(рассказ)
…Снег в Москве по весне всегда тяжелый и грязный.
Даже в парках.
Хорошо еще, что в этом году — плотный, смерзшийся.
Не пухляк, лыжи идут, в принципе, хорошо, особенно если мазь грамотно подобрать. Для меня это важно — нога до сих пор до конца не разгибается, хоть со стороны это, фактически, не заметно.
Другое дело, что по любому руками больше приходится работать.
И спиной.
Ничего…
…У нас сервисеры хорошие, мажут хорошо, хоть и не сборная, разумеется.
Так. «Буревестник».
Но тоже сгодится…
…Круг.
Еще круг.
Попыхтеть в подъем, продышаться, как следует, на спуске.
По весеннему, спрессованному снегу, по твердой лыжне, вдоль берега промерзшего пруда, мимо ветхих полуразвалившихся дворцов, мимо грота, где мы, совсем пацанами, прятались от тренера с первыми попытками закашляться горьким сигаретным дымом.
Потом по льду через пруд, на другой берег, и снова — подъем, спуск…
…Круг — пять километров.
Михалыч, тренер, еще осенью лыжню утаптывал.
Лично.
Он это дело вообще никому не доверяет.
…Так.
Еще один подъем, потом последний «тягун»: длинный, с тяжелым, медленным «повышением угла», и оттого вообще самый неприятный.
Тоскливый такой, муторный.
Кажется — вообще никогда не кончится.
А дыхание — надо бы и поберечь…
…Сегодня — еще ничего.
Сначала работали «технику» — «попеременный двушажный», «одновременный одношажный», «одновременный двушажный». И только потом Михалыч отправил на круг «продышаться», причем из трех кругов только последний «на скорость», первые два — так, прогулка.
Хуже когда он «на выносливость» начинает гонять.
Но это — уже вряд ли, сезон заканчивается, еще один старт «на город» на закрытие — и все. «На республику» я уже вряд ли в этом сезоне отберусь, надо к этому трезво относиться. Потом можно и передохнуть, пока не просохнет асфальт и нас не поставят «на роллеры».
Правда, Михалыч намекал, что лично меня перед этим еще «стрелялкины» хотели посмотреть: у нас так биатлонистов называют.
А что?!
В беговых лыжах я, похоже, «на потолке», организм не обманешь.
Меня и поставили-то на них после той жуткой травмы на склоне, когда стало ясно, что разорванное сухожилие не растягивается и олимпийского чемпиона по горным лыжам из меня уже теперь точно никогда не слепить. А жить-то как-то надо: мне, между прочим, через год уже в университет надо бы поступать, а то есть все шансы загреметь в доблестную советскую армию.
Спортсмену — поступать туда легче, я это точно знаю.
Поэтому — лыжи так лыжи.
Биатлон — так биатлон.
Пофиг.
Где наша не пропадала.
И там пропадала.
И сям…
…Все.
Финиш…
— Лекарь! Лекарь, твою мамашу! — Михалыч вот слюной только не брызжет. — Ты почему после тягуна на финиш не ускорился, говнюк?!
Опираюсь на палки, с трудом восстанавливаю дыхалку.
— Что, Анатолий Михайлович, — сплевываю, — все так плохо?
Он неожиданно хмыкает.
Еще раз разглядывает секундомер.
— Да нет, — тоже сплевывает в сугроб. — Ничо так. Почти что на пике. Три секунды от вчерашнего отыграл. На пятерке, под нагрузкой. Если б ускорился, я б мог поверить, что перед «закрытием» на «республику» даже пройдешь. Завтра станешь на тягун, будешь проходить на полной, потом выкат тренировать, до упора! Секунды полторы на спуске сливаешь, засранец, а еще горнолыжник! Сумеешь отбить — на закрытии «кандидата» точно получишь. Может, и на РСФСР отберут. Не расслабляйся! Понял?!
Понял, думаю.
Чего же тут непонятного.
Отберут — хорошо.
Не отберут — тоже, в общем-то, не проблема. На «республике» у меня шансов, если честно, — все равно никаких. А КМС я и на Москве получу, не в этом году, так в следующем. Перед поступлением — точно не помешает.
А Михалыч — он всегда орет.
