* * *
Красное солнце, уйди за черноморский флот.
Я тебе завещаю весь кислород,
Бег тромбоцитов в тени моста,
Маскхалаты берега городского.
Из букв, проступающих на обороте листа
Складывается слово.
Кожа отсыревает, превращаясь в слизь.
Знакомые все разъехались, разнеслись
Как мелкие семена птицами монополий.
А я травояден лишь от нужды.
Свекла и картофель мне отродясь чужды.
Севастополь не пропололи.
Платаны приобретают форму слов.
Но в их кронах не видно ни лиц, ни снов.
Я поднимаюсь по лестнице на Голгофу
На которой вместо креста бачок
С корабельным топливом. Дурачок,
Улыбаясь, бросает в него бычок,
Уничтожая эпоху.
* * *
Я всю неделю переходил русско-украинскую границу.
В понедельник я перешел границу и увидел тебя, собирающую ежевику.
Ты смотрела на меня минуту, а потом продолжила собирать ежевику.
Я вернулся с пустой корзиной.
Во вторник я перешел границу с мыслью о тебе.
Возращаясь, я нёс в руках собственное сердце,
Но на таможне его реквизировали.
В среду отнёс тебе букет клевера, и письмо.
Возвратился в театральной маске с бутылкой вина.
В четверг я отнёс тебе маятник от часов моей матери.
Возвратился с женщиной на руках, постоянно повторяющей твоё имя.
В пятницу я отнёс тебе тридцать серебреников.
Возвратился в рикше, запряженной тремя сёстрами.
Каждая из них познала только треть меня.
В субботу я перешел границу налегке,
И возвращался, пропуская сквозь пальцы холодный ветер.
В воскресенье я вошел в Украину с крестом на спине.
Но не смог донести его до Херсона.
И возвращаясь, в костюме клоуна читал стихи
Для личного состава таможни.
В понедельник, пробираясь сквозь бурелом в обход дорог,
Я заметил в лесном озере твою тень, схваченную водорослями.
Над которой металась кувшинка с трепещущим языком.
В это время ты лежала на койке херсонской больницы, силясь вспомнить своё имя,
И слушала холодный свободный ветер.
Я возвратился и понял, что Украина теперь с обеих сторон.
* * *
Ты танцевала стриптиз на паперти в Вашингтоне,
Говорила на языке Баха и на языке болонки,
По чёрным ящикам раскладывала прожитое,
Пока тебя искал в лабиринтах Москвы Минотавр Волхонки.
Смерть, к тебе ходившую регулярно
Начальство сняло со службы за то, что ты не
Умерла, когда солнце до последнего капилляра
Самолёт с золотом партии разыскивало в пустыне,
А надев на голову венец колючий
Ты убийцу встречала в пижаме или в халате,
А потом, когда тебе становилось лучше
Звала меня на яблочные оладьи,
И пилила с одной неизменной миной,
О том, как тебе противна моя бездарность,
И язык с кривизной — буро-бело-синий
И непарность глаз и ушей непарность.
ЦВЕТЫ
Ты мне всё время дарила цветы.
Я ставил их в вазы.
Когда вазы закончились,
пошли в ход пивные бутылки.
Однажды я выловил из аквариума всех рыбок
и смыл их в унитаз.
На следующий день
аквариум был забит пионами, гладиолусами и астрами.
Однажды, когда я вернулся домой, я увидел, что
весь пол в моей комнате был завален розами.
Я раскровил ноги о шипы.
Я сгребал розы в охапку и прижимал к груди,
как будто это твои непогребённые кости.
Я молился за тебя до захода солнца.
недавно одну из тех рыбок я повстречал,
хромую, недалеко от Сокольнической заставы,
но не смог полюбить её как тебя.
Она всё время твердила, лёжа у меня на груди,
что от меня пахнет прелой травой.
* * *
Умерев, Иосиф
ещё долго скитался.
Заглядывал в спальни, страшась
увидеть Марину с чёртом.
И было ему без тела не ухватить пера,
и поэтому он
приходил к юношам
и нашептывал им записки для Марины,
мол, дорогая, где ты?
И они, считая, что пишут стихи,
отправлялись в странствия
искать любимую женщину Иосифа
и думали при этом, что ищут свою любимую женщину.
А Марина тем временем
ждала Иосифа в закрытом небесном городе,
в который можно попасть
только по пропуску за подписью Бога.
Так бы тянулись десятилетия.
Но как-то Иосиф зашел ко мне,
склонился
и начал нашептывать.
Но я не стал записывать
узнал же
этот хриплый, балтийский, почти картавый...
Обернулся и сказал:
Марина давно на небе,
ждёт тебя,
а ты всё бродишь...
После этой встречи Иосиф ушел в Чехию.
Взобрался на казарменный холм
и, ухватившись за млечный шарф Марины,
который она спустила из своего окна,
поднялся к ней
минуя
все
блокпосты.
* * *
Постаревший предтеча Фрейда, охлабученный безотказным
Выраженьем лица, с тенью, оживающей при приближеньи стужи,
Спит с человекообразным, позвоночным, феминообразным
Паразитом, пиарящимся снаружи,
Издалека, напоминающим апгрейд блоковской Незнакомки,
А вблизи похожим на сменившую пол куртизанку Соню.
Но у него случаются такие неклассические загоны,
Что вполне престало сменить весь балык на сою.
То приходит в высшее общество, притворившись официантом,
Ходит кругами и пристраивает гримасы.
То на центральной площади в городе провинциальном
Раздевается догола и до ночи поёт романсы,
Но остаётся всегда незаметным, вызывая при этом внутреннее беспокойство,
И не поймёшь в чём дело: роста ли мало, веса ль?
А когда возвращается утром к нему на койку,
Мычит, иронично скалясь: всё так, мой Кесарь?
_________________________________________
Об авторе:
ГРИГОРИЙ ГОРНОВ
Родился в Москве. Учился в Московском институте связи и информатики, медицинском училище, Московском педагогическом институте, Литературном институте им. А.М. Горького.
Автор двух книг стихов: "Астарта" (2012) и "Платье над городом" (2013).
Публиковался в журналах "День и Ночь", "Нева", "Новая Юность", "Дети Ра" ,"Кольцо А", "Ликбез", "Новая реальность".
Лауреат литературного конкурса "Осиянное слово".
В 2014 году на киноэкраны вышел художественный фильм "Остров Цикад", основанный на его биографии.
скачать dle 12.1
