БРАТ
- Папа, пожалуйста, никому.
Обойдёмся без мамы с её истерией.
Так получилось: я – новая Дева Мария.
Бог изнутри говорит: я – сестра Ему.
Дочери скоро тринадцать. Месячные – на старт.
Но такие фантазии череповаты:
надписи на арамейском кровью, потом стигматы,
прочий эзотерический боди-арт.
- Я была на рентгене. Доктор сказал: скелет
не сформирован. Брат не способен родиться.
Я слышу голос, похожий на щебет птицы.
Клеть не решится сама распахнуться на свет.
Опухоль прогрессирует. Приложив
к телу ладонь, ощущаю толчки: живое.
Значит, сегодня детей у меня стало двое.
Да, никому. Попробуй тут, расскажи.
- Брат обещает, что может вселиться в мозг
чей-нибудь, выселив прежний разум.
Мы попытались с улитками пару раз и
нам удалось через плоть перекинуть мост.
Всё замечательно: ищем лежащий под
капельницей неповреждённый носитель
в коме. Приводим дочку – и новый Спаситель
в суетный мир получает свободный вход.
- Папа, тебя он прекрасно слышит. Нет, всё не так.
Брат говорит, что ему нужен родственный статус.
В твой организм он вселяется через простату…
Но мне не нравится способ замкнуть контакт.
Дочку зачали во вторник, когда посреди Москвы
ядерный гриб раскрылся над телебашней,
и нам с женою было настолько страшно,
что мы на улице прямо среди травы…
- Доктор сказал: эмбрион пережил инсайт
и провалился на поколение.
Только останься со мной в хирургическом отделении.
После вмешательства есть вариант не встать.
Кварцевый свет. Мокрый запах больничных рвот.
Возле ногтей на руках нарывают ранки.
Дочка уснула.
В пятилитровой банке
невоплощённый христос открывает рот.
* * *
Андрею Санникову
у меня отваливается лицо
поднимаю затылок
лицо остаётся в ладонях
испещрённое с изнанки
цифрами и чёрточками
словно на закладной
пожалуйста
только не нитками
пусть это будет синяя
китайская изолента
или офиснокрысячий скотч
шпагат и скотч
очень по-мужски
* * *
Юношей жаждал Милен Фармер.
Взрослым запал на Бьёрк.
Становление, смена приоритета.
Но в детстве была у меня фрёкен Снорк,
с растрепавшейся чёлкою фрёкен Снорк,
непохожая на иллюстрации
из «Муми-тролль и комета».
Фрёкен Снорк танцевала в венке из роз,
в ослепительный мусор одета.
Это именно ей я браслет из фольги преподнёс,
плёл прекрасную чушь, околесицу верную вёз,
и на фрёкен смотрел через стёкла известного цвета.
У Туве Янсон, конечно же, всё не так:
описано чьё-то чужое неправдоподобное лето,
в книге я не таскаюсь за фрёкен, как будто я – кончик хвоста.
А я хвастался тем, что для фрёкен я – кончик хвоста,
и был этому рад, больше, чем леденцам и конфетам.
И я помню её накладные ресницы, дешёвый парик,
в лакированных дверцах серванта мелькавшие пируэты.
И так чисто не пел ни один её звёздный двойник
здесь, на фоне поленницы и политических книг,
все ведущие партии Флорий, Брунгильд, Эвридик,
все низы и верха
дополняемых с ходу
либретто.
Я не знаю, что с нею? Наверное, пара детей.
Да она и не вспомнит влюблённого горе-поэта.
Нам не нужно встречаться в тоске социальных сетей,
потому что со временем прошлое станет светлей,
только если исчезнут приметы источника света.
HOMEDREAMS
Павлу Ложкину
камера недвижима. общий вид.
насыпь. насаждения. ров. кустарник.
непонятный столб, словно гриф гитарный,
проводами собственными обвит.
крупный план. огромный моргнувший глаз.
горизонт поехал. щебёнка. зелень.
вновь и вновь во сне я снимаю Землю,
на которую больше никто из нас…
наяву я помню, в который файл
сохранил Россию, Европу, Штаты…
я во сне снимаю наш первый «Шаттл»
и какую-то комнату: шкаф, софа,
за окном красивый в полнеба гриб…
и стоит подросток, раскинув руки:
«Здравствуй, взрыв!»
ору, но исчезли звуки…
просыпаюсь, выключив этот клип.
на Венере жарко. должно быть Марс
принял нас радушней бы, если-кабы…
здесь хотя бы в пищу пригодны жабы
и в зиготах бродит отличный квас.
звёзд не видно. облачно. иногда
появляются радуга или эллипс.