Не со зла, просто — манера такая.
Что ж. Завтра встану «на тягун»…
…Единственное преимущество, после того, как меня из-за травмы отчислили из СДЮШОР и переставили с горных лыж на беговые — тренироваться можно теперь, фактически, дома. В Кузьминках.
Раньше-то и жить большей частью приходилось в интернате, только на выходные домой отпускали.
И то — если никаких подходящих по времени сборов и соревнований не случалось.
А теперь — красота…
Вышел из дома, пять минут прогулялся, за забор зашел — и все. Лес. Парк, в смысле. Можно на лыжи вставать.
Сразу.
И домой так же: прошел по берегу, перевалил через мостик с никогда не замерзающей полыньей, где зимой и летом плавают вечные толстые московские утки. А потом можно либо снова по берегу уже, правда, другого, «нижнего» пруда. Либо мимо красивой, хоть и запущенной усадьбы какого-то военно-медицинского института, откуда время от времени случаются какие-то таинственные «утечки материала», и тогда на необорудованных пляжах появляются таблички «Купаться строго запрещено!». На них, правда, все равно никто внимания не обращает, поэтому, — так, для порядка.
Можно подумать, что там и в обычные-то времена кто-то купается, кроме совсем уже на всю голову отмороженных.
А так, ну какой смысл там купаться?!
Я и на оборудованном-то пляже на Нижнем пруду окунаться даже в самую жару опасаюсь: знаю я нашу военную медицину, вряд ли она от спортивной уж что бы очень как-то сильно отличалась. На Верхнем-то — еще куда ни шло, там, кстати, и дно песчаное.
А еще лучше, если уж так приспичит, на люберецкий карьер прокатиться, там вообще шикарно.
Да…
…Страшное, неживое здание.
Не «нежилое», а именно неживое.
То самое, с гротом.
Хотя…
…Когда мы были совсем мелкими, оно нам казалось жутко привлекательным. Лазили там. В войнушку играли, в прятки. Кто-то курить учился, кто-то впервые в жизни портвейн пробовал.
Мне, кстати, эта сладкая дрянь вообще совершенно не понравилась.
Ага…
…А вон там, если пройти вниз, мимо игрового павильона с вечным «Морским боем», «Тиром» и, разумеется, уж совсем беспонтовым «Краном», а потом миновать огромный древний морщинистый дуб, обнесенный тяжелой чугунной цепью (говорят, его сажал сам Петр Первый, который отобрал эти земли у какого-то монастыря и подарил Строгановым, у которых любил временами останавливаться, когда приезжал в старую столицу из своего сумрачного Санкт-Петербурга), то выйдешь на конечную «двадцать девятого» автобуса. Где по субботам наши старшие пацаны со сто двадцать седьмого квартала каждую неделю дерутся с «выхинскими»: потом драматические подробности этих эпических битв всю неделю обсуждаются в школе и во дворах. Правда, там, в основном «старшаки», те, кому уже либо в армию скоро, либо из техникумов и прочих ПТУ.
Нам с Геркой туда еще несколько рановато, поэтому после тренировки мы просто идем по домам.
А что поделаешь.
Герка, конечно, парень подловатый, его еще совсем сопляком во дворе били, за то, что в драке в перчатку свинчатку подкладывал. Да и семейка у них мажорская, в нашем квартале таких не любят. Отца, вон, со службы на «Волге» возят, а под окнами во дворе «Жигули» стоят, они на них на выходные на дачу катаются.
Зато живет рядом, в соседнем доме.
Мои-то друзья все в интернате остались, в СДЮШОР, я здесь если и приятельствовал с кем, то так — больше по выходным похулиганить.
Сейчас, вот, приходится заново привыкать.
Ничего.
Прорвемся…
…Перед выходом на асфальт снимаем лыжи: они у нас дорогие, пластиковые. Всего у двоих во всей секции, остальные пока на «дровах» катаются. Мне прямо в секции выдали, через Спорткомитет, а Герке отец из Финляндии из командировки привез. Отряхиваем, бережно счищаем крагами снег, скрепляем между собой специальными «фирменными» скобами, закидываем вместе с легкими «титановыми» палками на плечо.
