ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 217 апрель 2024 г.
» » Марина Бородицкая. СКАЗАЛОСЬ ТАК

Марина Бородицкая. СКАЗАЛОСЬ ТАК




СКАЗКА

Чтобы голос подать, чтобы просто заговорить,
надо прежде связать одиннадцать грубых рубах:
босиком истоптать крапиву, вытянуть нить
и плести как кольчуги, нет, не за совесть – за страх.

Чтобы голос подать и спасти себя от костра,
надо диких одиннадцать птиц обратить в людей,
превратить их обратно в братьев, срок до утра,
и не тает в окошке живой сугроб лебедей.

Чтобы голос подать, чтобы всех – и себя – спасти,
надо крепко забыть два слова: «больно» и «тяжело»,
и топтать, и плести, и тянуть, и плести, плести…
И всегда у младшего вместо руки – крыло.




* * *

Есть дерево. Не знаю, как зовут,
Но что-то в женском роде: как бы проза
В подвесках поэтических причуд.
Блатной романс. Японская береза.

У ней такая медная кора!
Она росла на даче у подружки
(Там, на участке, словно бы вчера,
Мы делали шалаш из раскладушки).

И мальчик, по-индейски меднокож,
Сливался с ней, обхватывал ногами
И плавно поднимался – так, что дрожь
По всем соседним кронам шла кругами.

Четырнадцатым летом, налегке,
Мы вéлики пасли, согнав к оврагу.
Трещал приёмник. Где-то вдалеке,
Незримые, вползали танки в Прагу.

И к той древесной гладкости прильнуть
И уловить земное сотрясанье
Мешала только маленькая грудь,
Болевшая от всякого касанья.

Есть дерево: не знаю, как зовут,
Но всё оно, как смуглая прохлада,
Как первых стыдных мыслей детский зуд,
Осталось в глубине чужого сада.

И если этот ствол давно исчез,
Оставив по себе пенёк надгробный,
Я мысленно целую круглый срез
Со всей историей внутриутробной.




* * *

Когда старшему сыну было двенадцать лет,
У нас были с ним одинаковые голоса.
"Борода, — кричали мне в трубку, — ты чё, выходи!”
И пугались: "Ой, теть-Марин, извините, я спутал”.

Когда младшему сыну было двенадцать лет,
У нас были с ним одинаковые голоса.
"Слышь, Серый, — шептали мне в трубку, — встречаемся там же...”

А теперь в моем доме цветут два бархатных баритона,
В телефонной трубке звучат басы и сопрано,
А я и рада бы выйти, я собралась бы за пару минут,
Но меня уж ни с кем не путают и никуда не зовут.




* * *

Я картошка, дожившая до весны.
Нет во мне былой белизны.
А кругом молодняк — розовеют, крепки,
Выставляют наружу пупки.

Я на ощупь мягка,
Шкурка мне велика,
Но хозяина не подведу:
Я пустила два сильных, два сочных ростка
И готова лечь в борозду.



  
СОН

Пред небесной медкомиссией
                  стоит мой жалкий дух:
Зренье дрянь, неважно с мышцами,
                  на троечку – слух.
Голый, взвешенный, измеренный –
                  дурак дураком,
На него глядит сощуренный
                  архангел-военком.

Сам воинственный, таинственный
                  святой Михаил
Задаёт вопрос единственный:
                  – Усердно ль служил?
– Я старался… всеми силами…
                  дудел… пробуждал…
Гавриила вон спросили бы –
                  награды не ждал…

– Ты слонялся, ты повесничал,
                  валял дурака,
Дрых на травке, лоботрясничал,
                                        глазел в облака,
Высоты не взял завещанной,
                  не отнял у тьмы, –
Ты опять проснёшься женщиной
                  в начале зимы.




* * *

На семьдесят пятом году
Мальчишку себе заведу:
Чертенка из крови и плоти —
Куда той соплюшке у Гёте!

И я о любви запою,
Как Тютчев, на всех наплюю
И буду его стариканам
Своим представлять Эккерманом.

И буду его баловать
И между бровей целовать,
В гостях не давать напиваться,
Дразнить, просто так любоваться,

Стихи ему в кухне читать
И громко, до слез хохотать,
Однажды с девчонкой застукав…
Ох, прячьте, подруженьки, внуков!




* * *

«Амур-р! Амур-р!» – взывает серый кот,
В бессильной страсти лапы воздымая:
Который год любовь с него дерёт
Семь шкур – так пропадай же и восьмая!

Мелькни! стрельни! задень, хотя бы тронь! –
Седой профессор теребит бородку,
И в узком стойле медногрудый конь
С размаху бьётся о перегородку...

О сребролукиймаленький Амур,
И мы твою разносим контрабанду.
Ночной радетель,голенький Тимур,
Возьмёшь ли трубачом в свою команду?

Амур! Амур! Лукав пунцовый рот,
Но детский лепет твой повсюду понят:
Лосось полуживой к верховьям прёт,
И ласточка кричит, и голубь стонет.




СИДЯЩЕМУ НАПРОТИВ

Улыбнись, улыбнись,
         брат!
Трудный был у тебя
         день,
даже просто поднять
         взгляд —
вижу, вижу, тебе
         лень.

