ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Борис Минаев. ДОБРОВОЛЬСКИЙ, ВОЛКОВ, ПАЦАЕВ

Борис Минаев. ДОБРОВОЛЬСКИЙ, ВОЛКОВ, ПАЦАЕВ


(рассказ)


Мы вышли во двор, и Женька сказал:
— Слышали радио?
— «Пионерскую зорьку», что ли? — насмешливо переспросил я.
— Нет, — заметно волнуясь, сказал Женька. Он понял, что ему первому выпало сообщить нам эту страшную новость. — Не «Зорьку». Космонавты погибли. Все сразу.
— Ничего себе! — сказал Колупаев. — Вот эти, которые втроем?
— Ну да, — подтвердил Женька. — Волков, Добровольский, Пацаев.
…Он всегда все знал и все запоминал лучше всех.
Где-то на третьем этаже нашего дома громко зарыдала женщина. И сразу после этого с треском захлопнули раскрытое настежь окно.
— Ничего себе! — опять повторил Колупаев. — А как же скафандры?
— Не знаю, — грустно ответил Женька. — Значит, не помогли. Что-то ученые, наверное, не рассчитали.
— Но так же не может быть! — заорал Колупаев. — Что значит «не рассчитали»? Это я могу не рассчитать, в пятом классе. А они обязаны, раз ученые!
А я молчал. Я не знал, что вообще тут можно сказать.
Меня поразила сама эта минута.
Наш двор, наши дома, наш город совершенно не изменились в эту минуту. Грохотал трамвай на Трехгорном валу. Вдалеке орали какие-то мелкие дети. Доносились отдельные гудки машин. Кто-то с кем-то разговаривал. Ветер, тучи, собиравшийся над нами летний дождь, мухи и пчелы, женщины, дети и старики — никто не молчал, не останавливался, не замирал в изумлении, в скорбном отчаянии, и даже не собирался этого делать.
Не было никакой тишины.
«Надо же, — подумал я. — Вот как это бывает».
— Погодите, — сказал Женька. — Сейчас я что-то принесу.
Он медленно пошел к дому. А мы смотрели ему вслед.
— Чего он принесет-то? — раздраженно спросил Сурен. — Долго тут ждать? Такие вещи в стране происходят. Может, я домой к себе лучше пойду?
— Иди. Кто тебя держит? — спокойно сказал Колупаев. И Сурен остался на месте.
Он закрыл глаза от нетерпения.
Наконец, Женька вернулся. Лицо его было бледным.
— Вот, нашел, — наконец, сказал он и протянул нам руку. В руке у него была марка. Я сначала даже не понял, в чем дело.
На голубой поверхности было написано зеленоватыми буквами: «Космонавты СССР». Ниже — три человека. Один в погонах и два в костюмах. И еще ниже — «экипаж корабля «Союз-11».
И зубчики.
Я осторожно потрогал эти зубчики большим пальцем.
— Вот, — сказал Женька. — Успели выпустить. В середине июня. Совсем свежая. Негашеная еще.
Никто из нас не удивился. Все знали, что Женька-хромой собирает марки и значки. У него были десятки альбомов с марками. И вся стена увешана значками. Он собирал все. Армейские значки, памятные, юбилейные, города, спортивные. Ну и марки тоже — страны, животные, знаменитые люди, Герои Советского Союза. Космонавты.
— Сколько стоит? — спросил Колупаев на всякий случай. — Может продашь?
Женька посмотрел на него с сожалением.
— Зачем она тебе? — спросил он сердито. — Толкнешь кому-то за три цены? Не отдам.
Колупаев задохнулся от возмущения.
— Ты что, Женяра! — почти закричал он. — Я на память. Только на память.
Он сглотнул слюну и тихо спросил:
— Подержать дашь?
Женька неохотно отдал марку.
Мы бережно передавали ее из рук в руки.
— Я еще потом значок куплю. Значок обязательно выпустят. И открытку.
У Добровольского, Волкова и Пацаева были хорошие лица. Один из них был немного лысоват. Другой, наоборот, такой кудрявый немного и с густыми бровями. Как Брежнев.
Все взрослые солидные мужчины нашей страны были немного похожи друг на друга. На них топорщились пиджаки. И у них были открытые лица с залысинами.
