ВКонтакте
Электронный литературный журнал. Выходит один раз в месяц. Основан в апреле 2014 г.
№ 216 март 2024 г.
» » Анна Мучник. НЕ УСПЕЛИ КУПИТЬ ПОДАРОК

Анна Мучник. НЕ УСПЕЛИ КУПИТЬ ПОДАРОК

Редактор: Анна Русс






* * *

Мы везём с собой в животах, глазах и мечтах нашу забытую богом провинцию.
Бухой Обухов с оплывшими лицами, печенью и в тапках, ах, как, болит голова.
Небольшой студенческий Томск с небылицами:
В кармане четушка, а напротив горят деревянные кружева,
Военный городок с засекреченным именем, где на девчонок косятся солдаты,
И Омск служил местом ссылок, а ты в нём жила когда-то.
И потому портовая Барселона нам так провинциально близка,
Когда-то по Барселонете выхаживали моряки пьяные так слегка,
А теперь туристы, ещё более пьяные, но чуть меньше воняют рыбой,
И мы, маленькие девочки в бикини, на пляже прячем стыдливые улыбки.
Мы вырываем с корнем наши мечты о лучах солнца и славы,
Чтобы прорасти на баварских землях, туманном Альбионе или где-то под Пармой.

Мы везём с собой в животах, глазах и мечтах нашу забытую богом провинцию,
Чтобы вернувшись домой вспоминать как это по-русски говорится.



И вновь не постираны вещи

И вновь не постираны вещи. Ведь так хочется делать вещи.
Не только вещи в кровати, но, например, распланировать занятия.
Нам также уж больно охота: писать и читать, и работать.
Но наши идеи летают свободно, когда чёрное с белым давно немодно.
Нам хочется также a veces1 и в слякоть:
Посплетничать, поумничать и поплакать.
Отжаться хотя бы три раза, сесть на шпагаты,
Хоть денёк побыть не потным и не помятым.
А поймав кусок вдохновения, иметь возможность дописать стихотворение.
И не мчаться, опаздывая куда-то,
Проклиная будильник, неспанные ночи и неудобные кровати.
Мы же все, всё-таки люди, у нас поэтому на первое х** на блюде,
На второе достоинство, честь и смелость,
На третье общее развитие, перспективы и зрелость.
На десерт всё остальное.
И побольше.
У нашего разума есть разумные границы, ткани мозга, череп, время.
И избитая рифма бремя, как нельзя лучше описывает ситуацию
Конфронтации между хочу и буду, умею и хочу.
Лень. Что-то я недомогаю. Пожалуй, схожу к врачу.
Врач уставится с умным видом в карту. Само собой,
Скажет: «Да, всё у вас нормально, ей богу!
Вот только… Если… проблемы с головой?
Попейте травки, сходите к морю,
Пока комары и продавцы мохито-сервеса-бир2 вас не уморят.
Да и что вы так напрягаетесь, думаете один вы так по свету шляетесь?
Как дерьмо в бочке, как с камнями почка.
Один-единственный, кто ищет свой уголочек,
Понимаешь ли.
Мы все бинарны: хочу не хочу, смогу помогу,
Не смогу помучаюсь, что не помог, да уйду.
Нас всех, дружок мой, колбасит, бесит, хреносит,
Как у Элли (или Дороти в оригинале), у которой дом ко всем чертям уносит.
Так и шляемся по миру в поисках простого счастья,
Усложняя на пути, попадая в ненастья.
Наполняя воздух сожалением к другим и к себе. Чаще к себе, возможно.
Но мы же люди, нам в общем-то всё, что не запрещено, то можно.
И слава богу. Хоть жаловаться.
А то нам Эллям без ключа от двери дома родными окажутся стены дурдома,
Друзья и подруги Содома.
Вам это чувство тоже знакомо?
Слишком простые рифмы, незаконченные предложения.
Запропастились куда-то инструменты для самовыражения.
Наверное, пылятся в кладовке под грузом времени.
Пишешь на ходу, а вдруг это вредно для печени?
Британские ученые ещё, конечно, ничего такого не доказали.
Но их советы мы в гробу видали. Нас советами и просьбами вообще заебали.
В том числе, пожалуйста, не выражайтесь плохими словами,
А то уши наши и души, ну, очень тонкие.
А слова ваши и пьесы такие звонкие.
Стоишь у входа, забыв про печали и спешку.
Спрячь в сумку ужимки, недоеденный бутер, усмешки.
Расправь грудь, урок проведи…
А стихи свои нескладные подправишь в автобусе на обратном пути.



