Алексей Порвин. ДОПОЛНЯЯ ГЛЯДЯЩЕГО

* * *

Дополняя глядящего, входит новый
объект и говорит: «короткий путь –
это я, ну а вы готовы
облаку тишину вернуть?»

Пустота заполняется: вынем прежний
ненужный способ землю знать ступнёй,
путь до неба лишь добрый срежет,
прочие перетопчут зной.

Допотопная речь соблюдает волны:
зеркальной гладью – сердце лишь одно
будет, веря в набор неполный:
помысел, человек, окно.

Пустота заполняется: вынем сушу,
освободим от хлама разговор.
Звоном, хлещущим землю (душу),
ширится проливной простор.




* * *

Ветер наполнен мутью траекторий,
свитых в рисунок папиллярный, но
легко найти оправданье жизни,
взявшей свои шаги у дождя.

Тыщи касаний правят это время:
криво не будешь по душе идти,
лишь ровный след тишине потребен,
сходства с ветвями чтобы избечь.

Думало сердце двинуть на вершину
вдоха, чтоб всё от чистоты зашлось,
но в разговоре о важном медлит –
значит, обвито тенью лозы.

Мелочью капель звякает всходящий
ливень по склону, скользкому для слов,
лишь незначительной правдой живы
сонмы бессмертных, тронувших день.




ХОЛОД

Обронённая кем-то спешащим, валяйся,
карта местности, желтея вместе с листвой:
откуда здесь листья, когда безлесье
на все четыре стороны встаёт стеной –

(Из подлёдных бесед народились деревья,
крепкими стволами всё стоит немота,
а что о маршруте, лежащем криво
на карте жухлой, скажет поздняя вода…)

Покрепчало извечное древо побега,
чьи благие корни в рыбьих ртах? Говори,
размякнув от всхлипа дневного бога,
твоя разметка внятней, чем лучи зари.

Типографская краска смывалась, но всё же
сутью уходила вглубь волокон твоих,
теперь там потёмки, как будто в саже
измазалось нутро, когда огонь затих.




* * *

Всхлипнет моллюск, раковину продрав:
прозревать шаги людей – больней, чем верить:
сомкнуто небо с во́лнами, но тьмой дыряв
граничный предел, забыв о верной мере.

Втулка колёсная повторяет призыв:
забывший меру, будешь новым созданьем,
грядки прибрежья – взметнувшийся объел залив,
надзором ли ветошным станем?

Птица лущит чучельные глаза:
семена простора, ваше время в клюве
жаждет зазора, слышит в скрипе колеса́ –
свободу, не уместившуюся в люфте.

Славить неплотное примыкание дней –
осталось пустоте меж створок? Над нами
семя взрастает в своём падении быстрей,
чем в почве, политой слезами.




* * *

Болела глубина от всех попыток одержать
над ней победу тишиной, словами, верой,
а кто сказал ей – заселяйся в сердце: жить
всяк лучше в чистой местности мгновенной?

От мига к мигу создавать биеньем чистоту,
пренебрежительно сказав покров предметам:
«вы сами разве в силах укрывать звезду,
что светит через вас мятежным светом…»

Спешили на окраину вдыхать болотный дух,
надеясь вызвать в нём безболевую убыль,
от их присутствия – ночной туман разбух,
хоть сказан ожиданию сквозь зубы.

Душе в тумане места нет: выталкивайся, даль,
покой, подобный небесам, не жмись к трясине,
всего накопленного омуту – не жаль,
а прежней боли нету и в помине.




* * *

Вернуть, но нечего – тому, кто станет
и жестом возвращенья, и его идеей;
земля столетья слышит: «ты своё получишь,
когда сильней тебя взблесну».

Отвлёкся плотник, выкрик птичий слыша
вчера, а ныне молоко в дубовой кадке
занозу затаило, как таят обиду,
любовь, свободу, тишину.

Лишь ветер полировкой древесины
всё лето занят: ветви ждут другого блеска
(у человека – лишь заря просила время,
как просит жажду суходол).