Герка вдруг бледнеет.
— Рачик! — сплевывает. — С дружками. И, походу, бухой уже…
Я жму плечами.
Рачик — так Рачик.
Мне как-то до фонаря…
…Их, вообще-то, трое «Рачиков», братьев Рачковских.
Старший уже третий раз на «зоне», средний один раз «сходил» по малолетке, потом отслужил в стройбате, успокоился, женился, сейчас на заводе слесарит, собирается на севера шабашить.
А младший, Серега — самое, простите, говно.
Пока в школе учился, его вся школа тряслась: и братья «блатные», и сам борзый до неимоверности. Я-то сам его там не застал, меня когда из СДЮШОР в районную школу переводили, он уже в ПТУ ушел. Да и чужой я здесь, собственно говоря: год доучиться осталось, потом в новую спецшколу перевожусь, в центр: мама постаралась. Она у меня человек железной воли, для нее сын в «обычной» районной школе — это вызов и недоразумение, ошибка, которую обязательно надо исправлять.
Мне-то пофиг, я еще год-другой и здесь домучиться могу.
Потом все равно в институт.
И меня тут больше как-то беспокоит, чтобы мама до срока не узнала, в какой именно институт ее чадушко поступать-то собралось: для нее, как для человека «из академической среды», профессия журналиста — «презренная».
Какой уж тут, блин, Рачик — со своими тараканами как-нибудь разобраться…
…Иногда, как выясняется, свои собственные тараканы чужим тараканам отнюдь себе даже и не помеха.
— Кто такие?! — взгляд у Рачика мутный.
И вправду, похоже, бухой.
Он меня года на два-три постарше, ему уже скоро восемнадцать.
А то и все девятнадцать.
Худой, длинный.
Вихлястый.
И товарищей двое таких же.
Да…
— Серега! Рачик! Да это ж мы! — частит Герка. — Это я же, Гера Чумаков, а это Димка, он спортсмен просто…
— Так, — Рачик явно пытается сосредоточиться. — Тебя знаю. А вот тебя…
…Я ничего не успеваю сделать.
Просто потому, что не ожидаю: нет, в интернате мне драться, конечно, приходилось, и не раз, спортивные интернаты тут мало чем отличаются от знаменитых «детдомов», порядки там те еще.
Но даже там драке всегда предшествовал хотя бы какой-нибудь «ритуал»…
…А тут просто грязный ботинок в воздухе чуть ли не просвистел. И во рту стало кисло от крови.
Обидно.
Да.
Я сплевываю красным в снег, и в голове неожиданно все чудесным образом проясняется, лыжи и палки аккуратно втыкаются в сугроб, левая рука в краге обманчиво тянется к челюсти, но прилетает в печень, а вот уже правая…
…Короче.
Классическая «двоечка», мы в летних лагерях с боксерами каждый год в соседних корпусах жили.
А оттащили меня от него, когда я уже на нем верхом сидел и не менее классически присылал по мордасам, то слева, то справа. И при этом, говорят, смеялся так нехорошо, что Рачиковы дружки на эту как бы акцию так и не решились: пришлось Герке геройствовать, когда у Рачика даже из уха кровь уже потекла. А я сплюнул красным еще раз, присел на заледеневшую скамейку, потом увидел вывалившуюся из кармана Рачиковой «аляски» пачку «Пегаса» и коробок спичек, вынул оттуда сигарету, закурил.
Интересно.
Когда меня теперь убьют-то, думаю?
Прямо сейчас начнут, или немного попозже?!
Вон, у Герки-то в глазах — весь ужас предшествовавших поколений…
…Тут, гляжу, и сам Рачик уже захрипел, тоже отплевываясь.
Принял более или менее церемониальную позу, правда, не вылезая из сугроба, в котором я его и мудохал.
Да, думаю.
Дела…
— Закурить-то хоть дай, — ворчит.
— Лови, — жму плечами и кидаю ему пачку. — По любому твои, мне не жалко…
Он еще раз задумчиво сплевывает.
— Чем это ты меня так? — щурится.
Снова жму плечами, демонстративно снимаю с рук лыжные перчатки-краги.
Под ними — пустая ладонь.
