчас получите у меня!

Я насчитал с десяток огневых точек ближе к трассе и начал гасить этот фейерверк из пулемёта. Давно уже не было такой славной перестрелки, с воплями раненых! Иногда пули попадали в чёртово колесо или в качели за насыпью, тогда они, светясь, с визгом рикошетили в сторону, вниз, взмывали вверх – этакое веселье, чёрт подери! Свист над головой усилился, я даже заметил, как яркие светлячки запутывались в тополином пуху неподалёку. Пожалуй, надо поменять место, пока враги не вычислили меня и не потушили. Я сполз вниз, встал, сделал десять шагов вдоль насыпи, снова взобрался наверх, залёг и почувствовал, как меня всего обожгло крапивой – хорошо ещё в колючки не забрёл. Я дал длинную очередь, поменял позицию и, чтоб успокоить вырывавшийся из тела дух, проглотил ещё несколько таблеток седуксена. А Бота, как вылез из дупла, переменился на все сто. В него будто бес вселился, он бегал вдоль насыпи, выкрикивал проклятия и останавливался только затем, чтобы открыть огонь или поменять пустой магазин на полный. В какой-то момент он подполз ко мне на брюхе и, задыхаясь, спросил:

- Таме, нас ведь не бросят, правда?

- Конечно, нет. Колорадо, наверное, уже спешит сюда! Ты куда патроны дел?

- В дупло всё сложил.

- Тащи их сюда, сейчас будем ленты заполнять...

Ящики с патронами были пустые. Огневых точек тоже стало меньше, и они переместились наверх – противник отступал на исходные позиции, в лес Чито. К утру я совсем успокоился, да и таблетки начали своё усыпляющее действие, глаза слипались, и вдруг – мне послышался смеющийся женский голос. Я вскочил на ноги и увидел на качелях под насыпью красивую девушку, одетую в белое платье. Она стояла в лодочке, держась за прутья, улыбалась и с виду была не прочь, чтоб я раскачал её. Я быстренько спустился к  аттракционам, добежал до качелей и застыл от ужаса: вместо лодок на прутьях висели обитые алым бархатом гробы. Бота, крикнул я, и проснулся. Протерев глаза, я увидел, что уже совсем рассвело и небо очистилось от туч. Я сполз вниз, взвалил на плечо пулемёт и, подойдя к сидевшему на траве товарищу, потрепал его по голове: молодец. Тот смотрел на свои окровавленные босые ноги и молчал. Я сел рядом, прислонившись спиной к старому трухлявому ореху с дуплом. Хорошо, когда ты никому ничего не должен, подумал я, сейчас дождусь Колорадо и пойду спать к Куску, может, курну ещё...

- Таме, почему к нам не пришли на помощь? - всхлипнул Бота. - А если бы нас убили?

- Не убили же, зато мы вдвоём отбили левый берег.

Бота встал и медленно побрёл прочь.

- Ты куда?

- К пленным.

- Зачем?

- Попробую освободить их.

Он, наверное, знал, на что идёт, и удерживать его я не стал.  К тому же меня начало знобить, и пришлось залезть в дупло, чтобы хоть немного согреться.







_________________________________________

Об авторе: ТАМЕРЛАН ТАДТАЕВ

Писатель, сценарист. Родился и живёт в Цхинвале. Окончил Душанбинское художественное училище им. М. Олимова, также учился во ВГИКе на сценарном факультете. Служил в рядах Вооруженных cил СССР. Участник грузино-осетинских войн 1992-94 гг. и 2004 г. Участник осетинского сопротивления 08-10 августа 2008 года. Награжден медалью "Защитник Отечества”. Публиковался в журналах «Дружба народов», «Нева», «Сибирские огни», «Бельские просторы», «Дарьял», «Вайнах», «Юность» и др. Автор четырёх книг прозы. Лауреат Русской премии-2008, премии журнала «Нева» за лучшую публикацию 2008 года.



Фото Анатолия Степаненкоскачать dle 12.1