Нутро своё безмолвно занозивший –
стоит и тыщу лет всё молит слово: ну же,
подуй на ранку, для того твоё дыханье
у чернозёма взято в долг.




* * *

Цветением придавлен воздух,
бредущий вдохом, предрекающий – не всё
белым снегом ляжет, прозрачным льдом –
творить туман словесный.

Что названо – подступит к сердцу,
попросит отменить тяжёлые цветы,
вынуть увяданье из лепестков,
побуквенно раскрытых.

Разломлен ствол, побиты травы,
сквозь хруст на волю выпуская зиму вдаль
белым соком, соком прозрачным будь,
родное истеченье.

Биеньем залучить всесильность:
живи, о солнце, кутаясь в яснейший ритм,
холод из разлома структур поёт,
как засиделся в правде.




* * *

Закрасить световые окна
хотят деревья, в краске извозив
своё шуршанье: будь оно бесцветным –
о золоте не вспомнила б любовь.

Для трещины, уставшей верить
в свою растущую свободой ширь –
нет продолженья лучше человека,
но в этих смыслах тонет вещество.

Выныривает лишь подвластный,
ладонью стиснутый, забывший все
другие участи: какое чувство
в несотворённые глядит цвета?

Малярной кистью, обмакнутой
в дневную речь, в рабочий разговор,
шуршит по небу всё, что не сгущалось
ни в эту правду, ни в другой в предмет.




* * *

Заросли сорной травы волнами
подступают к самому краю, горчат
невозможностью стать временами,
прожи́тыми назад.

Воробьиное безголосье, помни:
связан рот, как пленник, чем –
поклевал попятных высот в часовне,
чей фундамент не готов совсем.

Счастье большими глотками – как же
по-иному чувствовать новых себя:
о понятной оскомине скажет
молчанье воробья.

Экскаваторы опускают в яму
пустоту в своих ковшах:
всё равно воскреснет, хлебнув бурьяну –
горечь, горечь, ты моя душа.




ТРАДИЦИЯ

При распаде листа в немоту
свет зимы выделялся: кто
грустью прозревал причину, но не ту
по какой обжито ничто?

Давно уж к неосвоенной тиши
пускались прадеды, но кто вернулся… В молчащих
так много веры в гаснущий день души,
словно ночь взрастающей ложится чащей.

Обращается книзу, к земле
плоскость чувства о всех живых –
значит, не подсвечена ничем во мгле,
кроме перегнившей листвы.

Поговори, покуда путь искрист:
с испода освещаются скрипящие сани,
прозрачностью исходит последний лист,
снегом изымается из описаний.







_________________________________________

Об авторе: АЛЕКСЕЙ ПОРВИН

Родился в Ленинграде. Окончил филологический факультет СПбГУ по специальности «Английский язык и литература». Публиковался в журналах «Воздух», «Дружба народов», «Новый берег», «Волга» и др., а также в сетевых литературных проектах «TextOnly» и «РЕЦ».  Автор книг «Темнота бела» (М., Арго-Риск, 2009), «Стихотворения» (М., Новое Литературное Обозрение, 2011), «Live By Fire» (в переводе на английский, Cold Hub Press, 2011), «Солнце подробного ребра» (Спб., Инапресс, 2013) и «Поэма обращения. Поэма определения» (Спб., MRP, 2017). Стихотворения в переводах на английский, немецкий, итальянский, финский, французский, чешский публиковались в зарубежной литературной периодике и антологиях, в т. ч. в журналах «World Literature Today» (США), «Cyphers» (Ирландия), «Saint Petersburg Review» (США), «Ryga Journal» (Канада), «Diverse Voices Quarterly» (США), «Fogged Clarity» (США), «Action Yes» (США), «The Straddler» (США), «The New Formalist» (США), «Otis Nebula» (США), «The Northwest Review of Books» (США) и др. Лауреат премии «Дебют» (2012, номинация «Поэзия»), также входил в шорт-лист Премии Андрея Белого (2011, 2014, номинация «Поэзия»), шорт-лист премии «Белла» за лучшее стихотворение (2013). Живет в Санкт-Петербурге.скачать dle 12.1