Рачик закуривает, начинает потихоньку подниматься: к нему тут же подбегают дружки, поддерживают.
— Ты же этот, — выдыхает. — Лекарь с тридцать первого дома, как я тебя сразу-то не узнал. Пашки Родина сосед. Так?
— Так, — киваю.
— А че сразу-то не сказал?!
Я хмыкаю.
Можно подумать, у меня время было, с тобой разговоры-то разговаривать.
Только кислый привкус крови во рту.
И — все…
— Ты это, кстати, — протягивает мне руку, — на остановку двадцать девятого в субботу приходи. Че-та выхинские много о себе думают, учить надо. Наши-то все старшие выдвигаются, так достали уже. Че? Придешь?!
Я медленно киваю и пожимаю красную ледяную ладонь.
— Ну, отчего бы, — фыркаю, — и не прийти…
…Очень хотелось пива. И деньги на него были.
Но сначала нужно было отовариться сигаретами в палатке, потому что курить, как ни странно, хотелось даже больше, чем опохмелиться. До кузьминской пивной, что на самой окраине парка, на второй, от «конечной», остановке «двадцать девятого» как-нибудь и попозже доползем. Пиво там, вроде, нормальное сегодня должно быть.
И даже сушки вчера соленые подвезли.
А вот «Явы» в палатке — не было.
Никакой.
Даже «дукатской».
Ладно, будем пижонить мгновенно сгорающим финским красным «Мальборо», что аж по полтора рубля за пачку: охота — пуще неволи.
Извините.
— Лекарь…
…Я его сначала тоже, признаться, как-то и не узнал: скучный такой мужичок, серенький. Почти что обыкновенный.
— Отслужил, что ли, гляжу?!
Ну да.
Отслужил.
А что, не видно?
Берет, бушлат, рожа кирпичом — все как положено.
Господи…
— Рачик?!
— О! — улыбается. — Узнал. А я гляжу-гляжу…
Протягиваю ему пачку сигарет, он степенно, вежливо угощается.
— После дембеля гуляешь, гляжу? А говорили, что ты сейчас там, где нормальному человеку вообще лучше не находиться…
Я сплевываю.
— Ну да, — хмыкаю, — гуляю. Что бы и не погулять, ежели, грешным делом, живым вернулся? Видишь, нормальные люди на дембель весной идут, в мае, по теплу. А нам, ненормальным, и декабрь — тоже нормально. Сам-то как?!
Он внезапно скучнеет.
— А я к «хозяину» сходил. На «зону», в смысле. Два раза. Больше не хочу…
Я согласно киваю.
Понятное дело.
Кому ж такое захочется?
— Ну ладно, — снова протягивает мне ледяную от холода ладошку: перчатки он по-прежнему, гляжу, презирает. — Бывай. Может, и увидимся еще когда. Не пропадай…
…Больше я его, кстати, не видел.
Говорят — убили.
Ничего удивительного: он всегда был резким парнем, Серега Рачковский. Резким, хотя по-своему вполне себе даже правильным и надежным.
А в пивную я в тот раз, кстати, так и не пошел.
Зашел в винный, в подсобку к тете Глаше, матери того самого Пашки Родина.
Взял у нее первую попавшуюся под руки бутылку портвейна, прихватил у устроившегося к матери грузчиком Пашки пару кислых зеленых яблок и ушел в парк: пить эту сладкую дрянь, курить «фирменное» Marlboro и думать о том, что, кажется, мне в этой жизни надо что-то радикально менять.
Воздух был чист и прозрачен, снег ослепительно свеж, голые ветки лип вдоль аллей парка моего детства как-то по-особенному трогательно беззащитны. Но каждый раз, когда я сплевывал слюну с портвейном в сугроб, мне отчего-то казалось, что я по-прежнему, как и в тот раз, плююсь кровью.
Хотя это, разумеется, было просто совершенно и совсем изумительно не так…
_________________________________________
Об авторе:
ДМИТРИЙ ЛЕКУХ
Родился и живет в Москве. Окончил Литературный институт им. Горького. Автор книг «Мы к вам приедем», «Ангел за правым плечом», «Хардкор белого меньшинства», «Я русский» и др. Колумнист ведущих российских изданий.
скачать dle 12.1
