Лев Оборин. ОБЪЕДИНЁННЫЕ НЕДОВЕРИЯ

 

* * *

Уродливые здания на горизонте,
представляю, расфокусировав взгляд,
  облаками;
вот наплывут в намеченный срок и выжмут
содержимое под песню итс рейнин мен
   халлелуйя;
как шелковица, сбросят темные комья,
сотен чернильниц потенциал
   разбивая.

Пятна и пятна и пятна и пятна и пятна — 
пока равномерно не будет покрыт асфальт
   и не будет
можно сказать, приняв ростральную позу,
что место выстрадано город выстроен на — 
   ну понятно;
пока самого не зальет кипятком историй,
пока не исчезнет возможность быть 
   непричастным.

Попаданцы паданцы оборванцы пятна.

 


* * *

Яблони все срубили, говорит дурачку коровка
но вот, заколи моего теленочка
и станешь отец родной
не настигнет, не скрючит ласточка
не найдет, не удушит слоник,
бесы не прилетят

Какой был ответ на это предложение,
что там дальше произошло, нам неведомо,
но говорят, что среди трудов,
пущенных на растопку неолысенковцами,
была и первая часть несбывшейся 
«Истории русского вегетарианства»

 


* * *

Как независим святой себастьян ежа
пусть интерес его шкурен — но незаметно
страдание; вместо него принюхивается расчет;
это не те места где пойма поет поймя
и не подходит для райского благоденствия сухость
лесной подстилки — но все же под ней
выдают себя медленной дрожью объекты. 
Коммуникации: в них каждый бит сам за себя,
и, однако, они до странного схожи
с подкожной периферией метро, тоннелями, где
еж человеческих рук поднимает перчатки варежки шапки
и кладет на рекламные короба, как цветаевский хлеб.

 


* * *

Видно на флайтрадаре: объединённые недоверия
нарезают круги над местами где их не ждут
атмосферу над ними затягивают как жгут, 
и так далее.

В мексиканской пустыне разрушенные строения
угрожают за оскорбление теночтитлана
пожалеем их: холодная ночь натекла на 
их пылание.

 


* * *

Свойство живого — лежать как труп,
прикормив новую жизнь,
обмякнув и скособочившись.
Распавшиеся так
закрытые дачные поселения,
дружества, институции —
были живы.
Выходи
(из петель),
шлагбаум!
Краска, слезай:
тебя давно ждут.
Снег над посадками, братец:
пора валить.

 


* * *

СЯУ, что скальпированная голова выглядит идеально; звезды, какое несчастье: вы — малое собрание сочинений; у твердотельного диска, хранящего черновики, нет волос; убедитесь, что кабель подсоединен; вы уверены? — двухаккордный выдох операционки слышен через секунду после того, как кончилось время.

 


КАНАЛ ГРИБОЕДОВА. БОЛЬШАЯ ДМИТРОВКА


1

                  Мите и Даше

Поэзия как вишлист. Ветер гонит рябь
к морёной гранитной границе,
за ночь перенастроены сенсоры, и из тебя,
кто начинает строить с колонны, плохой архитектор.

Воспоминание: снег. Ветровой утюжок
избирательно предпочитал фасады;
из запёкшегося румянца выныривают мосты,
по контрасту сказанное на них бессвязно.

Если заглядывать в окна, зимний фланёр
увидит, как приходят призраки в гости.
Несколько километров — дотянуться, чтоб подписать
отказ от ответственности.

Польза не та категория. Риск
шага, проблема лунного грунта —
где-то еще непарнокопытный впрыск
истории, русского бунта,

и ампирные розвальни вмёрзли в лёд,
воздух у льда становится разрежённей;
возвращаясь в уме с багажом гуглá, пешеход
на любое испрашивает у себя разрешенья,

но сейчас — анонимность обтёсанных валунов
гореумных, старопроцентных, поддатых —
Где ты теперь? Я в районе сотых домов.
Позвони, как дойдёшь до десятых.


2

                  Теперь никому

Вот здесь РГАСПИ
где сталинская писанина спит
под караулом шифров и тесёмок

секретные дела
разложит на поверхности стола
какой-нибудь взыскательный потомок —

не я; там вековая пыль
в ней на релятивистских скоростях
летят слова, за ними штамп несётся

поставить апостиль;
в них света нет, напротив них в грустях
витрины оплавляются, а солнце

закончилось вчера,
на мокром в ухо визгнет колесо
и снег пойдет навязывать кривые

совету федера
ции́федеральнóгосо
брани́яроссийскойфедераци́и;

о где просвет, скорей,
просвет сужается, он так далёк,
как я, дурной наследник

людей,
решительно в реестре не последних,
от них, и как архивный звездолёт

от нас;
Большая
все тянет лямку, превращаясь в наст,
смерзаясь и мерцая.







_________________________________________

Об авторе: ЛЕВ ОБОРИН

Родился в Москве. Окончил историко-филологический факультет РГГУ. Стихи публиковались в изданиях «Воздух», «Октябрь», «Волга», TextOnly, Poetry, International Poetry Review, Gazeta Wyborcza и др., в российских и зарубежных антологиях. Автор трех книг стихов. Лауреат премии журнала «Знамя» (2010). Переводил поэзию с английского и польского языков. Редактор образовательного проекта «Полка», редактор серии «Культура повседневности» издательства «Новое литературное обозрение», сооснователь поэтической премии «Различие».скачать dle 12.1