Алексей Цветков. ИЗ НОВОЙ КНИГИ

Редактор: Евгений Никитин





Комментарий Евгения Никитина:
Эта подборка - избранные стихи из новой, еще не опубликованной книги Алексея Цветкова-старшего, которую я имел честь прочитать одним из первых. Книга показалась мне очень значимой, в ней как будто снова слышатся интонации Цветкова образца 80-х, которые мне столь дороги, и прочерчиваются линии, намеченные знаменитым стихотворением «Я мечтал подружиться с совой, но, увы...». И как ни странно, они оказываются совершенно актуальными сегодня, когда в обиход входит термин «экопоэзия». Точка, из которой в этой книге происходит разговор, как будто находится вне человека, вне «антропного» взгляда на вещи, и не только потому, что речь зачастую ведется от лица муравьев или крыс, переживших наш гипотетический конец, а потому что взята интонация скепсиса космических масштабов: «прекратится свод небесный/ перестанет время течь/ шторм уляжется железный/ на зубах не скрипнет речь». Здесь кончается само время, на фоне чего уничтожение сравниваемых с динозаврами человеков падающей кометой кажется ничтожным эпизодом, который - и здесь Цветков окончательно перечеркивает модернистские надежды - не преодолевает даже любовь «говорят любовь сильнее/ но погаснет и она». Под вопросом, соответственно, оказывается и наша идентичность: «чем жест отчаянней тем тьма кругом упруга/ уже не выдохнешь внутри она твоя/ мы впаяны в нее и смотрим друг на друга/ как будто это ты как будто это я» - идентичности могут быть легко сброшены, как некие маски, за которыми обнаруживается либо пустота, либо мордочки муравьев, крыс и рыб. В этой абсолютной трезвости стихотворения Цветкова пересекаются с рассказами Марианны Гейде последних лет. Прозрение, которое дает такая точка отсчета, эти стихи стараются зафиксировать и удержать, и это им всякий раз удается.



ВОЗРАЖЕНИЕ

о чем ты ползешь терпеливый инсект
по темной вечерней дороге
презрев утешения культов и сект
членистые мучая ноги
четыре передние задние две
с антеннами на голове

загадки природы тревожат меня
мигающей квантовым светом
затем и бежал я из отчего пня
понять что откуда и где там
о тайне упрятанной в медном тазу
пожитки собрал и ползу

но ты невысокого роста и слаб
без веры и средств к обороне
что стало бы с нами со всеми когда б
мы все поползли по дороге
твой путь незадачливый темен и тих
никто не дополз из живых

участливый встречный прощай и прости
глашатай семьи и наживы
хоть правую среднюю стер до кости
твои возражения лживы
и сам ты ума не нажив ни на грош
от потной работы умрешь

над пыльной дорогой сгущается тьма
загадкой пульсируя вредной
ползет существо небольшого ума
к неведомой утвари медной
бестрепетно из-под сведенных бровей
глядит на нее муравей

 

* * *

мы в порту под звездным небом
сквозь стаканы взгляд нетверд
умный бармен чертит мелом
перекличку дуг и хорд
журавли квадрантом к югу
пожилая в жилах дрожь
мы любовь свою друг другу
не открыли ни на грош
на обочине нистагма
ось магнитная видна
там в ладонях тлеет магма
но погаснет и она

слон в солонке суп и сало
доедали как могли
прежде сердце отказало
чем попятило мозги
из музея холокоста
покемоны на заре
на судьбе с утра короста
под коростой сразу две
постучится ночь кометой
хвост у ящера дугой
боль ему с любовью этой
если не было другой

вспыхнем искренние рядом
станиолевой листвой
чтоб с моим кромешным адом
завязал беседу твой
прекратится свод небесный
перестанет время течь
шторм уляжется железный
на зубах не скрипнет речь
сном в базальтовой аллее
смерти черная длина
говорят любовь сильнее
но погаснет и она

 

* * *

небесный кораблик сигналы зажег
в гирляндах ночной водоем
окрестные крысы столпились в кружок
тихонько попеть о своем

неведомый такт отбивают хвосты
в пейзаже руин и колонн
слова их и ноты предельно просты
и даже не каждая в тон

поют грызуны о добре и о зле
зубастым работая ртом
о том как мы жили на нашей земле
и что с нами стало потом

а в черной воде утопают огни
сомкнулась над светом вода
откуда так тщательно помнят они
что было меж нами тогда

до боли родные за тысячу лет
в оврагах вокруг ебеня
как жаль что в живых тебя все-таки нет
взглянуть если нет и меня

совиный ансамбль подпоет вдалеке
взметнется крысиный хорал
случайный младенец в людском теремке
со страху портки обмарал

а звезды все сыпятся сослепу вниз
и месяц скрипит в колее
под музыку визга под пение крыс
душераздирающее