Тут, в вагоне метро, —
         как
в поликлинике: лязг,
         плач
и за дверью стоит
         мрак —
сумасшедший зубной
         врач.

Я сказала б тебе,
         брат,
если б ты услыхать
         смог,
что вагон наш во тьме —
         свят
и что поезд ведет
         Бог,

и что ведом ему
         страх
и надежда, как всем
         здесь,
что не всё там, в конце, —
         прах,
что никто не умрет
         весь.




* * *

Попросили меня раз в «Иностранке»
перевесть современного поэта,
англоговорящего, живого, —
«Ведь не все ж мертвецов тебе толмачить!»

Вот раскрыла я живого поэта —
ах, какой же он красавчик на фото!
Веет смертью от его верлибров,
смерть сочится из каждого слова,
я прочла и умерла, не сдержалась.

Тут пришли ко мне мертвые поэты,
всё любимчики мои, кавалеры.
Поклонился дипломат, Томас Кэрью,
громко чмокнул шалопай, сэр Джон Саклинг,
и сказал мне ловелас, Ричард Лавлейс:
— Слышал в Тауэре свежую хохму:
«Коли снятся сны на языке заморском —
с переводчицей ложись!» Ловко, правда? —
А Шекспира незаконный сыночек,
Вилли Дэвенант, сказал:
— Брось ты киснуть!
Сшиб я в «Глобусе» пару контрамарок
на премьеру «Идеального мужа», —
этот педик, говорят, не бездарен.
— Ну а после все пойдем и напьемся.
— И сонеты почитаем по кругу!
— Хорошо, — сказала я и воскресла.

Я воскресла, поглядела в окошко,
отложила современного поэта.
И не то чтобы я смерти боялась,
просто вечер у меня нынче занят.




* * *

И опять принесут заказной перевод,
И поэт иноземный, как инопланетный,
Прожигая скафандр, в атмосферу войдёт
И подстрочником ляжет на стол кабинетный.

Что ж, ладонь на ладонь, жми на впалую грудь,
Силясь жизнь уловить в странном облике внешнем,
Слабый ритм ухватить, что-то влить и вдохнуть,
Чтобы смог он дышать в резком воздухе здешнем.

Этот ладится жить, а иной и помрет,
И кому объяснишь, коль пойдут пересуды,
Как густеет в груди поэтический мёд,
Как не хочет он литься в чужие сосуды…




ЗАПИСКА

Я никогда никому объяснить не в силах,
что у меня к чему. Про любой пустяк
мямлю: мол, исторически так сложилось,
так получилось, а пуще – сказалось так.

Добрый мой критик с розовыми щеками,
мысленно прижимаю тебя к груди
и оставляю на кухне тетрадь со стихами:
будешь анализировать – не буди.
 



* * *
Отдам в хорошие руки
виниловые пластинки:
их больше не на чем слушать
и не с кем больше крутить.

Отдам в хорошие руки
кассеты с «Гусарской балладой»,
с Фанни и Александром,
с доверчивой Одри Хэпберн,
похожей на оленёнка –
бесплатно, за самовывоз,
да-да, подгоните «газель».

Отдам в хорошие руки
картинки, запахи, звуки,
собрания сочинений,
альбомы чудных мгновений…

Простите?
Нет, это не прялка такая стильная,
это лира –
битая, гнутая, семижильная.
Она остаётся.
Не отдаётся.
Пускай пока постоит.







_________________________________________

Об авторе: МАРИНА БОРОДИЦКАЯ

Родилась в Москве. Окончила МГПИИЯ им. М. Тореза. Работала гидом-переводчиком, учителем английского языка в школе. Печататься в периодике начала с 1978 г.
Известна как переводчик английской, американской и французской классической поэзии, в том числе В. Шекспира, Дж. Донна, «поэтов-кавалеров» 17-го века, Р. Бернса, Г. Честертона, Р. Киплинга, Г. Лонгфелло, П. Верлена и др., а также первого опубликованного на русском языке перевода книги Джеффри Чосера «Троил и Крессида». В 2006 году ей была присуждена премия Британского Совета по культуре «Единорог и лев», в 2007 премия «Инолиттл» журнала «Иностранная литература», в 2010 переводческая премия «Мастер».
Автор двух десятков детских книг и лауреат литературных премий имени Корнея Чуковского (2007), имени С.Маршака (2008), премии «Алые паруса» (2008, за книгу «Прогульщик и прогульщица») и диплома Андерсена (2013). В 1994 г. вышел первый сборник ее «взрослой» лирики «Я раздеваю солдата», в 1999 – второй: «Одиночное катание», в 2002 – третий, «Год лошади». В 2005 г. издательство «Время» выпустило четвертую книгу ее стихов, «Оказывается, можно», в которую вошли избранные стихи из первых трех сборников, а также новые; книга получила почетный диплом премии «Московский счет». В 2009 г. в том же издательстве вышел сборник «Ода близорукости»; в 2013 – книга избранных и новых стихотворений «Крутится-вертится».
Стихи регулярно публикуются в журналах «Новый Мир», «Арион», переводы – в «Иностранной литературе».
Уже шестнадцать лет ведет на «Радио России» авторскую передачу для старшеклассников «Литературная аптека».скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
7 410
Опубликовано 11 ноя 2014

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