винтовые черви идут на нерест,
и тогда по крышам стучит вода.
ГРУППА РЕАБИЛИТАЦИИ
Кресла в кружок. Подлокотники удалены.
Возле каждого ставят контейнеры для слюны.
Окна и двери задрапированы в тон стены.
В утренней группе хронический недобор.
Доктор включает увлажняющий воздух прибор.
Передо мной картина. Шишкин. «Сосновый бор».
Мы собираемся вместе, чтобы учиться не
отличаться от тех, которые без диагнозов. По цене
очень понравилась бывшей моей жене
доктор Лекомцева Екатерина Василь-
евна. Про неё у Яндекса расспросил:
тама такие истории, валиум упаси…
То есть она видит наших (невидимых как бы) друзей,
в социальной сети её имя Король ферзей,
у неё открываются жабры, когда она входит в бассейн,
бывшая пыталась с ней переспать.
Доктор сказала, что кризис пошёл на спад,
так я стал блоггером и приобрёл iPad.
По расписанию Катавасия учит нас пятерых
не проходить сквозь стены в несуществующие миры,
не оживлять человечков из веточек и коры,
не разговаривать с телевизором, не просить
покинуть планету, сорвавшуюся с оси,
не отвечать на «здравствуйте» - «отсоси».
Венечка видит Земфиру Талгатовну, Алексей
коллекционирует фосфоресцирующих лосей,
с Петропавлами беседует Одиссей.
Я – самый тихий, я просто настроил связь
с каждым читающим блог мой и, не кичась,
я проникаю в их подсознание, как сейчас…
ДРУГОЙ ЖЁЛТЫЙ АНГЕЛ
Открываю глаза: ни шатров, ни тебе огней.
Зырят двое патрульных сверху: «Давай, вали».
Мне вчера обещали море на тридцать дней.
Все, понятно, в доску (считай) свои.
Хохотала Маша – бубенчики на башке:
«Оберон, танцуй для нас, Оберон!»
Мы трясли достоинствами в кружке,
и на нас смотрели со всех сторон.
Из трясин Йюггота разумный гриб,
а не жёлтый ангел сошёл сюда.
Для чего мне нужен весь этот трип,
для чего всё делается, когда
я стою один на пустом шоссе
со своим убожеством визави…
Отдалённый голос прошелестел:
«Для любви, мой маленький, для любви».
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Пока меня не отдали под Суд
за время, разбазаренное на ме-
лочёвку, я приеду в дом к отцу,
увидеть неутраченное нами,
наговориться, души отворить.
Засуетится мать на нищей кухне
и будет что-то вкусное варить,
и до утра светильник не потухнет.
Постелют в главной комнате кровать,
воды согреют — ноги вымыть, станут
журнальный столик спешно собирать,
лить с горкою, не видя грань стакана.
Не будет ни расспросов, ни мольбы —
поем и упаду в подушку навзничь.
И буду думать: «чтобы так любить,
здесь все живут, как в ожиданье казни».
Я буду слушать шум на кухне и
как в коридоре обувь чистят влажной
рубашкой бывшей. Термином «свои»
не объяснить: зачем с утра так важно
гостинцев липких напихать в рюкзак
для будущей невестки и, прощаясь,
в глаза и в лоб меня облобызать
с извечно-русской просьбой: «Приезжай, а?»
Отец стоит и руку жмёт. Он вновь
на свой престол продавленный садится.
И яркий свет, избыточный, дневной,
в иконы превращает наши лица.
* * *
Для спасения мира сначала уволься с работы,
откажись от семьи, заведи продовольственный схрон,
научись генерировать тестостерон –
в нашем болоте не выживает ботан.
Что бы там ни было: вирус, нацисты, УФО,
пьяное быдло или счастливая масса –
ты должен выйти за рамки тусовок и классов,
перешагнуть идеологию и комфорт.
Лишь осознав: человек – золотая пыльца,
можно смириться, прорехи системы латая.
Да, я – всего лишь – пыльца, но пыльца – золотая.
Я буду жить в никуда, не теряя лица.
_________________________________________
Об авторе:
СЕРГЕЙ ИВКИН
Родился в Екатеринбурге. Окончил Российский государственный профессионально-педагогический университет, проработал 11 лет в дополнительном образовании. Координатор поэтического клуба «Капитан ЛебядкинЪ» (при журнале «Урал»), участник культурных проектов «Клуб одиноких мозгов Франсуа Дюпон», «игныПс», «студия Олега Бухарова», «Игра в борхес», «Северная Зона». Публиковался в России и за рубежом. Живёт в Екатеринбурге.
скачать dle 12.1