— Они уже почти месяц в космосе были, — сказал Женька. — Стыковку нормально сделали. «Союз-11» и станция «Салют-1». Я пока не знаю, что произошло. Об этом еще не говорили по радио.
— Ученые, — зло сказал Колупаев. — Я бы этих ученых… Таких людей угробили.
— Не пори муру, — сказал Сурен. — Может быть, их американцы сбили.
— Как это сбили? — не поверил Колупаев. — Кто ж им даст наших сбивать?
Женька произнес непонятные слова:
— Создана правительственная комиссия.
— Да что она там тебе скажет! — махнул рукой Колупаев. И повторил: — Ученые!
Я опять не знал, что сказать. У меня не было никакой версии гибели наших космонавтов. Возможно, отказала техника. Возможно, их сбили инопланетяне. Стояло жаркое московское лето. Я задрал голову в небо. По небу отчаянно носились глупые жирные голуби. Это в соседнем дворе голубятник дядя Володя, спившийся рабочий с Трехгорки, открыл свою огромную голубятню, ничего не зная о подвиге Добровольского, Волкова и Пацаева. А может быть, наоборот. В честь их подвига.
— Их наградили уже, — сказал Женька. — Они все теперь Герои Советского Союза. Посмертно.
Это слово тяжело повисло над нами.
— Жека, ты не плачь, — торопливо сказал Колупаев. — Не надо. Ну космос, такое дело. Сплошной риск.
Женька отвернулся.
— Ладно, я домой пойду. Отдайте марку. Буду радио слушать.
Мы еще раз поглядели на лица Волкова, Добровольского и Пацаева.
— А тут кто из них кто? — вдруг сказал Колупаев. — Давай запомним.
— Ну вот смотри… — Женька стал перечислять. — Добровольский он командир корабля. Летчик. Офицер. Второй по значению — бортинженер Волков. Третий — ученый-исследователь, Пацаев. Вот они так и расположены.
— Четко, — сказал Колупаев. — Запомнил. Добровольский, Волков, Пацаев.
Женька ушел.
В руке у него была крошечная марка. Руку он бережно прижимал к груди.
— Что дальше будем делать? — спросил я.
Колупаев внимательно посмотрел на меня.
Он понял мой вопрос.
— Может, к Женьке? — неуверенно спросил он. — Посмотрим на других космонавтов… Радио вместе послушаем.
— Нет, — сказал Сурен. — И так тяжело. Слушай, давай на улицу пойдем. Там, может быть, митинг какой-то… Или что-то еще…
Наверное, Сурен имел в виду, как показывали нам в фильмах про Великую Отечественную войну — стоят люди на улицах, слушают репродуктор. По репродуктору передают новости торжественным голосом. Люди их обсуждают. Но никаких репродукторов на улицах давно уже не было. А на улице — на нашей улице, Трехгорный вал — никого не было вообще. Только проносились редкие автомобили и трамваи. В них сидели достаточно хмурые люди. Никто ничего не обсуждал и не слушал. Тогда мы перебежали дорогу и пошли в сквер 1905 года. Но там было еще хуже — молодые мамаши катали свои коляски, проходили люди с маленькими глупыми собачками, словом, и тут не было ничего такого, что могло бы нас заинтересовать.
Обычная жизнь.
— Ну чего ж такое, — обиженно сказал Колупаев. — Космонавты погибли. А им хоть бы хны. Добровольский. Волков….
— Пацаев, — подсказал я.
— Ну да, Пацаев. А они что? Вот эти?
— Да они не знают просто. До них еще не дошло.
— Да все до них дошло! — воскликнул Сурен. — Просто им наплевать! Давайте им всем расскажем. Соберем митинг, — добавил он.
— Не буду я им ничего рассказывать, — грубо сказал Колупаев, повернулся и пошел обратно.
Мы еще подумали и решили провести торжественное прощание с космонавтами прямо у нас во дворе.
— Это как? — спросил меня Колупаев.
— Ну как-как! — передразнил его я. Раздражала какая-то его непонятливость. — Как обычно проводят? Почетный караул, вечный огонь, возложение цветов.
Мы решили, что будет более правильно, если все это мы сделаем вечером. Когда чуть стемнеет.