Хорошо бы уехать на дачу

Хорошо бы уехать на дачу, запереться, забаррикадироваться,
Не в Венецию и не в Грецию, а в родную нашу Курлецию транспортироваться
К комарам-кровопийцам на ужин отбиваться ведром-дымокуром,
И к соседке за молоком, к ребятишкам её белокурым.
Посадить виктории куст, поливать обильно из лейки,
И гулять от яблони до жимолости между грядок по тонкой аллейке,
Повисеть между соснами в гамаке,
От мошкары отмахиваться томиком Мандельштама,
Ночью включить свет и считать комаров на потолке,
Прокатиться по кочкам на велике, по буграм до местного универсама.
Собирать грибы по пути на речку и гречку сварить на ужин,
Спасаться от оводов удочкой и сачком,
Пойти не по главной улице и всё равно прийти в свой дом
Мыть посуду холодной водой и наутро узнать, что простужен.
И затопить баню, запарить берёзовый веник, повторить все прежние махинации и схемы,
Обсудить на кухне перед картой мира важные геополитические темы.
Хорошо бы уехать на дачу запереться, забаррикадироваться.



В метро

Как томительно ехать в метро, когда под рукой нет книги.
Мучительно всё от потной толпы до падающего велосипеда.
Спасают только арахис в кармане, да сладкие фиги.
Стоишь, опершись о поручень или стоящего рядом соседа.
Пытаешься удержать равновесие.

Люди же, не привыкшие таскать за собой томик Гёте,
Так же не любят опозданий, как и сборники стихотворений в мягком переплёте.
Время, на самом деле, относительное понятие.
В строфах поэта или между строк у хорошего писателя.

А удержать равновесие всё равно не получается.



Барселоне

Густой асфальт, морской прибой,
О, эти рыжие коленки
Летят ромашками по взъюченной прямой,
И вверх тормашками раскиданы по стенкам
Граффити розовых слонов,
Под светом фонарей мерцающих оттенков разнобой
Стремится покорить нездешних див
Старинными мотивами и разворотом дуг,
Но им на скорости вселенской недосуг
Под тяжестью теней рассматривать залив
На кирпичах оставленный трясущейся рукой артиста,
Что уж забыла, как шуршит волна,
Как соль ласкает голень сёрфингиста.
Средь серых стен замедлилась она.
И никому неинтересны
Её дрожанье и тоска по дому,
И жмут перчатки, слишком тесны,
И руки просятся на волю,
К костру, к теплу, к чему-нибудь простому.



* * *

Машины бегут по прямой
Шкворчащей, бурлящей рекой.
Покинутые велики по соседству
Стоят на привязи. Средство

От грусти, меланхолии, тоски —
Снять оковы, мотор завести
И лететь, раскрыв крылья вольно,
По звуковым волнам колокольни.

Остановиться, достигнув моря,
Закрыть глаза, выдохнуть и не спорить.
Нарисовать на песке спирали,
Посидеть, помолчать у причала.

Стаи чаек взбивают крыльями облака.
Волны тянутся к ступням, а пока
Не достигли ног белые моря строки,
Лишь солоны мысли и щеки.

И то ли поэту прописана солёная вода,
То ли это слепая химия и судьба.



Не успели купить подарок

Диван пуст, разбросаны подушки,
На столе из-под кофе кружки.
Забытые рубли, раскиданы провода.
В холодильнике котлеты, в чайнике остывшая вода.

