Ксения Букша. НЕ ВОЙДЕТ НИКАКАЯ ВЛАСТЬ

Редактор: Евгений Никитин





Комментарий Евгения Никитина:
С радостью представляю подборку новых стихотворений Ксении Букши, которые производят на меня огромное, гипнотическое впечатление: происходящее в них совершенно непредсказуемо, эти тексты неимоверно обогащают мой опыт чтения. Попробую подойти к ним со стороны жанра. Последнее время в отдельных стихотворениях, то у одного автора, то у другого, я наблюдаю как будто возвращение того явления, которое называлось "пейзажная лирика", как правило, описываемая классической формулой: пейзаж есть метафора психической жизни. Совершенно другое у Ксении Букши: здесь природные явления отчуждены от субъекта, они не являются аналогией ничему, не иллюстрируют ничего. При этом они как бы сами обладают отдельной психикой и своим непознаваемым языком, встреча с ними - контакт с иным разумом, все переворачивающее, ключевое событие. Их отдельность объясняется сюжетом переделанной сказки о рыбаке и рыбке в одном из стихотворений: дед пытается добиться отклика от синего моря, но в отличие от оригинальной сказки, напрасно, - море ни в какой диалог вступать не собирается: "в помертвении времени, старик видел/ эту косую черту поперек моря" - преодолеть эту черту он не в состоянии. "Что ты (...) подаешь тогда знаки и знаки", - спрашивает старик, не получая ответа. В определенном смысле это очень кафкианская структура взаимоотношений: человек и Замок, человек и Закон - в каждом случае человек беспомощен в своей попытке постичь Власть. Но мне кажется, здесь море (а в других текстах: винные поля, ржавые карусели, дождь и т.д.) - не Власть, а, наоборот, пространство, от нее свободное (в том числе от интерпретаций), и как раз поэтому нам недоступное, так как мы неспособны на контакт, не подразумевающий Власть (желание, обладание, манипуляцию): "не войдет никакая власть/ в разваренные, размазанные края/ трещины на стене". Все это, конечно, только первое приближение: эти насыщенные, многозначные тексты каждый волен прочитать по-своему.



* * *

винные поля сохнут и кипят
огоньком в жаре слабо двигается
каждый кипящий шар
немного приподнимается, колеблется
тянется оторваться, приблизиться к самому верху
где самый крупный шар, огнём прозрачный в глубину
сморщивается, становясь всё слаще
нет тени ни под одним листом
сам в себя вкрутую уваривается сок
вращается внутри, доходя до
точки определения смысла

море падает и
снова падает
а тень не падает, все тени
уходят наверх

 

* * *

1

Больница тикает над обшарпанным кругом
песка и ржавых остовов
горки, каруселей
штукатурка облупилась
над всеми маленький магнит
проступает в розовом небе

2

Мир спокоен что не кончится ночь
мы спокойны что не кончится ночь
на ржавой карусели
между теплеющих рябин
медленно промокающих берегов
чёрного слепого пятна

3

Снеговики
с липкими ртами рябин
красная темнота в их животах
спокойно светят и тают дальние берега
над блюдцем чумы поля
близко к глазам начинается снег

4

Потемнело. Там
где дорога поворачивает в поле
видно слепое пятно острова
розовеет темнота начинается снег
медленно проворачивается карусель
перед зимой и ночью

 

* * *

тридцать три года глядел старик в синее море
в синем море слышалась только нота соль
виднелась только одно золотое стеклянное
слепое пятно си
старик вставал на колени в своем разбитом корыте
в своей легкой дощатой лодке, которую качала поступь
водной ямы, нарисованной, послюнив иглу, иллюзорными
лазурными завитками и виноградинами
лопающимися, выколотыми точками;
вставал на колени и лазерным взглядом
то одного то другого синего глаза
вперялся в буруны, вбуравливался в глубины,
но оставалось бесплодным синее море
и не выкатывало старику никаких раскидистых предложений
бонусов, ни впридачу полцарства, ни панихиды,
одним словом — ничего.
Помертвел старик, побелел от соли
встал старик, шатаясь (а вода убегала
из-под лодки стоячей, и солнце, солнце
ело плешь ему) и простер типа длань свою бросил ключи в море
перестань звонить тогда что ты гонишь
что ты воешь каждую ночь что ты
пену рвешь и чёрной чумой
на моем камне, на моих костях
на черствой траве и на тех огнях
которые вблизи крыльца отпрянут каждый раз
как шаг сделаешь в черничник, рвешься в клочья; что ты
подаешь тогда знаки, знаки и знаки
терзаешь меня взглядом, взглядом и взглядом
неотступным, так что я все тридцать три года
проходил как раздетый; попробуй тогда, запрети мне
попробуй тогда, закрой мне
а то что ты всё да и не да
а и не а

но вода все шибче
убегала из-под лодки, и там, вблизи, но в отдалении,
в помертвении времени, старик видел
эту косую черту поперек моря,
отделявшую светлую воду от темной
отделявшую камень от семени
где угасала его память касаясь дна
старик это видел и истлевал

а вдали на холме таяли сахарными горстями чудные храмы
на воздухе, и гора крестовая плыла в густом черничнике
и зеленел воздух прозрачностью мешал дышать
и рисовались розы и лазурные иллюзии
и помидорные рассады
на тихом воздухе, на полях моря, на пологе неба.



ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ

время подвоха, время близкого горя
заваренного как старый чай в квадрате двора
где липы
начинают желтеть и сохнуть
галдит толпа одноклассников
пахнет чем-то тяжелым (краской, teen spirit,
георгинами в руках завучихи
обрызганной то ли дождем
то ли слезами звона
из динамиков в окне первого этажа)
брызги в квадрате двора
обмазанного сливочной краской
(новости дня: у кого-то умерла мама: и сразу за ней отец:
одноклассница от менингита: суицид: аборт)

(ну а потом и кровью
брызги стекла в каменном квадрате
пыль под высоким безрадостным потолком
последняя слюна
дрема в полутьме ужаса)

так вот — день подвоха, подсасывает, неволя
слабый жар, лихорадка уже начинается, в три дня
приведёт к концу: уже
подташнивает, но сидишь и непрерывно
держишь в себе чужую смерть
черно-белой хроники о блокаде, радиации
урока гражданской обороны

(трейдингового зала
когда на канале bloomberg слоятся пиксели
а снаружи воют сирены)

слабый жар,
неяркие кружевные тени
над улицами, подсыхают листья
солнце подразумевается, слабость нарастает
кончились уроки, и впереди пустота
желтоватая странная пустота
отравленная навеки



* * *

вода вкривь и вкось льётся по окнам
ржавая вода и пена обливает окна
кипит бетон и разрывает голову
залитую изнутри бетоном строительной пеной
дождь разрывает окно
щели окна вскипают, разбухают рамы
стекла разрывает дым, прогорклая вода
льётся и кипит в коричневой пыли
наливаясь снова
выкипая из себя



* * *

вышел на крышу
сел лицо повертел как антенну
вверх направил под ледяную сыпь
не просыхающий ветер апреля
мая отбеливающий холод
рушится ржавая жесть узлы проводов
треугольными ложечками свистят
в створках узких улиц как в ушах
ветер градины дробит о жесть
искрами швыряет в глаза



* * *

город как зеленоватый леденец в темноте
в створах улиц зеленеет пыль
сквозь всё чёрное видны цветы
яркие нити голосов на чёрном
иду пробираясь вперёд сквозь гущу
воздуха, темноты, пыли, потёков краски и голосов
вокруг, внутри сдвигаются пласты чёрного воздуха
оборачиваешься: всё переменилось отяжелело
но кто там шёл за мною
по той стороне в полосе
выцветшей темноты



* * *

цветок растет в бензиновой пыли
никогда его не заметишь
небольшое тепло его тела
тёмное пыльное устье
скрыто пульсирует почти не виден
темно, мерно, неподвижно
без движения подрастает пыльно-жёлтый цветок
на обочине взгляда
неподвижная ужасная скорость в нём
вихрь неподвижного света
слепота



* * *

вот сквер Галины Старовой-
товой
где были мы с тобой
вот конституция моя
квадрат-
ная трёхцвет-
ная
казалось, этот первый цвет
как первый снег да что там эх
казалось, этот цвет второй
синей доски полу-
сырой
ну а про третий помолчим
казалось нам, что он здесь ни при чём
но мы ведь сами тоже
без причин
вот конституция моя
такая водка свежая (и белая)
такой полусырой горбыль (и синий)
а это тут случайно  что-то  разлилось
вот конституция моя
переверни
переверни
всё что угодно делалось со мной
но только всё это происходило не со мной
не войдет никакая власть
в разваренные, размазанные края
трещины на стене
открой закрой открой закрой открой
на обороте слова
на обороте слова
на выдохе на вдохе
вон конституция моя
прозрачная красная невероятная
разматывается наверху клубком
размазывается над ветвями разгорается
над городом расступается
пусть всё видимое распускается как взрыв
жидкий жёлтый воздух плавится на обороте улицы
тёмным окончанием когда нас нет
мы тем спасены
приди оборвана темна
невидимое пустынное лицо
огонь шевелится в пустыне
а в сквере сеть осенняя истлела
разорванная изнутри



* * *

шумит напротив грязный день короткий
грязный день растение сухое
короткий день на середине
ребристый мерзлый свет: немытое окно
показывает углубившееся небо
углубление неба, его углы
и что-то ждёт за поворотом
пустого круга



* * *

бессмысленные речи
с полуоткрытым ртом
гуляет по тусклым лестницам
девочка с котом
хлопнула дверь: не хватятся
не звякнут ключи на веревке
луковицы с горькими косицами
пыльные морковки







_________________________________________

Об авторе:  КСЕНИЯ БУКША 

Родилась и живёт в Санкт-Петербурге. Окончила экономический факультет Санкт-Петербургского Государственного Университета. Автор Автор более десятка опубликованных книг прозы, среди которых «Завод «Свобода», «Мы живём неправильно», «Жизнь господина Хашим Мансурова», «Открывается внутрь», биография Казимира Малевича. Выступала также как переводчик поэзии и прозы с английского и польского языков. Публиковалась в «Знамени», «Новом мире», «Воздухе» и др. Лауреат премии «Национальный бестселлер-2014». Премиальный лист «Поэзии» (2019).скачать dle 12.1