Ждать пришлось долго. В начале июля темнеет бог знает когда — часов в десять, наверное.
Мы обо всем договорились и разошлись по домам.
Слушать радио.
Дома папа смотрел телевизор, он почему-то раньше пришел с работы, а мама тоже слушала радио на кухне и плакала.
— Такие молодые мужики! — сказала она. — Одному сорок, другому вообще еще тридцать с чем-то.
Сколько было третьему, она не сказала.
Я не выдержал и пошел к телевизору.
— Келдыш комиссию возглавляет, — сказал папа непонятную вещь и опять уставился в экран, где дикторы что-то говорили про другое, не про космонавтов.
— Он кто? Этот Келдыш? — спросил я.
— Ученый.
— Понятно, — хмуро сказал я.
Весь день я готовился к нашему торжественному прощанию, но подготовиться как следует все равно не смог.
Что-то было недодумано.
Что-то не складывалось.
— Так, — сказал Колупаев, когда мы все в сумерках собрались во дворе. — Значит, так. Зажигаем вечный огонь из щепок. Ну, короче, костер… Потом почетный караул. Встаем так — один слева от костра, другой справа. Девки возлагают цветы.
— А они знают? Девки? — тревожно спросил Сурен.
— Знают, я предупредил.
— А я? — сказал я.
— А ты на запасе, — сурово ответил Колупаев. — Может, кто из почетного караула устанет. Или щепок в костер подбросишь, в смысле, в вечный огонь. Да, кстати, ребя, я вам тут черные повязки смастерил. Наденьте.
— Подождите, — сказал я. — Так не годится.
— Лева, ты о чем? — сморщился Сурен.
— Знаете что? Давайте я буду лежать. Вот тут.
— А почему именно ты? — спросил Колупаев.
— Ну… можно по очереди.
— Да ладно, пускай лежит, — пожал плечами Женька. — Только не простуди почки.
Я полез под стол для пинг-понга и лег на спину. Прямо на землю.
Там было совсем сумрачно. Стол закрывал все небо.
Колупаев вырыл ямку и разжег костер из щепок. Потом он встал слева от стола, а Сурен справа. Потом они еще надели черные повязки.
А я продолжал лежать.
Девчонки стали приносить цветы.
Они делали это как-то тихо и испуганно.
Потом сразу убегали домой. Осталась только Ленка.
— Ты там почки не простудишь? — заботливо спросила она.
Но я продолжал лежать тихо, без движения.
Говорить в такой ситуации мне казалось неуместным.
— Музыки не хватает, — прошипел Колупаев.
И как будто услышав его, кто-то поставил радио на подоконник. Хлынул траурный марш Шопена. К нам начали подходить взрослые, один за другим.
— Он чего там лежит? — спросил один.
— Провожаем космонавтов в последний путь! — сурово отчеканил Колупаев.
— Понятно, — прошептал этот взрослый и тихо растворился в темноте.
Другие стояли молча и смотрели на нас.
— Молодцы, ребята, — сказал один из них. — Вы большие молодцы.
Постепенно костер угас. Щепок у нас больше не было.
Люди тоже стали расходиться. Я лежал под столом для пинг-понга уже в полной темноте.
— Лева, ты там живой? — тихо прошептал Колупаев.
— В каком смысле? — ответил я.
Он промолчал.
Я прополз спиной по цветам. Мрак надо мной исчез. Над головой теперь было звездное небо.
Где-то там, вдалеке, Добровольский, Волков и Пацаев продолжали свой долгий путь между всех планет.
Во дворе было уже совсем пусто и темно.
Только мы вчетвером, Колупаев, Женька, Сурен и я, продолжали стоять в почетном карауле.







_________________________________________

Об авторе: БОРИС МИНАЕВ

Родился и живет в Москве. Окончил факультет журналистики МГУ. Автор книг «Чужие ребята», «Ельцин», «Мужской день», «Гений дзюдо» и др. Лауреат премий «Заветная мечта», журнала «Октябрь», номинант на премию «Большая книга». Заслуженный деятель культуры РФ.скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
4 404
Опубликовано 14 апр 2015

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