Подкрашу ресницы тушью.
Нас разделяют города.



* * *

Мы вырвали себя за волосы с корнями без остатка,
Чтоб посадить на благородной почве зарубежного мегаполиса
И тыкаемся, как беззащитные куропатки,
На велосипедах без переднего колеса.



* * *
                                         Владимиру Захарову

Куда, куда же ты ёжик? Куда же ты побежал?
Зачем несёшь с собой зонтик? Откуда ты его взял?
Такое морозное утро, на улице минус сорок,
Куда-то бежишь с зонтом, скользя по ледовым коркам.
Из окошка смотрю — не пойму, чего ты там бегаешь, ёжик?
Не может, не может быть дождик,
На улице минус сорок.



Вечная жизнь

На меня из пластикового окна кабинета пластического хирурга
Смотрит пластмассовый манекен, а я иду мимо с собачьим дерьмом в целлофановом пакете.
И так везде, куда бы я не ходила,
Меня преследует пластик и целлофановые бахилы.
На массаж, к зубному или, скажем, в баню,
бахилы вёдрами, чтобы не пачкался пол под ногами.
Борьба с бациллами ведётся бахилами на входе в любое медицинское и не медицинское заведение.
Мы любим, чтобы везде и всё было стерильно чисто,
На полу следы от ботинок нам исключительно ненавистны.
И даже любимое пирожное: шоколадную картошку завернули в пластик,
Видимо так гигиеничнее, а я до боли люблю сладкое.
Сметана, молоко, кефир, орешки морковка, даже морковка, и та в пластиковом пакете,
Такое ощущение, что других материалов не существует на этой планете.
Джорд Карлин как-то шутил, что видимо человек был создан в процессе эволюции
Это и есть его высшая цель жизни, так сказать, единственная человеческая функция.
Я не сплю ночами, вижу поролоновые кошмары,
Гипсокартонные стены, натяжные потолки, подоконники, выключатели, всё кругом сделано из пластмассы.
И даже мои вечные спутники карандаш и ручка
и те с пластмассовыми мундирами неразлучны.
Не станет меня, не станет великой нации, но где-то
Так и будет лежать дерьмо моей любимой собаки в прозрачном целлофановом пакете.



В тихом гаме масалы-кафе

В тихом гаме масалы-кафе, в терпком запахе кофе,
Прощальные вдох и выдох, на обшарпанной улице d’en Mònec.
В забегаловке, где когда-то курили и пили вино,
Вымыты полы, покрашены стены, свет сквозь большое окно.
И мне не грустно и не смешно, но на душе сквозняк,
Гадаю на кофейной гуще, что же пошло не так,
И кофейной пеной поднимается шквал волнений,
Море волнуется раз и два, поднимая подол сомнений.
Кто загадывает наперёд, знает, как измерить пространство щепоткой соли,
И вновь запутавшись в широком подоле,
Семенят, спотыкаются голые лодыжки,
Туфли лодочкой, ладони сложены на груди, изумруды глаз отчаянно бесстыжи.
Твои цыганские корни пробуравили серый асфальт,
Твои чёрные волосы уложены, лишь выбивается седая прядь.
Время идёт вспять, пробегая кардамоновые поля, прорезая полосами седые леса,
Не гневи молитвами пустые безбожные небеса.



Не спорить

Город теней, неисписанных ручек, неисполненных форм, неиспытанный чувств,
Где ты шатаешься летом в такую жару?
Зачем дышишь пыльной немощью мощеных дорог,
А не свежестью пихтовых веток, отсюда и на восток?
Сколько пролетит растворенных в душном воздухе минут,
Где под тяжестью выхлопов и мыслей мухи мрут,
Прежде чем отправишься в славную страну борцов-пахлаванов?
Когда оставишь своих собутыльников- розовых слонов полупьяных?
Пора, пора. Не медлить же больше ни шага,
Бежать по острию выбеленной бумаги.
Не осматриваться на былые подвиги Гомера,
Не загадывать на будущее, не искать, где младые гетеры
Откроют свои секреты.
Не надо это. Не надо это.
Солнце. Горы. Облака и море.
И не спорить. По возможности, не спорить.