ПЯТОЕ ЯНВАРЯ

еще вождям не вынесло мозги
парсуны сквозь буран гуськом висят их
и шастают по пустырям москвы
советские коты семидесятых

вот недоросль таким и я бы мог
влюблен с порога не меняя галса
когда стихи еще сбивали с ног
и от восторга рот не закрывался

в чьем объективе комната светла
в год провидения в мой срок отъезда
горизонталь накрытого стола
покуда полночь в небесах отвесна

и надо чтобы с прежними одна
сумела словно точка узловая
втесниться в фокус справа от окна
мой предотъездный сон не узнавая

но жизни предначертанной тайком
на световые годы впрок напортив
в канун волхвов под звездным колпаком
где угораздило сидеть напротив

уйми меня я что-нибудь навру
меж верстовыми высвечен стволами
потерянный пока течет во рву
вода в которой память растворяли

увенчанные встречей вечера
пока не тронутые порчей лица
не ведают на что обречена
в подземный морок вмятая столица

есть атавизмы посильней чем ты
мысль в старости стремительнее тела
отсюда лица нежные желты
и челюсть словно роща поредела

и вот теперь когда коты мертвы
то есть вожди но и коты туда же
искрят снегами пустыри москвы
под тучами в тысячелетней саже

мы возвратим пространству имена
которые нам наобум давали
неповторима память и нема
лишь речь во рту но и она едва ли



КАК БУДТО

там погреб например и мы его открыли
недобрая рука подбросила ключи
лавины плесени и кубометры пыли
столетний обморок хоть в нем сычом кричи

всей опрометью вон метнулся из угла я
секундам счет пока здесь мозг не занемог
пространство треснуло и лестница гнилая
как бесполезный сон в труху у самых ног

нас лижет полынья беспрекословной ночи
проси любой оброк но света не верну
старайся по стене обламывая ногти
пока она с другой смыкается вверху

и вроде наш с тобой и вроде рыли сами
наощупь стеллажи с закрутками во мгле
до страшного суда давиться огурцами
жаль зубы не глаза и резкость на нуле

чем жест отчаянней тем тьма кругом упруга
уже не выдохнешь внутри она твоя
мы впаяны в нее и смотрим друг на друга
как будто это ты как будто это я

 

МЫСЛИ О ПЕТРОВЕ

петров был ящером в укромном месте
тому назад лет миллионов двести
блуждал неуязвимый как кощей
меж папоротников или хвощей

у нас в провинции привет и трепет
как есть весна и зяблики везде
по лужам жабий люд жужжит и терпит
нам по душе мы знаем толк в весне
мы рождены чтоб чувствами пылая
охоту пересиливать свою
вот делия или пардон аглая
с платочком над записочкой в саду

но есть еще большой запас петровых
от сущих карликов до двухметровых

все устаканится дружок не плачь
любовь не вторник но пройдет и эта
тем более что мчится словно мяч
земле навстречу нужная комета
и уж на что пастух на жесты скуп
в нем бездна чувств подобие цунами
покуда в пасти каменеет суп
и некогда в сторожку за штанами
тут зяблики взревели как берсерки
запричитал над ежиками лес
чу деликатно пискнуло в беседке
аглая отсылает смс
в смятении

но как петров непрост
он мне внезапно виден в полный рост

вот здание восточного вокзала
чья живопись над кассами скудна
мне издали акула показала
и уплыла презрительно сама
но человек не хуже рыбы мудр
проснуться вдруг в одно из этих утр
закрыть гештальт и пулей в койку снова

та-дам
я все же втиснул это слово

 

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

отпуск зрению и слуху
спит алкаш с утра в дугу
изловив на ужин муху
спит росянка на лугу

неприятный но хороший
в стороне от людных троп
изнурен житейской ношей
дремлет голый землекоп

чей там храп на ветке тонок
это чижики в тепле
человеческий ребенок
не заснуть ли и тебе

константин ты или боря
даже если мосей звать
много в жизни хватишь горя
если будешь плохо спать

вместо счастья выйдет кукиш
кинешь родину за грош
много девушек погубишь
лжи немеряно наврешь

в соцсетях дружить со сплетней
поведешься без стыда
и тебя на суд последний
призовет господь тогда

глянет косо молвит твердо
плохо спал не ел еду
из подсобки кликнет черта
и отдаст тебя ему

черт курьерский станет в стойку
всех в котомку как котят
и тебя приправив солью
в скороварке вскипятят

непослушного ребенка
отправляют в ад взашей
а в раю оставят только
чижиков и алкашей

 

ПЕРЕЧЕНЬ СОБЫТИЙ

что они меня научили делать
сто сорок четыре делить на девять
в ванной утром воду включать для звука
щеки полотенцем чтоб не болело
педофил физрук историчка сука
мальчики в походе всегда налево
возвращаться в дом по первому знаку
не ходить на днепр раз ревет и стонет
не мочить манту не дразнить собаку
с шуриком с шестого дружить не стоит
подпусти соплей сразу гнев на милость
ничего позднее не пригодилось
справа аргентина а слева чили
вот чему они меня научили

что я сам без них постепенно понял
дяди сани нет потому что помер
жизнь с годами стала дурной привычкой
дни за днями в бездну как в башню силос
а физрук помянутый с историчкой
тоже были люди да не сложилось
никому не в пользу ни быт ни опыт
лучший друг в конце обернется змеем
от большой ходьбы только сильный топот
но прилечь надолго еще успеем
повстречал собаку оставь в покое
аргентина просто кино такое
тупо в титры пялишься в кинозале
вот чего они мне не рассказали

вот вам краткий перечень всех событий
жил на карла либкнехта звали митей
все картина маслом муляж для виду
я свое манту не давал в обиду
отдыхал в стекляшке ругался матом
но давил же пасту и мылил мыло
а с лариской в том восемьдесят пятом
может быть как раз вот оно и было
хорошо что не было и не надо
меньше философии больше ада
разбежаться в стену да только лоб там
сходишь постепенно где годы оптом
справа мрак кромешный и слева тоже
ангелы-угодники святый боже



ПОСЛЕДНИЙ КОНВОЙ

анаксимен в письме пифагору я слышал
раз уж беремся за щекотливую тему
что многомудрый капитан наш фалес вышел
с рабыней к меандру за городскую стену

сказал-де ей что хочет взглянуть на светила
за старой фермой где русло петляет криво
бестолковая фракийка не уследила
так воздев чело к звездам и шагнул с обрыва

лет был довольно изрядных ну на хрена ты
без страховки если хворь в организме шатком
это у него были все координаты
и условный код для коммуникаций с шатлом

может статься они вообще не прилетали
жабы у них в экипаже да аксолотли
так и вижу скопом силятся понять та ли
это планета и весь хренов космос тот ли

нам досократикам лучше держаться вместе
вращайся ветхий купол скрипите колеса
возможно навестят лет еще через двести
а до тех пор философствуй хоть кровь из носа

пифагору лишнего объяснять не надо
и без того время стиснуто как пружина
скафандр мешком на шесте укротитель сада
отваживает дроздов от груш и инжира

никаких спасателей не вышлет контора
в бедный мир где так философы нелюбимы
вон за изгородью вся гопота кротона
ножи наготове наперевес дубины

мат во дворе столбом в кухне гремит посуда
из окна бечевка с парусными штанами
нас уже никогда не заберут отсюда
никто уже больше не прилетит за нами



ЗИМНИЙ НАПЕВ РЕЗЕРВИСТА

наши мертвые не увидят того что мы например еще до конца вот этой зимы мы зарыли их как получится вкривь и вкось нам винтовок впроголодь а не то что лопат им теперь червяк проедает глаза насквозь костяные скулы а прежде был конопат прежде в драке огонь а нынче не больно лих наши мертвые нынче счастливее нас живых говорят заморский червяк не из наших мест запустили в шлемах заезжие и ушли он трансгендерный то есть трансгенный всего не съест узелок найдет и распустит кожные швы и юлишь под глиной бремя свое неся ворох жил и шинелью скатана шкура вся вот один из-под ног мы зарыли его стоймя под стопами дорога бугром где сам стою в миллионах трансгенных челюстей хрусть страна распускают швы догрызают нашу страну наши мертвые раньше были совсем как мы на раздаче рвоты с утра и тарелка тьмы кто с лопатой рой кто с ружьем выбирай огни чуть рассвет чуть забрызжет кровища и входишь в раж впереди дымится пустыня но там они позади еще гаже но щебень и пепел наш в мерзлый грунт костьми раз присяга во рту тверда потому что зима не кончается никогда штабелями пленных под ключ под конвой червей прянет правда в пустые орбиты во всей красе нам потемки светлы потому что у них черней и подземный резерв наши мертвые наши все







_________________________________________

Об авторе:  АЛЕКСЕЙ ЦВЕТКОВ 

Алексей Петрович Цветков родился 2 февраля 1947 года в городе Стани­слав (Украина, ныне Ивано-Франковск). Жил в Запорожье, Одессе, Москве, учился на химическом факультете Одесского университета, на факультете журналистики и историческом факультете МГУ. Был участником поэтической группы «Московское время». Эмигрировал (1975) в США. Один из редакторов газеты «Русская жизнь» в Сан-Франциско (1976–1977). Доктор философии (1983). Преподавал в Диккенсовском колледже (штат Пенсильвания). Окончил Мичиганский университет, диссертация об Андрее Платонове. Работал на радио «Голос Америки», затем долгие годы — на радио «Свобода» в Мюнхене и Праге. Автор множества стихов и прозы, переводов с английского и польского. Лауреат Премии Андрея Белого (2007) в номинации «Поэзия», и «Русской премии» (2012). Живёт в городе Бат-Ям (Израиль).


* Фотография Анны Голицынойскачать dle 12.1