Summer in Siberia

Лето в Сибири. На небе нет солнца, лишь облака...
Нет не облака – всё затянуто тучами. И дождь моросит. Завтра
Не будет теплее топленого молока.
Да и зачем нам лето, правда?
С тоской на пару пить кипяток с мятой,
Это всё, что останется делать с книгой в руке.
Это всё, что останется делать с лицом помятым,
Под дождём не качаясь на гамаке.
Теннисный стол одичал от такого лета,
Сорокоградусная жара в Италии и Испании шлют приветы.
Пляж, пешие прогулки, походы в горы-
всё не про нас. На полу обогревательные приборы.
Зато затоплена баня.



* * *

Хотелось бы влюбиться в темноте,
И так, чтоб голос не имел значенья.
Как сотворение души, как сотворение мира,
Так сотворение любви пусть будет тоньше, но прочней эфира.



* * *

Поле жёлтое-жёлтое, небо синее-синее
Облака белые-белые, и простые-простые линии,
По асфальту мокрой дороги,
мчать и мчать на высокой скорости
Забывая смотреть под колёса-ноги,
И не чувствуя смены полости.
Березовые ветки зеленые проедают набежавшую серость,
И такие же зеленые папоротники наливаются соком спелым.
На обочине сидеть с краковской,
Перочинным ножом резанной.
Проводить время за спорами,
О чём-то таком бесполезном.
Вот бы жить средь берёз в местности
Не особо так заболоченной.
Поменять городские окрестности
На денёк иль на два как получится.



* * *

За окном чирикают ласточки
А в каком-то номере любовь.
Не дотянется строка до точки
И начать придётся сызнова и вновь.
Странно быть услышавшим прохожим,
Странно стать услышанным и всё же.
Птиц воркующие перелеты,
Скрип матраса, скрежет ножек.



* * *

Как тополя с обрубками-ветками, с обрубленными руками,
Мечемся в поисках лучшей жизни со связанными ногами,
Перевязанными устрицами мокнущих глаз,
Этот мир написан кем-то не нами и не для нас.
Поэты задыхаются под весом выхлопных газов,
Сосенки чахнут от засилья офисных клерков и научных работников.
Было бы меньше шин, туфелек и цветных стразов,
Стало бы меньше мусора, спиртных напитков и блевотины.
Городские пыльные улицы голубями запружены.
Мы сидим без работы простуженные, ненужные,
Серость расходится по венам рысью,
Стол натолкнулся на колено, запнулся мыслью,
О том, что поэты задыхаются под весом выхлопных газов,
Тяжело дышать, когда ты даже не поэт, но не переносишь надух серой заразы.



* * *

Тихая вода, зелёные холмы,
Под белым тополем мы перешли на ты
Машины проезжают вникуда,
И томно стонет сизая вода.

Прохладным камнем на брегу пустом
Накрыта жизнь: там копошатся муравьи. Потом
Пройдут века и снова тополь опадёт,
Остынет озеро, но время не замрёт.

По золотым пропорциям могучими домами
Застроены пустыни муравьями
О числах Фибоначчи не думают они.
Мы сквозь века, по-прежнему на ты.



__________________
1. Иногда (исп.)
2. мохито-пиво-пиво (исп.,англ.)







_________________________________________

Об авторе:  АННА МУЧНИК

Поэт и прозаик, журналист и преподаватель языков. Родилась в 1991 году в городе Томске. Окончила Томский политехнический университет. Издавалась в журнале «Радуга» и в альманахе участников фестиваля «АРКА-ФЕСТ». Организатор проекта «Вино и проза».скачать dle 12.1




Поделиться публикацией:
2 203
Опубликовано 20 мар 2020

Наверх ↑
ВХОД НА САЙТ